-= Клуб начинающих писателей и художников =-

Проза № 1

Аралия.

Остановочная платформа встретила пассажирку, как полагается, тусклым светом фонаря, тишиной и одиночеством. Девушка, нисколько не смутившись зловещей атмосферы, остановилась у края. Она глубоко вдохнула прозрачный ночной воздух, подняла изумрудный взгляд вверх и подарила луне безупречно белозубую улыбку.
В тишине раздался мерный лязг. А вскоре из-за поворота появился и его обладатель - скоростной трамвай. Последний рейс, высветив точеный силуэт поздней пассажирки, призывно звякнул и гостеприимно распахнул двери. Девушка изящно поправила тонкий ошейник под легким шарфом и легко вошла внутрь. Быстро осмотрев практически пустой вагон и не обнаружив явных опасностей, бросила осторожный взгляд из-под густых ресниц на одинокого пассажира в хвосте трамвая. Мужчина плотно натянул капюшон черной куртки и прислонился к окну, мерно посапывая. Девушка смешно сморщила курносый носик, уловила легкий запах спиртного и успокоилась окончательно.
- Аралия, месяц прошел, рада тебя видеть снова, - кондукторша отложила вязание, выдала билет и присела рядом. – В город?
- Ага, - звонко ответила пассажирка. – Надо по магазинам прошвырнуться, обувь новую купить, лекарства. Ну и мяса, конечно.
- А не поздно? – женщина выразительно посмотрела на часы.
- Так супермаркеты же круглосуточные, - хихикнула Аралия. – Во сколько первый транспорт обратно?
- В пять.
- Вот и отлично, до восхода успею, - девушка расслабилась и отвернулась, демонстрируя окончание разговора.
- Аралия, все хотела спросить. Тебе не страшно бродить по лесу ночью? – не унималась кондуктор.
- Не-а, - беззаботно отозвалась та. – Лес мой дом родной, чего там бояться?
- Молодая, красивая девушка, и живет одна, в темной чаще… это не правильно, - пробурчала женщина, возвращаясь к спицам и мотку яркой пряжи.

- Аралия? Редкое имя для девушки, - пассажир остановился рядом, слегка покачиваясь в такт движения трамвая. – Но оно тебе поразительно идет.
- Спасибо, - вежливо ответила девушка, почувствовав, как вспыхнули щеки под этим оценивающим взглядом. Заправив выбившуюся прядь рыжих волос, она обворожительно улыбнулась.
- Можно?
Не дождавшись ответа, мужчина уселся на свободное сидение и печально вздохнул.
- Ты такая красивая, жалко будет убивать.
- Что на этот раз? – искренне изумилась Аралия и вопросительно вздернула идеальные брови.
- Тебе днем запрещено покидать заповедник, тем не менее, ты регулярно это делаешь. В Министерстве природных ресурсов вопрос рассмотрели и вынесли определенное решение, - спокойно пояснил он, извлекая из-за пазухи постановление.
- Но, - растерялась девушка, прочитав предоставленный документ. – Я же никому ничего плохого не делала. Скот не драла, людей не пугала, собак не трогала.
- А вдруг? Мы не можем рисковать. Город растет и соседство тигра, да еще такого непоседливого, может стать серьезной угрозой.
- А как же пресса, общественное мнение? Думаете, удастся замять исчезновение «путинской тигрицы»? – ухватилась Аралия за спасительную мысль и слегка повеселела.
- Об этом мы не подумали, - хмыкнул охотник. – Вынесу вопрос на обсуждение еще раз, а это как минимум, месяц. А если постараться, то и на полгода растяну. Тебе явно везет.
- Конечно, - промурлыкала та, подсаживаясь ближе и тесно прижимаясь всем телом. – А как иначе, если на мне ошейник президента, твоими стараниями. Едем к тебе?
- Как же я по тебе соскучился, - фыркнул мужчина нежно ей в ухо, косясь на возмущенно следившую за перепалкой властительницу билетов. Девушка прыснула, похоже, в глазах кондукторши падать ей уже некуда.

Прошел месяц. Приближение полнолуния болью отзывалось во всем теле тигрицы, вызывая приступы неконтролируемого гнева. Чтобы успокоиться, большая кошка затаилась в кустах, рядом с узкими рельсами, наблюдая за веселой беготней трамваев. Тигрице удалось остаться незаметной, шикарная полосатая шкура надежно маскировала гибкое тело. Только нервно дергающийся кончик длинного хвоста выдавал опять ушедшего из заповедника зверя. Она никуда не торопилась, терпеливо ждала сумерек, чтобы лунный свет пробудил в неправильном оборотне обворожительную женщину, так любившую посещать город по ночам.


Проза № 2

ПОСЛЕДНИЙ ТРАМВАЙ

- Уважаемые пассажиры! Наш трамвай следует по маршруту до парка. Приносим свои извинения.
Этот электронный женский голос встречал меня в дверях трамвая каждый вечер, когда я поздно возвращался с работы. А поздно я возвращался всегда, и трамвай, на котором я ездил, был на этом маршруте последний.
Створки двери за мной со скрипом соединились, я устало поднялся по ступенькам, прошел по почти пустому салону и занял свое любимое место. Я всегда садился лицом к пассажирам, если они в этот поздний час еще были, и, не стесняясь, их рассматривал, пытаясь угадать их возраст, род деятельности и причину такой странной необходимости – ехать на ночь глядя в громыхающем трамвае.
Напротив меня сидела девушка. Приятная, молоденькая. Я решил, что она студентка, задержалась в библиотеке, пока готовилась к очередному семинару. Очередному? Да, очередному, потому что видел я ее довольно часто, она всегда занимала одно и то же место, как и я, и всегда у нее с собой была книжка. Всегда одна и та же.
Девушка, словно почувствовала мой взгляд, и подняла на меня глаза.
- Простите, - улыбнулся я как можно доброжелательнее, - Хотел незаметно рассмотреть, что вы читаете, но не получилось.
- Паоло Коэльо, - тоже чуть заметно улыбнувшись, ответила она и снова опустила взгляд на страничку.
Я не знал, что означает это сочетание звуков, никогда не интересовался современной литературой, но мужественно сделал умный вид и протянул:
- М-м-м… Интересно?
- Да, - она коротко кивнула и снова замолчала.
Вдруг, и так не ярко светившие, лампы на потолке трамвая замерцали и по очереди погасли. Трамвай немедленно остановился, пассажиры стали озираться по сторонам. Из кабины водителя показалась немолодая женщина в форменной одежде.
- Трамвай дальше не поедет. Видимо, обрыв линии, тока нет.
До парка оставалось еще остановки три. Я сокрушенно вздохнул и вышел на улицу. Моросил противный мелкий и осенний дождь, под ногами в свете фонарей плескались лужи. Я достал зонт, раскрыл его над собой, и пошагал вдоль рельсов.
Впереди я заметил девушку, что сидела напротив меня. Она шла в ту же сторону, торопливо стуча каблучками по тротуару. Я поспешил за ней, чтобы предложить ей свой зонт. Она благодарно улыбнулась.
- Давайте я провожу вас. Меня Роман зовут, кстати.
- Алена, - в ответ представилась моя новая знакомая.
Она взяла меня под руку, и мы двинулись по тротуару в сторону трамвайного депо. От Алены приятно пахло смесью цветочных запахов, клеем и немного хлоркой. Такое странное сочетание меня поначалу удивило, но потом моя попутчица рассказала, что она студентка, но по вечерам работает в цветочном магазине.
- Вы занимаетесь флористикой? – удивился я.
- А вы? – в свою очередь поинтересовалась Алена.
- Я преподаю в художественной школе, - ответил я.
Так мы и разговорились.
Я проводил девушку до дома, жила она недалеко от трамвайного парка, а мне предстояло пройти еще пару остановок.
Ночью я не мог сомкнуть глаз. В моей жизни все было неизменно подчинено некому ритму, я жил по расписанию: дом, работа, домашняя работа и работа на дому. Мои мысли и чувства тоже были подчинены этому расписанию – дома я думал о работе, на работе думал, что буду делать дома.
И тут появилась она.
В моей голове больше не осталось места, все мысли были только о ней. Я корил себя за нерешительность, что не попросил ее номер телефона. Мне непременно хотелось вновь с ней увидеться.
На следующий день я вышел из художественной школы чуть раньше, специально пропустил один трамвай моего маршрута, чтобы снова увидеться с Аленой. Но девушки в салоне не было. Я опустился на свое любимое место, но на этот раз настроения рассматривать пассажиров у меня не было.
Не встретил я свою студентку и через день. Потом были мучительные выходные, в которые я не мог найти себе места, сколько бы не пытался занять чем-то руки. Мысли об Алене поглотили меня целиком.
В понедельник я не мог дождаться конца рабочего дня, хотя уже почти потерял надежду вновь увидеть Алену. Помогая задержавшемуся ученику справиться с расстановкой цветовых акцентов на хрустальном бокале, я не заметил, как опоздал на свой трамвай. Подбегая к остановке, я увидел, что двери его уже закрылись, и он с громким лязганьем набирает скорость.
- Ах ты, консервная банка! – в сердцах выругался я.
Мне ничего не оставалось, как пойти пешком. Если повезет, через пару часов буду дома. На следующей остановке я заметил одиноко стоящую фигуру.
- Роман! – окликнул меня знакомый голос, когда я уже собирался пройти мимо.
- Алена? – удивился я, - Что вы тут делаете?
- Вы опоздали, - девушка смущенно опустила глаза, - Я решила составить вам компанию. Вы не против?
Против? Конечно же я не был против!
Мы неспешно пошли вдоль трамвайных путей, не обращая внимания на давно сгустившиеся сумерки. Алена несмело взяла меня под руку, это всколыхнуло в моей душе такое чувство нежности, что я не удержался и поцеловал ее, когда мы прощались у ее дома. Девушка смущенно опустила ресницы, от чего мне захотелось обнять ее и больше никогда от себя не отпускать.
И я больше не отпустил.


Проза № 3

ТРАМВАЙ СМЕРТИ (хоррор).

Билли Чикано по прозвищу Свечка ехал в пустом вагоне трамвая навстречу новой жизни. На пустошь опустилась ночь. Взошедшая полная луна и звёзды ярко блестели на небе. Но в их сиянии таилось нечто зловещее и недоброе, словно в блеске глаз Вавилонской Блудницы. Путь Билли Чикано пролегал через опасную местность и вёл в Мексику. Там он свято надеялся скрыться от правосудия с мешком награбленных денег.
Внезапно Билли подскочил на месте!
Трамвай дёрнулся, остановился, а затем стал резко набирать невероятную скорость, подобно аттракциону на американских горках! Билли Чикано поднялся и, держась за поручни, потопал со всех ног к машинисту, чтобы узнать, что стряслось. Дойдя до машиниста, Билли замер от неожиданности. Машинист был недвижим, подобно изваянию. Чикано почувствовал, как страх медленной, ползучей змеёй подбирается к его телу, от чего оно стало покрываться гусиной кожей. Машинист был мёртв!
Ноги Билли подкосились. Он увидел безжизненное тело машиниста, которое уже начало подавать признаки разложения. Несколько назойливых блох и мошек облепили голову трупа. Застывший в гримасе рот распространял крайне неприятный запах. В пустых глазницах мертвеца лениво двигались какие-то насекомые, уже успевшие найти себе обильное лакомство.
Билли Чикано с криком отпрянул назад.
Нужно бежать. Снова бежать и скорее забыть это отвратительное зрелище!
Билли Чикано разбил окно прикладом дробовика. Но трамвай ехал с очень большой скоростью, при которой покинуть его было бы очень проблематично без ущерба для собственного здоровья и жизни. Чикано высунул голову в открытое окно трамвая, чтобы разглядеть дорогу. Впереди показалась огромная вывеска, на которой горели буквы ярким огнём: “Welcome to Hell”.
Это дорога в Ад! Билли Чикано испугался не на шутку. Смерть никогда ещё не была так близка к нему.
Миновав вывеску, трамвай понёсся по мосту, который обрывался на полпути…
Билли Чикано с выпученными шарами посмотрел вниз и увидел огромную пропасть каньона, конца и края которой не было видно. Глубина бездны казалась неимоверно велика! Там, в этом бескрайнем Ущелье Мрака, обрывались все человеческие надежды на жизнь и спасение. Там, на самом дне скалистого Хаоса, сотни, а может быть, даже и тысячи отчаянных душ нашли своё последнее пристанище.
Не было пути вперёд. Не было пути назад. Оставался один-единственный путь – под откос.
Билли Чикано достал из-за пазухи продырявленную пулями Библию и начал читать молитву, взывая к Господу и положив руку на Священную Книгу. Никогда ещё он не был так близок к смерти…
Внезапно трамвай остановился у самого обрыва… Билли сразу бросил Библию и выглянул в окно. Бог услышал его мольбы и открыл путь к спасению!
Обрадованный, вне себя от счастья, Чикано поспешил к выходу через заднюю дверь трамвая, но путь его был преграждён.
Перед взором бандита предстали странные, тёмные фигуры, издающие вой и нечеловеческие звуки страдания и досады. Это были призраки! Павшие от руки Билли Чикано по прозвищу Свечка явились в этот злосчастный час, чтобы отомстить своему врагу. Духи убиенных, среди которых был шериф Джон Смит, застреленный Чикано в 19** году, братья Макмастерсы, повешенные в один день под кронами старого дуба в долине Льяно-Эстакадо, Сара Вермилион, потаскуха из борделя, задушенная подушкой в 19** году, преподобный Рэй Эдвардс, получивший шальную пулю в церкви Святого Патрика, дон Падре Хуарес, расстрелянный из пулемёта во время гражданской войны, какой-то безымянный индеец, даже черногривый жеребец Джошуа, забитый кнутом по пьяни, явился с того света и многие другие… Все те, кто был умерщвлён безжалостной и грешной рукой жестокого преступника, вернулись, дабы воздать ненавистнику по заслугам и совершить над ним суд Линча.
Билли Чикано узнал их. Он вспомнил каждого, чья душа отправилась в мир иной преждевременно по его милости. Мёртвые выстроились в ряд и, прижавшись к трамваю, изо всех сил стали подталкивать машину к пропасти…
Чикано воззвал к привидениям со мольбой о пощаде, упав на колени. Он слёзно просил их даровать ему жизнь, но мёртвые не слышали его.
Билли почувствовал, как трамвай падает с огромной высоты в глубокий каньон. Никогда ещё он не был настолько близок к смерти, как сейчас…
Преступник отчаянно закричал, и его крик громким эхом многократно отразился от скал! Он вздрогнул всем телом и затем… Проснулся от собственного храпа!
Это был сон. Всего лишь кошмарный сон
Билли Чикано по прозвищу Свечка облегчённо вздохнул. Он даже не заметил, как задремал в пустом трамвае, который вёз его в Мексику. Впереди была новая жизнь, а в руках – мешок с кучей награбленных денег. На землю давно опустилась ночь. Звёзды и луна горели на небе, но в их свете скрывалось нечто недоброе и опасное.
Неожиданно трамвай дёрнулся и стал набирать невероятную скорость! Билли подскочил с места и, взволнованно хватаясь за поручни, поспешил к машинисту, чтобы узнать, что случилось…

Проза № 4

Девочка Ди. Как я была изнасилована

Девочка Ди открывает гардероб. Тщательно выбирает наряд, подбирая платье под цвет ногтей, туфли и ремешок. Затягивает волосы в тугой хвост, считая получившийся образ очень экстравагантным. Её подруги, друзья, бывшие парни и нынешние воздыхатели будут шокированы и, может быть, именно сегодня на неё обратит внимание Гришка. Тело Ди покрывается мелкими мурашками от одной мысли: они танцуют вместе, а все вокруг с замиранием сердца и тайной завистью в груди, наблюдают за ними.
Девочка Ди красит губы красной помадой и наносит на запястье духи. Аромат сирени разносится по комнате. Такой желанный и нежный.
Девочка Ди вешает сумочку на плече и выходит во двор. Мама и сестра должно быть сейчас у соседей отмечают рождение первенца. Ребенок чуть не убил мать при родах. И чего здесь праздновать?
Девочка Ди подходит к воротам, оглядывается по сторонам и, убедившись, что её никто не видит, достает из трубы, выкрашенной голубой краской, пачку сигарет. С наслаждением закурив, Ди стучит каблучками по асфальту и дышит горелым воздухом (кто-то жжет сухие сорняки в огороде).
На трамвайной остановке Девочка Ди кидает окурок в урну и достает из сумочки зеркало. Она такая хорошая в вечернем сумраке, что её вновь посещают мысли о танце с Гришкой. Он должен оценить наряд, должен стать её, хотя бы этим вечером, и она готова быть его, и сегодня, и завтра, и навсегда...
Девочка Ди кладет зеркальце обратно в сумку и слышит, как вдали по рельсам стучит трамвай. Спохватившись, она начинает искать мелочь, сумочка срывается с плеча и падает на асфальт. Содержимое валится в разные стороны: звенит мелочь и ключи, губная помада катится во мрак остановки, а зеркальце разбивается.
Девочка Ди садится на корточки и начинает подбирать мелочь. Она не слышит уже ни трамвая, ни приближающиеся со спины шаги: разбитое зеркало ни к добру. Ди не может позволить себе слезы. Растекшаяся тушь не красит принцессу, а делает из неё Золушку. Этим вечером все должно быть на высоте. Все должны ей только восхищаться. Все должны ей завидовать. Парни должны её любить, а девочки ненавидеть.
Ди поднимается и поправляет платье. Трамвай уже совсем рядом - его свет слепит глаза.
Ди оборачивается, когда сзади кто-то хрипит. Она думает – зверь, и оказывается права. Перед ней стоял Гриша. Он приблизился так близко, что Ди чувствует запах самогона. Гриша смотри на неё мутными глазами, в руках у него бутылка пива, кажется, пустая, но Ди не уверена. Ей становится не по себе от пустого взгляда Гриши и она делает шаг назад. Но парень напирает, замахиваясь пивной бутылкой.
Девочка Ди падает на рельсы и закрывает глаза. Тонкой струйкой по щеке течет теплая кровь, капая на платье. Вечер уже испорчен и Ди, наконец-то, дает волю чувствам. Теперь уже неважно растечется туш или нет, доедет ли трамвай до остановки или остановится в паре метров от неё. Но Ди подхватывают на руки, и трамвай проносится мимо. Она еще слышит его звуки, чувствует дрожь земли от проносящейся мимо машины.
Девочку Ди несут на руках. Приоткрыв глаза, она видит березовую посадку и старый дом на окраине. Она не знает, кто здесь живет, и живут ли вообще: постройки старые, огород зарос сорняком. Пахнет здесь гарью и затхлостью. Старый дом, покосившийся временем, как из страшного сна - и туда несут Ди. Её закидывают на плече, и девушка чувствует запах пота от тела Гришки.
Девочку Ди несут на чердак и бросают на солому. Гришка присаживается рядом и медленно, словно играя, стягивает запачканное кровью платье. Ещё чуть-чуть и Ди чувствует его холодные дрожащие ладони: он боится её или желает до той степени, что зовется "сумасшествием". Девочка отворачивается, чтобы не видеть происходящего, но её взору открывается другая картина - они не одни на чердаке. Рядом лежит девушка, но тело её уже ссохлось и стало напоминать соломенную куклу. Ди с ужасом видит испуганный взгляд жертвы, застывший перед смертью. Кроме неё здесь побывали с десяток других, чьими телами теперь усеян чердак. И этот ужасный запах, который Ди приняла за старую солому, оказался запахом смерти.
Девочки Ди не чувствует, как Гриша глумится над ней. Только тихим больным голосом она повторяет "Нет", но парень продолжает, трогая её везде, целуя в шею. Не об этом мечтала бедняга Ди. Не так представляла все. И как же она ошибалась.
Девочки Ди смотрит в окно, сквозь которое на чердак пробивается фонарный свет. Гриша встает и натягивает штаны. Затем он подходит к стене и зарывается руками в солому. Найдя что-то, он возвращается к Ди.
- Девочка моя, - говорит он тихо и садится на коленки.
Девочка Ди видит шприц и ампулу, поблескивающую в руках Гриши. Он делает Девочке укол ниже живота, целует в то место, куда уколол, и уходит.
Девочка Ди слышит, как защелкивается замок и небыстрые шаги, уходящего Гришки. Горячая волна, рождаясь глубоко внутри, идет наружу и Ди вырывает.
Продолжая лежать на соломе, Ди смотрит в глаза своей соседке. Сколько она здесь лежит? Неделю или две? Месяц? Сколько здесь пролежит она, прежде, чем её найдут? И откуда-то издалека доносится дрожь, проезжающего трамвая. И почему она на него не успела?
Если верить в самое лучшее, обязательно что-то пойдет ни так...

Проза № 5

Мусорные мешки.

- Что-то вещичек у тебя много, - с сарказмом заметил машинист. Он стоял перед входом в вагон и курил. Странный такой: вроде высокий, а вроде и нет, и лицо какое-то размытое. Прищуриваюсь, а разглядеть все равно не могу. Наверное, устала очень. Да еще и эти мешки тяжелые: пока донесла – совсем выдохлась.
- Мне все это нужно. Я еду далеко, - отвечаю.
- Куда же? – ухмыляется он.
Пожимаю плечами:
- А вы куда путь держите?
- Вперед, - он как-то странно смотрит на меня и злобно ухмыляется: - Знаешь, что там?
Качаю головой.
- Тогда садись.
Мужчина отходит в сторону, открывая проход в вагон. Сомнительно осматриваю поезд: в вагонах горит свет, и в каждом из них у окон сидит по одному человеку. Как странно.
- А почему все без соседей?
- Так вещей много – никто больше не помещается, - говорит машинист так, как будто это слишком очевидно.
Я пожимаю плечами, подхватываю мешки, забрасываю их внутрь и взбегаю по ступенькам, а потом напоследок оглядываю перрон, утопающий в мягкой синеве теплой весенней ночи. Вокруг – ни души. Вдыхаю воздух полной грудью, и кажется он мне таким приторно-сладким, что становится противно.
Вагон маленький, в нем лишь одна койка, ели мешки втиснула. Через окно вижу, как машинист выбросил окурок и зашел в кабину. Странный какой, сам встречает, даже проводника нет. И билет не требовал.
Поезд трогается, слегка набирает скорость, и я уныло наблюдаю, как желтые огни перрона остаются с темнотой.
У меня такие поездки часто бывают. Правда, рано или поздно возвращаюсь домой. Довольная. Только вот от мешков устаю – тяжелые, зараза. Смотрю на них и думаю, что надо бы разобрать вещи. Кто знает, когда этот поезд остановится? А со своим барахлом комфортнее как-то.
Достаю из ближайшего коробку со старыми мобильниками. Их здесь штук пять. Включаю первый, а в нем стоолько фото столетней давности! Школьные друзья, учителя, собака, которая умерла много лет назад. Работает агрегат очень медленно, и пользоваться им я точно не буду, но выкинуть не могу. Ни один из них. Память же!
Из этого же мешка вытаскиваю туфли, в которых ходила на выпускной. Гошка Жукин тогда поцеловал меня в первый раз. Эх! Кожа на них изрядно потрепана, набойки стерты. Примеряю – широкие и жутко неудобные. Мне бы от них избавиться, да жалко как-то.
Поезд медленно скользит по рельсам, и я начинаю раздражаться. Так мы никогда не прибудем в пункт назначения!
Смотрю другие мешки: чего в них только нет! Старые фото, дневники и журналы, безделушки, которые последние годы хранились в коробках, какие-то записи. Нахожу картину, подаренную бывшим мужем, и замираю. На ней изображены какие-то сиреневые цветы. Зачем она мне? Страшная и совершенно безвкусная. И кому только в голову пришло написать такое?
Сажусь на кушетку и думаю о том, что не готова проститься с ней. Это последняя вещь, что осталась от мужа. Пусть мы давно не вместе, и чувств уже нет, но если я её выброшу, то наши отношения исчезнут навсегда.
Откладываю картину в сторону и пытаюсь дотянуться до следующего мешка, но внезапно поскальзываюсь и, чтобы удержаться на ногах, делаю шаг назад – прямо на мерзкие сиреневые цветы. Хрямс! Дыра от каблука прямо по центру. Злюсь на себя, открываю окно и в сердцах выбрасываю ошметки в темноту. А следом летят дневники с воспоминаниями о первой любви и ошейник умершей собаки. Затем вышвыриваю браслеты, подаренные предательницей-подругой, и альбом с фотографиями меня семилетней – с этой ужасной челкой, которую мама отстригла мне собственноручно.
И, может, мне только показалось, но поезд наконец набрал скорость. Не отдавая себе отчета, я выбросила почти все и обессиленная подошла к окну, вдохнув теплый весенний воздух. От сумасшедших свежих ароматов закружилась голова, и я засмеялась – громко и задорно.
Поезд с бешеной скоростью несся вперед, а я все смеялась и смеялась. Мне казалось, что я могу взлететь. И вагон уже казался не таким маленьким – места на десять человек хватит!

Когда поезд остановился, я увидела незнакомый перрон. Впервые я вернулась не домой, а в какое-то новое место. Я не знала, что там, мне было страшно, но как только машинист открыл дверь, я уверенно спустилась по ступеням. Вокруг стояла все та же мягкая синяя темнота, и луна в окружении тысячи звезд сияла ярче любого фонаря.
- А где твои мешки? – спрашивает машинист, закуривая.
- А..там, - беззаботно машу рукой куда-то влево.
- Как же ты без них теперь? – ухмыляется он.
- Новые соберу, - пожимаю плечами.
Машинист прищуривается и как-то недоверчиво говорит:
- Прям все-все выбросила?
- Неет, кое-что оставила, - хлопаю по маленькой сумочке в руке. – Кое-что легкое, но очень мне нужное на новом месте.
Обращаю внимание на другие вагоны: в них по-прежнему горит свет, и у окон сидят люди в окружении огромных мешков.
- А эти куда? – киваю на них.
Машинист усмехается и выбрасывает окурок.
- Обратно.
- Так они же выйти могут.
- Могут, да разве они понимают, что мы остановились?
- Так давайте скажем им.
- Всему свое время.


Проза №6

Просто трамвай.

Ну, наконец-то! Три месяца ожидания, и вот он здесь, со мной. Один на один. Правда, он пока об этом ещё не знает. Вон как довольно улыбается, наверное, предвкушает спокойный вечер в кругу своей семьи. Я однажды видел их вместе: жена - тупая блонда с силиконовыми губами и двое спиногрызов, в идеально сидящих на них костюмчиках. Интересно, что он забыл в трамвае? Опять от любовницы едет? Хотя, если не хочешь светить свою тачку, то ведь есть такси. Экономит небось. Такие, как он, всегда на мелочах экономят, зато потом яхты покупают. У меня же денег хватило лишь на деревянные кресты. Не потому, что я жмот, просто все деньги ушли на адвоката. Всё зря. Кто богаче, тот и прав. Ну, ничего. Месть, то самое блюдо, которое от долгой готовки становится лишь вкуснее. Он потерял бдительность, хотя в первые недели после его оправдания в суде, боялся из дома нос высунуть. Я просто ждал. Ждал, когда он заживёт своей обычной, размеренной жизнью. Ведь так будет проще с ним разделаться. Когда я думал об этом, то думал именно этим словом - "разделаться" - мысленно я разделывал его , как мясник свиную тушу, только вся разница была в том, что я разделывал его ещё живого. Его визг закладывал мне уши, кровь хлестала из разрубленных конечностей, а я смеялся. Иногда мне казалось, что ещё чуть-чуть и наброшусь на него с топором прямо на улице, у всех на виду.
Ещё пара остановок и будет кольцевая. Я долго ждал этого дня, и не упущу ни минуты его страха и отчаяния. Спасибо тому инженеру, что придумал этот обычный с виду, но непростой внутри вагон. Здесь царь и бог - я, простой вагоновожатый. А пассажир - просто букашка, бесправная и бессловесная. Опытный образец достался именно мне, и я благодарен создателю за это. Никогда, даже в самых смелых и страшных думах своих я не мог представить, что простой трамвай станет орудием возмездия в моих руках. Надеюсь, он не подведёт меня.
Вот и кольцо, назову его "кольцом ужаса", быть может когда-нибудь я книгу напишу про это, ладно, посмотрим. Сейчас аккуратно заклиню все переключатели и пути назад уже не будет. Последний взгляд вперёд на рельсы, и гашу свет. Он даже не дёрнулся на неожиданное отключение, тем более, что света достаточно от фонарей, стоящих вдоль дороги. Ну, вот я и в салоне. В руке топор, в окне вижу своё отражение - ничего такого безумного, ни горящего взгляда, ни трясущихся губ. Я спокоен, ведь скоро - моя остановка - место, где я позволю выйти себе на волю и стать свободным от всего. Он поворачивается на звук закрывшейся двери, и в его глазах мелькает недоумение, которое сменяется страхом при взгляде на топор. Я просто стою, стою и молчу. Я думал, что тупо наброшусь на него и буду рубить до тех пор, пока не сломается топорище. А сейчас просто стою и смотрю. Время тянется, как жевательная резинка, вагон заходит на второй круг, а мы всё стоим напротив друг друга и молчим...

Поэзия № 1


Ну вот и всё. Трамвай уходит в ночь.

По рельсам путь проложен в бесконечность,
Где сквозь туман сливаются в одну
Мои мечты, как ветреное нечто,
Грядущим днём уходят в старину.

Душа богата памятью о лицах
О судьбах тех, с кем был давно знаком
И жаждет с миром ночью раствориться,
Взойдя бесшумной тенью на перрон.

От пункта звёзд вечернего сиянья
До предрассветной станции “The End”,
Без остановок, боли и стенанья -
Всего один, значительный момент.

Обратный взгляд в раскрывшуюся пропасть
Не так легко всем сердцем превозмочь.
Гудок зовёт прибыть на место к сроку.
Ну вот и всё. Трамвай уходит в ночь.


Поэзия № 2

Убежал последний трамвай –
Ну, теперь пешочком давай…
Закурю, спокойно пойду,
Как когда-то в ночь упаду.
А деревья тихо стоят
И таинственно тени хранят.
С наслажденьем воздух вдохну,
Посмотрю я вверх, на луну.
Воздух свеж, стрекочут сверчки,
Впереди горят огоньки.
Все ж спасибо, старый трамвай -
Подарил ты мне ночной рай.


Поэзия № 3

Апельсины в трамвае лежат на полу,
Люди входят и не замечают.
Я в трамвай захожу, моё место - в углу,
У окна стоя, плеер включаю.

Апельсины лежат, апельсины горят,
Как игрушки на праздничной ёлке.
Дребезжание стёкол. Колёса гремят.
Люди - как помидоры в засолке.

Воздух терпкий. Я знаю - так пахнет беда.
Ужин подан. Отравлено блюдо.
Это страшный трамвай - он идёт в "никуда",
Стартовав в пункте "из ниоткуда.".

Всяк кто в входит, во тьму и одет и обут,
Руки чёрные, лица - тем паче.
За окном уже ночь, бесконечен маршрут,
Только свет апельсинов всё ярче.

И мы все пропадём, но никто не кричит,
И позвать не посмеет на помощь.
Апельсиновый свет всё сильнее горит,
И стою я в углу, словно овощ.

Знай, что страшная смерть - не всегда страшный суд,
Два вагона навек в бездне сгинут.
Но я верю, что нас апельсины спасут,
Фрукты солнца людей не покинут.

***

Наш водила бормочет под нос ерунду,
Он смеётся. Зачем ему помощь?
Свет в салоне мерцает, как уголь в аду,
И стою я в углу, словно овощ.


поэзия № 4

О прЫнцах!

Мою подружку
Зовут Наташка.
Ждёт принца долго
И с блонд-коняшкой.

Всё выбирает,
Как привереда.
То масть не катит,
То принц невежда.

То ростом мЕлки -
И тварь, и парень.
То слишком жадный,
То мОзги парит.

Другие рады
Любому пони.
А этой надо
Элитных кОней.

Кошель потолще,
Седло покруче,
Сама была бы
Как та Белуччи.

Хотел Наташку
Ввезти я в рай...
Зачем мне Бентли?
Куплю трамвай!


Поэзия № 5

Полуночный трамвай

Раскинулась ночная даль,
Луна и звезды дарят свет свой.
Легко полуночный трамвай
Летит по светлым лунным рельсам.
Бесшумно, будто чья-то тень,
Проедет по ночным кварталам.
Пристанищем он станет тем,
Кто опоздал, чей круг начало.
И тем, нашел друг друга кто,
И тем, кто этой чудной ночью
Надежды полный видит сон,
От дел уплыл, сомкнувши очи.
Горит в салоне яркий свет.
Бежит трамвай, звенит тихонько
И совершает переезд
От прошлого вчера в сегодня.
Сияют фары, липкий страх
И мглу густую разгоняя,
Всех заблудившихся в потьмах
От зла ночного избавляя.
Бывает это только раз.
В таком трамвае ехать счастье.
Он не для тех, чей дух угас
Под суетного мира властью.
Все предрассудки победив,
Не упусти свой шанс чудесный.
В волшебный рейс он в тот же миг
Тебя возьмет по лунным рельсам.


Поэзия №6

Литературная, культурная игра в трамвай 

Литературно, культурно играть
Буду я в этот рисунок.
И силой мысли его превращать
В образы своих задумок.

Едет трамвай в одинокой степи,
По монотонным рельсам,
Тёмной, такой, что не видно ни зги,
С таким одиноким сердцем.

Скучно ведь, правда и честно уныло?
Добавлю в картину красок:
И вот уже образ - уныние сплыло
Нет в нём уже грустных масок.

Едет трамвай, золотисто играя,
На солнечных ярких лучах
Всюду пейзажи, так нежно лаская,
Несут его вдаль на руках.

Ярких эмоций тебе захотелось,
Пожалуйста, бац, - рельсы вверх
В миг всё петлею большой закрутилось
Вниз резко – снова наверх.

Хочешь, трамвай по воде вдруг поедет?
Хочешь, пройдёт под водой?
Хочешь, препятствия он вмиг объедет?
И рельсы пройдут над землёй.

Или не хочешь, и вновь станет грустно
Мой разум вернёт всё назад
Литературно и очень культурно
Вернёт всё на прежний расклад.

Будет трамвай одиноко так ехать
И скромно луна сиять
Рельсы лежать, а не резво бегать
И степь так же всё увядать.

Вроде всё также, но ты не заметишь
Поэт всё ж оставит своё -
Ты по пути обязательно встретишь
Того, кто писал это всё.

В какой-нибудь миг, на какой-то стоянке
В трамвай этот загляну я
И образов сладких, красивых и ярких
Охапку сорву для тебя. 

Проза № 7

Зеленый трамвай весело бежал по рельсам. Единственный пассажир поправил воротник шикарной шелковой рубашки и опять погрузился в свои мысли, пытаясь понять одну вещь. А именно: как он, наследный принц эльфийского Светлого леса, мог оказаться в этой некомфортной и дребезжащей коробке на колесах.
- Следующая остановка – Дунайская! – радостно произнес голос из динамика.
Вагоновожатая покосилась в зеркало заднего вида на странного пассажира, заметила, что тот не сдвинулся с места, и отвернулась, сосредоточившись на ярком пятне фар.
- Нет, ну как так? – горько разговаривал сам с собой Альтаниэль, ежась от гулявших по салону сквозняков. – Пространственный переход точно не активировал, порталы мне недоступны, куда я вообще, попал?
Он с тоской посмотрел в окно на чахлые кустики, мелькающие в темноте тут и там по обочинам, на одинокую луну, и тяжело вздохнул. Глаз выхватил очередной столб с фонарем, принц помимо воли вздрогнул. Синяк под глазом тут же заныл, напоминая о супруге.
- Красавец! – поздравил сам себя наследник эльфийской короны. – Сам виноват!
Он легкой походкой направился к голове трамвая.
- Девушка, - пропел он нежно вагоновожатой, - а разрешите вас отвлечь?
- Разрешаю, - хмыкнула та, и зарделась, так ее давно не называли, уже лет тридцать. Вдвойне приятно слышать такое от молодого мужчины.
- А где я нахожусь?
- В трамвае, - логично ответила женщина, продолжая улыбаться.
- Н-нет, вы меня не поняли, планета какая, - уточнил эльф.
Вагоновожатая скосила глаза на длинные уши пассажира, внимательно рассмотрела длинные волосы, серебристый плащ, небрежно накинутый на высокую и очень гармоничную фигуру, на большое синяк, расплывающийся над левым глазом мужчины, и неожиданно зло произнесла:
- Как же вы мне все надоели! Ну почему всегда в мою смену?
- Не понял, - вздрогнул эльф.
- Сейчас объясню, - сурово пообещала вагоновожатая, останавливая трамвай и выходя в салон. – Смотри, видишь вон те двери?
Она указала на одну сторону, эльф задумчиво кивнул.
- А теперь посмотри на другую сторону, что там?
- То же самое, - отозвался Альтаниэль, не понимая, о чем речь, двери выглядели совершенно одинаково.
- И выход есть в обе стороны, - терпеливо продолжила женщина. – И влево, и вправо, так?
- Ну да.
- А теперь слушай сюда, если ты еще, хоть раз, изменишь жене, и выберешь левые двери, будешь в этом вагоне кататься вечно. Каждый день, с пяти утра до двенадцати ночи, я понятно объяснила?
- Да, - ошеломлено пробормотал эльф и с размаху сел на ближайшее сидение. То встретило его жесткой основой, обманчиво обтянутой дерматином, эльф поморщился. – Кто вы?
- Вагоновожатая! – гордо произнесла женщина, не спеша возвращаясь в кабину и плавно трогая вагон.
- Но откуда?
- Привычка, - хмыкнула женщина. – Я уже двадцать лет езжу на этом маршруте. В полнолуние чего только не появляется. Орки - были, тролли – были, а вашего брата и не счесть. И у всех причина одинаковая. Значит так, расплачиваешься за проезд и идешь мириться с женой.
- Согласен, - вздохнул эльф.

Рассчитавшись кольцом с крупным алмазом, принц исчез. Вагоновожатая хищно улыбнулась, и махнула рукой, делая замысловатый пасс. Фигуру женщины окутал легкий дым, а когда рассеялся, очень красивая эльфийка не спеша прошла в здание депо. Она достала из кармана пачку денег и протянула ее грузной женщине за столом.
- Все получилось? – бесцветно поинтересовалась ты, не отрывая взгляд от телевизора.
- Да, спасибо, - пропела эльфийка. – Этот вечер он запомнит у меня надолго! Ну а это так, моральная компенсация.
Красавица достала из кармана перстень и любовно его погладила.
- Эх, мало ему врезала, - печально добавила она. – Ну, ничего, если повторит – возьму сковородку! Это то посолиднее будет.
Она серебристо рассмеялась и исчезла вслед за супругом.
- Бред, - помотала головой диспетчер и опять уткнулась в телевизор. А на площадке одиноко стоял трамвай, скучая под звездным небом.


Проза № 8

Гордость нации

Уезжать далеко от дома было волнительно. Ченг был первый житель своей деревни, который уезжал из нее так далеко. Его даже показали по национальному китайскому каналу в репортаже о студентах, выигравших стипендии для учебы заграницей. Им гордились. Ченга разрывали два чувства - тяжести долга перед всеми, кто надеется на его успех, и радостного волнения достижения цели, которая была вполне досягаема для многих и практически недоступная для таких, как Ченг – получить европейское образование.
Чтобы получить образование в своих краях, на юге Китая, Ченгу приходилось каждое утро вставать до рассвета, ехать в ближайший город и проводить там весь день. Нагрузки были просто колоссальные. Но что об этом вспоминать? Все позади, а впереди поездка всей жизни. Знал Ченг о Венгрии совсем мало, кое-что из истории Австро-Венгрии, что-то о Листе и гуннах во главе с Аттилой. Это было даже лучше, ничто не ограничивало его в мечтах о том, как он проведет эти два года в Будапеште. Ченг время от времени заходил в библиотеку, брал том энциклопедии, где была статья о Будапеште, и рассматривал фотографии – мост через Дунай, Парламент, церковь и небольшое фото зеленого трамвая номер 47, в окнах которого были лица людей. Только так Ченг мог взглянуть на венгров до своего приезда. «Я обязательно прокачусь на этом трамвае», - пообещал себе Ченг. Он хотел по возвращению в Китай иметь возможность сказать: «А ведь я прокатился на этом самом трамвае».
Перелет был долгий, с пересадками и проверкой визы на границе. Когда Ченг, наконец-то, добрался до своей комнаты в общежитии, он был измотан, а ведь учебный год начинался уже завтра. Ченг хотел прилететь раньше, но мать настояла, чтобы он больше времени провел дома.
Первое утро в Будапеште показалось Ченгу самым прекрасным утром в его жизни. Когда он спустился на первый этаж общежития, где все иностранные студенты собрались вокруг куратора, Ченг увидел такое разнообразие культур, лиц и нарядов, что даже испугался. Как общаться со всеми этими людьми? Благо, учеба проходила на английском, а значит, один инструмент общения у него есть.
Куратор провел перекличку и вывел студентов на улицу к трамвайной остановке напротив общежития. Какого было удивление Ченга, когда подошел трамвай номер 47 и куратор жестом показал на него. Первый день, а Ченг уже выполнил свое обещание. Трамвай шел с окраины, где проживали студенты, до центра Будапешта. Ченга поразило разнообразие пейзажей, которое сменилось за 40 минут поездки. Трамвай проехал рядом с парком с заросшим газоном, обогнул небольшую площадь с позеленевшей от времени и дождей статуей, прошел через несколько тоннелей, стены которых были разрисованы. Вынырнув из одного такого тоннеля, трамвай оказался на берегу Дуная. Вдалеке Ченг увидел тот самый мост. Рядом с ним была их остановка, от которой куратор повел всех до университета. Ченг обернулся на мост и на трамвай, который неспешно скрывался за поворотом.
Первый день был напряжённый –экскурсия по кампусу, инструктаж по технике безопасности для иностранцев (их предупредили, что в обществе растут ксенофобское настроение и популярность ультраправой партии) и первые лекции. Неудивительно, что когда Ченг вышел из дверей университета, на улице уже смеркалось. Он направился к остановке.
На полпути до общежития, в трамвай зашла компания молодых людей. Ченг сразу обратил внимание на их одежду. В его деревне так никто не одевался. Да и теплая сентябрьская погода не предполагала ношения таких высоких тяжелых ботинок и кожаных курток. Компания состояла из 5 молодых людей и одной девушки. Ченга поразило и то, что ребята выпивали прям в общественном транспорте. «Но разговаривают они громко, как китайцы», - отметил про себя Ченг и улыбнулся этой мысли.
Его улыбка не прошла мимо взгляда девушки из той компании. Она ткнула молодого человека рядом с собой локтем в бок и указала на Ченга. Молодой человек сказал что-то громко на венгерском и остальные засмеялись. Затем он начал двигаться в сторону Ченга, тяжело ступая. Ченг неосознанно вжался в сидение. Венгр остановился напротив Ченга, остальные стояли рядом. Ченг не понял, что ему сказал этот венгр и попытался выжать из себя улыбку. «Я не говорю по-венгерски», - произнес он на английском и обвел глазами других пассажиров трамвая в поисках помощи, хотя бы в переводе. Пассажиров было немного – худенькая старушка, спрятавшаяся за газетой, спящий мужчина, от которого разило спиртным, и молодая мама, с ребенком лет пяти , которая опустила глаза и обхватила ребенка покрепче.
Венгр сказал Ченгу еще пару фраз, понять которые Ченг не мог. Он даже не понял, как его голова резко откинулась вправо от удара кулаком в челюсть. Зато он резко ощутил вкус железа во рут и понял, что это кровь. За первым ударом последовали еще, пока Ченг не сполз с кресла на грязный пол трамвая и ударился головой. Когда Ченг потерял сознание, его били ногами шесть человек. Когда они закончили его бить Ченг не знал, как и не знал, кто вызвал скорую.

Проза № 9

«Убегая от демонов».

Я бежал по темной улице, и редкие прохожие удивленно оборачивались мне в след.
«Почему они не бегут?», - думал я, на ходу утирая ладонью вспотевший лоб. – «Ведь последний трамвай уйдет через считанные минуты. Потом будет поздно!».
Сокращая путь, я свернул на еле заметную в темноте тропинку и прибавил ходу, прорываясь сквозь кусты. Я устал, но очень боялся опоздать.
«Нельзя останавливаться! Только вперед!».
Эти слова постоянно крутились в моей голове, прокручиваясь как заезженная старая пластинка, и от этого, наверное, появилась жуткая боль в висках.
Я выбежал к остановке и увидел его, одинокий трамвайчик, готовый тронуться в путь. Вскочив в него, почти уже на ходу, я уселся на первое сидение у двери и тяжело дыша, огляделся. К моему удивлению кроме меня и водителя в трамвае никого не было.
«Почему они все остались?», - с ужасом подумал я. – «Потеряли последний шанс вырваться из города, переполненного демонами!».
Я еще раз оглядел салон трамвая и только сейчас заметил черного кота, сидящего под сидением неподалеку от меня.
«Откуда он здесь?».
Тревога снова стала нарастать, я почувствовал нервное покалывание в кончиках пальцев.
- Чего уставился? – сказал я коту и быстро отвернулся к окну, чтобы помешать животному нагло пялить на меня зеленые глазищи. Но продолжал все ровно ощущать на себе его взгляд, даже почувствовал покалывания под левой лопаткой.
Ночной пейзаж за окном, немного отвлек меня от неприязни к коту и слегка успокоил. Трамвай двигался по открытой и ровной местности, невысокие деревья, росшие вдали от путей, на фоне яркой полосы заката казались черными. Я приподнял голову и увидел большую желтую луну. Мне она сразу показалась зловещей, впрочем, как и все остальное тоже – эта пустынная местность и этот чертов кот в придачу, сверливший своим взглядом мою спину.
Вдруг трамвай неожиданно остановился и в салоне погас свет. Я вжался в сидения, предчувствуя что-то нехорошее, кровь пульсировала в висках, снова причиняя боль. Вражина кот пошевелился под сидением, я с трудом мог разглядеть его в темноте, а он меня видел, это я знал точно, потому как, был освещен лунным светом, словно прожектором.
«Вылезай на свет, демон, и я смогу за тобой следить».
Кот словно услышал мои мысли, он как то странно выгнулся и выполз на середину салона, освещенную лунным светом. Только это уже был не он, а существо отдаленно похожее на кота, довольно крупное с вытянутой клыкастой мордой и несколькими щупальцами как у осьминога вместо лап. А зеленые глазищи остались прежними и как прежде пялились на меня.
Я инстинктивно поджал ноги, готовый отразить нападения в любую минуту, но тут отворилась дверь кабины водителя, и оттуда тяжелой походкой вышел человек. Да, это был человек - сверху, а снизу черте что, потому как стоял он на очень толстых ногах, покрытых крупными чешуйками, а его пальцы похожие на куриные звонко постукивали по полу когтями.
- Приехали! – сказало чудовище густым басом и сделало пару шагов в мою сторону.
«Окружили, демоны!», - подумал я, пытаясь открыть окно, но передумал, потому как, снаружи увидел странных существ в белых одеяниях, они заглядывали в окна трамвая, тыча в меня длинными искаженными пальцами.
Я в ужасе закрыл глаза, чтобы не видеть всех этих монстров и вдруг услышал до боли знакомый голос:
- Ну, что же ты Васенька опять подался в бега? И опять на последнем трамвае. Не хорошо. Сбил с ног медсестру Тамару, санитарке Светлане, надел на голову ведро с водой, а она ведь только хотела помыть пол в твоей палате.
Я открыл глаза и радостно улыбнулся, в салоне горел свет, монстров уже не было, обычный черный кот сидел под сидением, а передо мной стоял Олег Иванович, мой добрый доктор.
- Вставай, Васенька, поедем обратно в больницу, в родную палату, Светочка уже помыла пол, а Тамарочка ждет тебя не дождется, чтобы сделать укольчик.
Олег Иванович бережно, но крепко, взял меня под руку и сказал мед брату Грише:
- Прихвати кота, нечего ему болтаться по трамваям, пристроим его на кухне, будет там главным над мышами, а то они уже озверели, демоны.

Проза № 10

Поворот не туда

Завод позади меня не зажёг ни одного огня. Даже на проходной темно, надо же. Всё. Продукция не выпускается уже год, всех, кого только можно сократили, а теперь сокращают всех остальных. И меня тоже, как же иначе. Вот уже пятнадцать минут я безработный и свободный как ветер. Даже слишком свободен, во всём мире меня никто не ждал. Что мне делать с этой свободой – я ещё не решил. На севера двинуть? Возможно...
Закатные краски медленно угасали, на небе уже мелькнули звёзды. Я по привычке поискал знакомые созвездия, но тут же отказался от этой идеи. Не то настроение, совсем не то. Мелькнула мысль пойти пешком, спешить было совершенно некуда, но тут вдали показался последний трамвай.
Трамвай ехал медленно, словно давая шанс тем, кто не успел дойти к остановке. Старый, откуда только такой откопали. Каких же это годов? Неважно. И номера нет, в депо, что ли едет? Да и пусть, от депо мне две остановки пройти.
Раньше, когда завод работал в полную силу, в это время выходила вторая смена. Одним трамваем в те времена было не обойтись. А сейчас трамвай шёл пустым. Вожатый, или правильнее сказать «вожатая», да кондуктор на задней площадке. Неважно. Меньше народу – больше кислороду.
Я протянул кондуктору купюру, получил билет и горсть монеток, которые не глядя, сунул в карман. Тётка лет сорока на меня даже не глянула, так и пялилась в окно. А сдачу-то она точно отсыпала? Не имеет значения. Ничто не имеет значения.
Устроившись на обитом дермантином сиденье, я посмотрел в окно. Закат уже погас окончательно, лишь облака на западе слегка светились. Большинство домов стояли тёмными, нормальные люди уже спят. И Катя тоже, наверное, спит. Со своим мужем. Вот так, стоило отлучиться в армию, так самая лучшая девушка сразу утешилась с другим. Типа, не для меня, козла, такая ягодка росла. Что же, пусть будет счастлива.
Трамвай затормозил, девушка-вагоновожатая вышла, держа в руке какую-то железку. Стрелка. Значит всё-таки в депо. Переведя стрелку, вошла, бросила на меня взгляд больших зелёных глаз. Надо же, а красивая. Она уже скрылась, и трамвай тронулся, а у меня перед глазами всё стояло девичье лицо.
- До конца? – хриплый голос кондуктора отвлёк меня от эротических мыслей.
- Да.
- Ну, смотри, – тётка протопала в заднюю часть вагона. А подошла беззвучно. Или я был так увлечён чудом в спецовке?
Когда я посмотрел в окно, первая мысль была, что я сплю. Трамвай шёл по совершенно незнакомой местности. Не было в окрестностях нашего города никакого водоёма. А здесь, не дальше, чем в сорока метрах от путей, расстилалась обширная водная гладь. Широкая полоса галечного пляжа, несколько домиков странной архитектуры… Я сплю? Или свихнулся?
Я произнёс вслух своё имя. Обычно при этом меня выдёргивало из сна, но сейчас безотказный метод не сработал. Похоже, не сплю. А значит всё серьёзнее. Онейроид какой-нибудь? Или ещё что-то в этом духе. Блин, психиатр меня год назад осматривал, ничего не нашёл. Ну и дела. Как в одной детской книжке: «В чьём же это я уме? Должно быть в чужом». И что теперь делать?
Поразмыслив, я решил, что ничего. Если я свихнулся, и на самом деле сижу в обычном рейсовом трамвае, то на конечной вызовут скорую – по крайней мере, я на это надеялся – и отправят туда, где таким самое место. Интересно, а можно как-то определить, свихнулся я или нет? У Лема в «Солярисе», кажется, был метод. Припомнить бы подробности.
Пока я так размышлял, трамвай въехал в какой-то городок и, свернув в переулок, остановился. Полоса света над горами – а тут и горы есть – стала ярче. Рассвет? Похоже, ночь прошла, а я и не заметил.
- Конечная, – сзади донёсся скрипучий голос кондуктора.
- Незнакомая местность, – сказал я. – Куда это я заехал?
- Хех – она усмехнулась. – Не буду я тебе объяснять, пусть Эля объясняет. Она девочка молодая, вот пусть и оправдывается теперь, почему тебе дверь открыла. Вылазь.
Проходя мимо кабины, я бросил взгляд на вожатую и встретил немного смущённую, но искреннюю улыбку.
- Присядь вон туда на скамейку, я сейчас трамвай загоню и выйду. Подождёшь минут двадцать?
«Да я тебя хоть два дня подожду» - чуть не вырвалось у меня, но я лишь кивнул и вышел. Достал из кармана полученную от кондуктора мелочь. С удивлением прищурился, рассматривая в тусклом утреннем свете совершенно незнакомый герб, да и значки на противоположной стороне ничуть не напоминали привычные арабские цифры. Что же, по сравнению с остальным, это уже не удивляет.
Эля показалась довольно быстро, на мой взгляд, не прошло ещё четверти часа. Спецовку она успела заменить на более приличную одежду, теперь на ней были брючки и канареечная ветровка. Девушка подошла и взяла меня за руку:
- Пойдём пока ко мне, позавтракаем, а по дороге я тебе всё объясню.
Я шёл рядом с ней, любовался её улыбкой, и в голове у меня мелькнула мысль, что если это бред, мне совсем не хочется из него выходить.

Проза № 11

Путь к спасению. (Антиутопия).

-Сто двадцать три! – после долгой паузы послышался нудный, протяжный крик. Я сделал шаг вперёд. Охранник сморщил своё лицо так, словно он выпил лимонный сок. Как же он меня ненавидел, сколько ненависти и злобы он излучал от своего тела, и, когда я приблизился к нему ещё на шаг, схватил меня за шиворот, повалил на пол и принялся нещадно избивать…

Я проснулся через два часа в кровавой луже. Руки не хотели двигаться, голова кружилась, а в ногах было ощущение, что их связали. Тусклая лампочка горела в этом помещении. Я попробовал приподняться на колени, чтобы удостовериться в том, что профсоюз выполнил своё обещание. Лотерейный билет лежал в кармане, а цифры 2592 блестели в отведённой графе. Я снова упал на пол, пронзившийся истерическим смехом и слезами радости. Как я был счастлив, что больше никогда не увижу эту страну, этот город, этих людей. Время – 16:54, значит здесь мне осталось пробыть всего два с половиной часа.
Раз в пять лет граница открывалась для специального вагона, который вывозил из страны десять человек. Не знаю, как вы, но я осмелюсь назвать этих людей самыми счастливыми на планете. Ведь уже сегодня ночью они будут спать не на холодном бетонном полу, а на мягкой, уютной постели. Зайдя в здание «Общества защиты беженцев», им предложат чашку горячего кофе, отведут в комнату со всеми удобствами и уложат отдыхать. Утром они обнаружат под подушкой новые документы и подписку о неразглашении. С этого момента они обязаны забыть о том, что длилось до этого момента. Одним из этих людей оказался я…

17:25. Я подхожу к станции и возле охранного поста предъявляю билет. Обычно все вагоны отправляются по западному тоннелю в сторону рабочего лагеря и возвращаются по северной дороге на центральный вокзал. Сегодня же, впервые за пять лет восточный тоннель будет открыт на полчаса. В это время вагон довезёт нас до Станции Свободы. Минута отправления держится в секрете до последнего момента. В толпе, «избранных» находят специальные работники, которые вручают билет, предъявляемый при входе в вагон. В нём содержится ваше имя, время отправления, номер вагона и самое главное – адрес нужного центра беженцев. С этого момента начинается сама игра: надо продержаться ровно час. Шестьдесят минут, в течение которых нельзя потерять билет. Не вы одни желаете покинуть страну, поэтому билеты стараются выкупить за огромную цену или выкрасть. Кража ценных билетов с пометкой “A” карается расстрелом. Но существует одно очень неприятное исключение в этой игре. В случае кражи билета, он не восстанавливается. Время медленно приближается к необходимой отметке, а вдалеке слышан скрежет и гул: знак того, что восточный тоннель открылся.

17:50. Не нервничайте, когда на лавочке ожидания к вам подсаживаются солдаты. Протягивая руку, они дают вам команду идти к вашему вагону.
-Лично я вам завидую, - сказал один из них.
-А нечего завидовать, товарищ…
-Лейтенант Генрих Штелмс, - тот поправил меня.
-Лейтенант Генрих… Вы так устали от этого режима?
-Не только я. Вся страна. Но она боится высказать это открыто. Мы с вами слишком трусливы, чтобы заниматься этим.
Внезапно из толпы вышел молодой офицер, что-то шепнувший на ухо лейтенанту.
-Давай, Джерри, отведи нашего счастливчика к вагону, мне надо отлучиться по важным делам.
Штелмс протянул мне руку и аккуратно просунул мне в ладонь свёрток бумаги с напутствием: «Вам выпадает один шанс на миллион. Воспользуйтесь им, чтобы однажды вернуться к нам из Свободы. Вы тот, за кем пойдёт наша страна. Я горжусь вами, но не знаю вашего имени. Во время изучения вашей картотеки, чтобы выписать билет в вагон, я был поражён вашей смелостью. Пробыть 20 лет в лагере для политических врагов – это настоящее достижение. Я не могу много написать вам, но, если вы вернётесь сюда – многое узнаете. Надеюсь мы не прощаемся…».
Я вспомнил про эту записку много лет спустя, найдя её в кармане своей старой куртки.
18:00. В специально огороженной зоне предъявляешь билет и тебе выдают временные документы, провожая к вагону.
«Заканчивается посадка в вагон с регистрационным номером 2592 Социалистической станции по техническому маршруту 01-233.».
Теперь можно быть спокойным. Более нет никаких угроз и, присев на жёсткую деревянную скамейку в вагоне, видишь сияющие вдалеке огни. Это станция Свободы, до которой 25 километров. Небо медленно сверкает, и мимо нас проезжает состав. Знак того, что до отправления осталось менее пяти минут.

18:20. Вагон трогается и начинает медленно набирать скорость. Слабое освещение фонарей создаёт атмосферу покоя. Тебя клонит в сон, опускаешь голову и, кажется видишь свой бывший дом, свою семью, которая более не дождётся тебя… никогда. Выезд из страны односторонний. В обратную сторону поезда не сажают людей, а просто возвращаются на станцию.

19:03. Гудок вагона. Мы прибыли… Для нас – начинается новая жизнь. Толпы людей радостно встречают нас. Автобус для беженцев подъезжает, как по расписанию. Однажды я вернусь туда, не знаю, как, но обещание своё – сдержу.
-Посвящается людям, попавшим под тиранию режима КНДР.

Проза № 12

Поздний рейс

Трамвай номер шесть мчался на всех парах, так, что из-под колес искры вылетали. Не снижая скорости, машина заехала в депо и резко затормозила. Из кабины выпрыгнул кругленький лысоватый мужчина в темных брюках и клетчатой рубашке. Его глаза были полны ужаса. Мужчина вбежал на крыльцо здания депо и юркнул в приоткрытую дверь. Следом зашел молодой механик Витька Паршин. Он немного замешкался у кассы, потом прошел в раздевалку. Там водитель шестого трамвая уже что-то оживленно рассказывал двум другим товарищам – Федорову и Автайкину. Паршин подошел к своему шкафчику, открыл его и стал переодеваться.
– Не, Егорыч, че-то я в это не верю, – произнес Автайкин.
– Я бы тоже не поверил, если бы не видел своими глазами, – убеждал собеседника Семен Егорыч.
– А может, ты того, – щелкнул по шее Федоров, – подшофе был?
– Не-е, мужики, – рассказчик закачал головой. – Я уже неделю как в завязке. А потом, это уже второй раз, и снова на том же месте.
Витьке стало любопытно, он не выдержал и спросил:
– Мужики, а что стряслось-то?
Один из водил, ухмыляясь, сказал:
– Да, вон, Егорыч у нас призрака увидел.
– Да ну? – не поверил Витька. – Где?
– Понимаешь, Витек, – принялся за рассказ Семен Егорыч, – еду я вчера, значит, в депо, время уже позднее. Не спешу. Чего торопиться-то? Дома жена-мегера, как всегда, скандал устроит. А дорога в конце маршрута проходит через лесопарковую зону. И вдруг вижу вдалеке что-то белое. Думаю, голосует кто. Обычно я никого не подбираю, а тут даже и не знаю, что нашло! Затормозил, гляжу: а это не человек вовсе, а привидение. Как взлетит в небо! И растворилось среди макушек деревьев, будто и не было. У меня душа ушла в пятки. Я на газ, да как рвану. Отъехал подальше, успокоился. Думаю, верно, привиделось. А сегодня опять то же самое. Значит, не привиделось.
– А как оно хоть выглядело, привидение-то? – поинтересовался Витька.
– Ну как? Как в кино показывают: белое, прозрачное.
– М-да… Странно все это…– Молодой человек задумался, потом, помолчав с полминуты, спросил: – Ты ж, Семен Егорыч, вроде не один по этому маршруту катаешься. Другие что говорят?
– Может, и не один, – оскорбился Егорыч, – да только я последний, кто в этот час едет.
Витька прищурился и сказал:
– А знаешь, что, завтра я с тобой прокачусь. У меня как раз выходной.
– Вот это хорошая мысль! – повеселел Егорыч. – А я уже хотел проситься на другой рейс: здоровье дороже!
– Отлично. Завтра жди меня в десять на Кольцевой, мне там удобнее будет сесть.
***
На следующий день, как и договорились, Витька стоял на Кольцевой и ожидал шестой трамвай. Он подошел вовремя – минуту в минуту. Пассажиры вошли в вагон – машина двинулась дальше. Парень подошел к стеклянной перегородке, отделяющей водителя от пассажиров, и махнул Егорычу в знак приветствия. Тот заулыбался. Несколько остановок – и салон опустел, остался лишь Витька. Трамвай приближался к тому месту, где Егорыч два дня подряд видел призрака.
Паршин вглядывался в вечерний сумрак, а вокруг мелькали неподвижные серые деревья, словно и не живые вовсе. Впереди что-то блеснуло. Витька насторожился. Он подал водителю знак, чтобы тот остановился. Колеса заскрипели и машина замерла. И вот справа среди листвы показался белый прозрачный силуэт. Точь-в-точь как описывал Егорыч.
Привидение все еще парило в воздухе, когда парень вышел через открытые двери трамвая на улицу. В ту же секунду силуэт взметнулся вверх и исчез. Егорыч остался в кабине и теперь жестами зазывал Витьку вернуться. Но тот лишь отмахнулся, шагнул в кусты и скрылся из вида. Прошло около получаса, а он все не возвращался. Семен Егорыч нервничал. Он уже хотел звонить в полицию, когда заметил Витькину фигуру. Парень вынырнул из-за кустов, держа в руках что-то белое. Егорыч выбежал навстречу.
– Так это что не привидение?
– Как видишь! – засмеялся Витька, показывая накрахмаленную марлю в виде человеческого силуэта.
– А кто это сделал? – спросил Егорыч, с удивлением рассматривая кусок ткани.
– Дети.
– Дети? Откуда им здесь взяться тут в такой час? – еще больше удивился мужчина.
– А у них в лесу палаточный лагерь. Вот двое сорванцов и решили развлечься. Пугали всех, кто появлялся на дороге.
– Ну, я им щас задам! – мужчина погрозил кулаком в пустоту. – Давай, веди меня в этот лагерь, черт бы его…
– Да ладно тебе! – начал успокаивать Витька. – Я уже поговорил с ребятами. Сказали, что больше так не будут. Поехали, а?
Витька отбросил марлю в сторону.
– Вот же, блин, чуть до инфаркта не довели, – сетовал Егорыч, глядя на поверженное привидение. – А как они так сделали, что призрак, то есть марля, вверх взлетала?
– Да все просто: привязали леску, зацепили ее за ветки и дергали в нужный момент.
– Ну, гаденыши, ну, удумали! А я, старый дурень, поверил!
– Да ладно тебе. Кто в детстве не шутил!
Мужчины забрались в трамвай, и он тронулся с места. Однако через минуту машина остановилась. Водитель выскочил из кабины, подбежал к лежащей на земле марле, поднял ее и со словами: «Пригодится – жену пугать», – вернулся обратно. Трамвай продолжил путь.

Проза № 13

Счастливый билет

Если ты оказался в Лас-Вегасе, то просто обязан поверить в фортуну. Тогда и фортуна поверит в тебя.

Красавчик Дэнни Макуин с пьяной счастливой улыбкой на лице покинул казино и, пошатываясь, побрел вдоль неонового проспекта. На углу здания отеля Люксор он заметил сидящую на земле нищенку. Макуин достал из кармана куртки пачку новеньких стодолларовых банкнот, отщипнул несколько и бросил их женщине.
– Дэнни сегодня везет! – он подмигнул опешившей попрошайке и зашагал дальше.
– Сэр, стойте, – окликнула его женщина.
Дэнни обернулся. Нищенка догнала его и протянула синюю карточку.
– Вот, возьмите это.
– Что это? Проездной билет на трамвай? К тому же на одну поездку, – красавчик покрутил в руках бумажку. – Зачем он мне? Я уже и забыл, когда на общественном транспорте катался.
– Возьмите, пригодится, – настаивала она.
– Ладно.
Дэнни взял билет и небрежно сунул в карман. Потом вновь зашагал по тротуару к красной феррари, припаркованной неподалеку.
***
– Алло, Мэтт! Это Дэнни. Подойди к чертовому телефону! Слышишь?
Молодой человек в черной куртке с накинутым на голову капюшоном стоял в телефонной будке и орал в трубку. Лицо у парня было бледным и осунувшимся, под глазами залегли темные круги.
– Черт, Мэтт! Если ты мне не поможешь, меня убьют...
Наконец, на другом конце провода недовольный мужской голос прохрипел:
– Ну, чего тебе?
– Мэтт, слава богу, ты дома! Помоги, друг. Я влип по-крупному.
– Что у тебя стряслось?
– Я проигрался. Мэтт. То есть не я. Меня подставили. Я все продал: мебель, тачку, все. У меня ничего нет. Понимаешь?! Но этого недостаточно. Если я не принесу сегодня пятьдесят кусков, меня убьют!
На том конце провода молчали.
– Мэтт, ты слышишь? – взволнованно спросил Дэнни.
– Да. От меня ты что хочешь? – с недовольством спросил Мэтт.
– Я знаю, у тебя есть деньги. Ты должен мне их дать. Иначе эти ублюдки… Они меня прикончат. Прошу, будь другом. Я отдам. С процентами. У моего деда дом в Карсан-Сити, я заставлю его продать.
– Ладно, – согласился Мэтт. – Но это в последний раз, когда я тебе помогаю. Будь у меня в офисе через полчаса.
– Полчаса? – Дэнни вытаращил глаза. – Я не успею за полчаса.
– Возьми такси.
– У меня нет денег даже на гребаный автобус. А ты говоришь такси.
– Это твои проблемы. Если опоздаешь, меня уже не будет в городе.
– Я буду.
Дэнни повесил трубку и залез в карман куртки. Пошарил в поисках мелочи и нащупал какую-то бумажку. Вынул руку – на ладони лежал проездной билет на трамвай. Дэнни криво улыбнулся. До офиса Мэтта на трамвае он доберется за двадцать минут. Макуин тут же припустил к остановке.
***
Зеленый, изрядно потрепанный трамвай со скрипом распахнул двери перед лицом молодого человека. Дэнни заскочил в пустой вагон и опустился на сиденье. Из хвоста вагона к нему направилась кондукторша.
– Ваш билет!
Он достал проездной и подал женщине. Ее лицо показалось знакомым.
Кондукторша посмотрела на проездной, потом на Дэнни и сказала:
– Все же пригодился!
Теперь Дэнни вспомнил, где видел эту женщину. Это была та самая нищенка, которая месяц назад дала ему билет.
– Да, это я. Не удивляйся, – произнесла она, глядя на растерянное лицо парня. – Странно, что ты решил воспользоваться в последний день. Завтра новый месяц, и проездной уже будет недействителен.
Макуин во все глаза смотрел на чудную кондукторшу и не знал, что сказать.
– Слушай меня внимательно, – продолжала та, – у тебя есть возможность изменить один день из своей жизни.
– Это что шутка? – наконец, выдавил парень.
– Нет. Ты помог мне – я тебе. А главное, ты всегда в меня верил. Даже когда случались неудачи, ты скромно ждал своего часа. Вот он и настал. Но учти, я бываю такой щедрой лишь раз.
– Но кто вы такая, черт побери?
– Зови меня просто Фортуна, – загадочно улыбнулась женщина. – А теперь подумай, что бы ты хотел изменить. Просто закрой глаза и подумай.
Дэнни сразу же вспомнил тот вечер, когда встретил старого приятеля Дюка, и они отправились выпить по стаканчику виски. А потом Дюк предложил зайти в казино. Да, именно в тот день начались его проблемы. Не пошел бы с Дюком, и все было бы хорошо. Чертов мерзавец проигрался и свалил. А расплачиваться пришлось Дэнни. И, хотя Дэнни Макуин всегда был игроком, он знал меру. Умел вовремя остановиться. А вот Дюк нет. Не успел парень об этом подумать, как оказался на Фримонт-стрит. Дэнни озирался по сторонам, все еще не понимая, сон это или явь. На белом шевроле к нему подкатил Дюк.
– Дэнни, приятель! Сколько лет, сколько зим!
– Здорово, Дюк, – промямлил Дэнни.
Он все еще не мог поверить в чудо, которое с ним произошло.
– Может, пропустим по стаканчику? За встречу?
Когда же до Дэнни, наконец, дошло, что ему дали шанс все исправить, он сказал:
– Нет, дружище. В другой раз.
– Как хочешь, – Дюк пожал плечами и надавил на газ.
Дэнни Макуин проводил взглядом отъезжающий автомобиль и заметил через дорогу свою красную феррари. Парень просиял! Послав воздушный поцелуй старушке Фортуне, спешной походкой направился к машине, чтобы раз и навсегда покинуть город грехов.

Проза № 14

Солнце медленно, не спеша опускалось за горизонт, оставляя город во власти сумрачных теней. Близился закат. Казалось, что абсолютно всё пространство за долю секунды зажглось красным пламенем, вид которого заставлял замедлить шаг и, внимательно вглядевшись в переливчатое буйство красок, остановится, не в силах продолжать свой путь. Облачное небо полностью скрыло за собой дневное светило и скоро его захватит в свои владения величественная Луна. Она была так близко, и в то же время так далеко, что никому и никогда не притронутся к ней, зато временами вполне хватает иллюзий. Жить в иллюзионном мире гораздо легче, чем довольствоваться жестокой правдой, однако, такое скорее существование, нежели полноценная жизнь, не может быть вечным. Стоит посмотреть в элементарные источники информации, и мы удивимся, насколько ошибочными были наши представления, а следом за осознанием реальности исчезнут и все иллюзии. Но все же, не смотря ни на что, она рядом, всегда и повсюду следует твоему движению, она твой единственный верный друг.
По крайней мере, для одного человека, Луна представляла собой нечто большее, чем просто друг. За долгие годы он так свыкся с ее присутствием, что был достаточно близок к всепоглощающему миру иллюзий. Его называли "ночной водитель", а он лишь усмехался, потому как, действительно, был водителем Ночного Трамвая - трамвая, который работал, не, как предполагается, днем, а ночью. Мало кто знал о существовании этого, весьма, странного транспорта, и еще меньше - о тайнах, хранившихся там на протяжении долгих годов. Но он знал, и нередко сам становился свидетелем гнусных выходок. Его жизнь превратилась в сплошное ожидание. Днем - ожидание ночи, той минуты, когда старый трамвай сдвинется с места и вместе с ним водитель отправится на встречу с ночными призраками прошлого, а с наступлением ночи - ожидание отдыха после очередных злоключений. Сплошное, неотрывное ожидание чего-то, или кого-то.
Ночной трамвай мчал по железной дороге со всей возможной для него скоростью. Кроме неясного мерцания лунного света, путь освещали разбросанные то тут, то там уличные фонари. Юрий не выпускал из левой руки нож, правой - контролировал движение, чересчур надавливая на руль. За столько совершенных им рейсов, мужчина перестал боятся чего-либо, в меньшей степени опасаясь за свою жизнь, но сегодня... Каждой частичкой тела он ощущал все нарастающее напряжение, появившееся с той поры, как в салон его трамвая вошла женщина с ярко-рыжими волосами. Одного взгляда хватило, чтобы выяснить, что она пьяна. Это много чего объясняет. Например, как она могла заявится сюда в ночное время, без намека на страх, или его подобие? Неужели, даже находясь в нетрезвом состоянии, Глория не подумала об опасности, угрожающей ей в стенах "ночного зверя"? Может быть это случилось потому, что она не сомневалась в нем, как в своем преданном защитнике. Сумеет ли он оправдать ее надежды, или же и сегодня поддастся под власть Ночного Трамвая, Юрий не знал.
Она сидела на первом сидении и была максимально близка к кабинке водителя, но и это не могло успокаивать. Он знал, так легко ему на сей раз не отделаться и что-то обязательно произойдет. И произошло. Из задней части встало двое уличных бродяг, несколько опьянелых и от них явственно чувствовался запах перегара, доносящийся и до Юрия. Он сразу зафиксировал это движение в зеркале, выходящее на пассажирское отделение, и моментально ухватился за нож, перекинув его из левой руки в правую. Между тем, бродяги подсели к Глории. У нее хоть и помутился разум, но и она начала чувствовать неладное и попыталась отодвинутся от нежелательной компании, что далось с трудом. Но уже вовсю ухмыляющиеся недоноски общества, не собирались отступать, ведь они прекрасно понимали, в каком она состоянии, и то, что им, как и прежде, никто не помешает. Они ошибались. Рука одного из них заскользила по ее неприкрытым ногам и потянулась вверх. Не успела женщина предпринять каких-либо действий, дабы унять наглого пьяницу, как второй крепко стиснул ей руки, завернув назад, а после этого... После этого оба валялись без сознания, украшая собой проем перед главной дверью. Юрий не прибегнул к хранившему все это время ножу, не было особой нужды. Ему крупно повезло, потому что кроме тех несчастных и Глории, в трамвае никого не было. Он кротко посмотрел на нее и, не совладея с собственными действиями, нежно поцеловал. Этот поцелуй длился всего секунду, он поспешно отстранился, хорошо осознавая, что, наверняка, она ничего не вспомнит о том, что было сегодня, но... Юрий отдубасил приставучих пиявок не ради вознаграждения, по правде, он его уже получил, но это не имеет значения... водитель Ночного Трамвая попросту добавил в список тайн еще одну, тайну, впервые касающуюся его персоны.
Трамвай все так же невозмутимо несся по улицам города, но именно в ту ночь, не останавливаясь, никому не открывая своих деревянных дверей. Светлый полный круг на звездном небе, тоже не останавливаясь, следовал за ним.

Проза № 15

Харон

Что-то сдавливало мою грудь, но я не останавливался. Я больше не слышал плача младенца и обыскивал все подряд, разрывая снег, копаясь в отходах, переворачивая остовы домашней мебели, прислушиваясь, принюхиваясь, оглядываясь, словно животное. Свалка не такая большая, как кажется на первый взгляд, я успею. На этот раз я успею.

Иначе все снова повторится. Младенец замерзнет и на четвертый день в мои двери постучится полицейский. Я опять буду рассказывать ему о той зимней ночи и женских криках за стенкой. Я знал, что то рожала несовершеннолетняя дочь соседей. Ее родители были дома. Я слышал их голоса. Взрослые люди – значит все под контролем, думал я...

«Пожалуйста, заплачь еще раз. Подай мне знак.»



Я открыл глаза и долго не мог понять, где нахожусь. После ночных излишеств голова казалась чугунной. Ныло в костях. Тряска отдавалась ломотой в затекшем от неудобной позы теле. Желтый, словно моча, свет электрических лампочек заполнял тесное пространство с двумя рядами облупленных жестких сидений. На мутных стеклах подрагивали неясные зеркальные отражения. Я находился в трамвайном вагоне.

«Ну что, старик, ты допился до провалов в памяти!» – поздравил я себя мысленно.

Должно быть, собутыльники проявили благоразумие и не пустили меня за руль, посадив вместо этого на первый попавшийся трамвай.

Я огляделся и к собственному удивлению обнаружил, что я здесь единственный пассажир. От вида пустующего вагона веяло унынием и обреченностью. Приложив ладони к стеклу так, чтобы оградится от искусственного освещения, я выглянул наружу – темно, хоть глаз выколи. Ничего, что бы помогло мне сориентироваться на местности. Тогда я поднялся и прошелся к задней площадке, из которой можно было наблюдать за первыми лучами рассвета. За окном простирался однообразный ландшафт: трамвай проезжал через обширную пустошь. Казалось, что в радиусе нескольких километров отсюда нет ни единой живой души.

Ну и угораздило меня! Я мучительно перебирал в памяти кадры прошедшего вечера: клуб, пьяные лица товарищей, громкая музыка, кокетливый смех девчонок, которых мы угостили выпивкой… но никак не мог вспомнить, каким образом я оказался в этом чертовом трамвае. Может статься, приятели решили разыграть меня. Завезли в другой город. Подкупили машиниста… Нет, это уже слишком!

Я решил выйти на первой же остановке, но время шло, а пустошь не заканчивалась. Все та же темнота за окнами.

Я собрался с духом и направился к водителю.

– Извините, вы не подскажите, куда идет этот трамвай? – как можно вежливей спросил я.

Машинист резким жестом указал на надпись, которая запрещала разговаривать с ним во время движения. У него была крайне отталкивающая, если не сказать свирепая, наружность: неряшливая одежда, всклокоченные седые волосы, массивный крючковатый нос и колючие черные глаза, посаженные под густыми нахмуренными бровями. Я опешил от такой неучтивости. Медленно развернулся, отошел несколько шагов к концу вагона, но передумал и снова вернулся.

– Послушайте, это важно. Я был в нетрезвом состоянии… Мои друзья…

Он бесцеремонно захохотал.

– До чего же забавные у меня клиенты! – прохрипел он. – Забудь про чопорность, сынок. Она тебе здесь ни к чему.

– «Здесь» – это где? Дядя, вы хоть понимаете, что за мое похищение вам грозит тюрьма?! – не выдержал я.

– Ты того… давай без истерик. Не люблю, когда мертвецы устраивают сцены.

Я внимательней присмотрелся к водителю. Нет, не пьяный. Может, сумасшедший?

– Мертвецы?

– Ты умер, поэтому и находишься в этом трамвае.

Пришла моя очередь смеяться.

– Чушь какая! Мне только тридцать шесть – и я здоров, как лошадь!

– В моей работе не бывает ошибок. В наряде сказано – внезапная коронарная смерть. Так что ты, можно сказать, счастливчик!

Я покрутил пальцем у виска.

– Не веришь – не верь. Скоро заканчивается моя смена, и у меня нет настроения вести с тобой пространные разговоры.

– Значит, вы – Харон, и везете меня в Аид? – попытался съязвить я.

– Аид, рай, ад – называй это как хочешь. Я – обыкновенный перевозчик. Все просто, как два пальца…

– И что теперь меня ждет? Геенна огненная?

– О, у нас очень индивидуальный подход! – изрек он и зашелся громогласным, злорадным, оскорбительным смехом, выставляя напоказ уродливые десны с полусгнившими пеньками.

Я бы мог атаковать этого неряху, потребовать остановить трамвай и выпустить меня, но вместо этого, потупившись, вернулся на заднюю площадку. Я был огорчен не столько тем фактом, что, возможно, умер, сколько грубостью машиниста. Неужели они не могли нанять кого-нибудь повежливей?

Я приложил ладонь к холодной груди и не почувствовал биения сердца. Только стук трамвая… Такая долгая дорога. Наверное, специально, чтобы мертвецы имели возможность подумать о прошедшей жизни. Я ни о чем не жалел. Мне давно не было так спокойно.

Я прижался лбом к ледяному стеклу. Только сейчас я заметил, что рельсы вели только в одну сторону. Становилось все темнее и темнее – мы удалялись от рассвета. Я слышал завывание ветра, как будто снаружи свирепствовала зима, и еще что-то… Нет, мне не показалось. Где-то вдалеке плакал ребенок.

Проза № 16

«Старые друзья».
Билли лежал на спине в густой траве и смотрел в небо. Рядом с ним лежал Джо, и соответственно делал то же самое что и Билли. Солнце палило, а легкий и горячий ветерок разносил по долине густой и приторный аромат донника.
- Эй, Джо, что бы ты делал, если у тебя был самолет?
- Ясное дело, полетел бы.
- Куда?
- Да хоть в Австралию.
- А что бы ты там делал?
- Ну, коров бы пас.
- Вот дурень, тебе что, здесь коров не хватает? Кстати, посмотри все ли спокойно.
Джо присел и огляделся, благо с высокого холма открывалась вся панорама цветущей долины. Огромное стадо коров рассредоточилось по равнине и мерно жевало сочную траву. Посередине долины тянулись рельсы, проложенные несколько лет назад, и по ним ходил единственный трамвай пару раз в неделю из одного маленького городка в другой.
- Все спокойно, - сказал Джо, он снова лег в траву и, прислушиваясь к громкому стрекотанию кузнечиков, уставился своим взором в небо. – А ты, куда полетел бы?
- На чем? – удивился Билли.
- Ну, на самолете, если бы он у тебя был?
- А-а-а, - протянул друг. – Вот ты о чем. Я полетел бы в большой город, неважно какой, лишь бы подальше от тебя и этих коров.
- Ну и лети, кто тебя держит! – обиженно заявил Джо, он снова присел и, достав фляжку с водой, сделал несколько глотков. – Пить будешь?
- Давай, - Билли, кряхтя, приподнялся с земли и жадно приник к горлышку фляжки. – Теплая вода, - поморщился он и вдруг спросил. – А куда бы ты поехал, если бы у тебя был трамвай?
- Ха, а куда на нем поедешь, если он ездит только от одного города до другого? Я за пару дней на своей кобыле туда могу доехать.
- А ты представь, что путь бесконечный, а трамвай принадлежит тебе.
- А-а-а, ну тогда другое дело. Наверное, все же в Австралию.
- Опять к своим коровам?
- Ну, почему только коровам? Я давно мечтаю купить отару овец.
- Велика разница, по мне что коровы, что овцы.
- А ты куда поедешь?
- А я бы колесил по всему свету, и останавливался только в больших городах, а потом снова колесил. И так всю жизнь.
- А как же жена твоя? Она тоже будет колесить с тобой?
- Еще чего! Тебе ее оставлю, овец пасти будете на пару, хе-хе-хе.
- Мы знакомы с тобой уже больше сорока лет, и ты с годами не меняешься, Билли.
- А зачем мне меняться? Еще чего доброго начну как ты, мечтать о коровах. И так, всю свою жизнь пасу этих рогатых. – Били, натянул на голову широкополую шляпу и поднялся с земли. - Пойдем, сделаем обход, а то коровы нас в лицо забудут.
Вечерело, в небе взошла большая полная луна, а над горизонтом все еще догорали последние лучи солнца. Вдалеке показался трамвай, он быстро бежал по проложенному в долине пути, который рассекал равнину на две ровные части. В салоне горел свет и на сидениях сидели пассажиры, их было не много, всего несколько человек, но каждому из них в эту минуту завидовал Джо. Ему вдруг, как и Билли, захотелось колесить по свету вот в таком же трамвайчике и останавливаться только в больших городах, где нет коров.
А трамвай все ехал и ехал, удаляясь от пастбища все дальше и дальше.

Проза № 17

***
Поезд равномерно выстукивал на рельсах траекторию своего путешествия. Чу-чух, ту-дум, чу-чух, ту-дум... сердце выстукивало тот же мотив, что огромная железная махина, увозящая вдаль. Но зато, чем дальше она была, тем свободнее себя чувствовала. Ночь, словно обволакивала и защищала от глаз, которые, казалось, видели всё, от рук, которые доставали всё желаемое и наказывали при малейшем проступке.
Но настороженность не оставляла ни на секунду. Каждая остановка грозила новым пленом, но светящие вдалеке фонари- свободой. Наверно это чувство и называется окрылённостью?
-Привет,- рядом сел молодой человек. Я уже и отвыкла к какому-либо вниманию со стороны мужчин. Тем более молодых и симпатичных. Я почувствовала себя на несколько лет моложе и гораздо красивее, чем была сейчас. Хотя и какая там красота? Волосы неровно пострижены в каре и едва достают до подбородка, лицо давно не видело косметики и солнца, от чего казалось мертвенно белым. Одета я была в старый пуховик и потёртые джинсы, купленные утром на барахолке, а на голове - зелёная кепка, пугающая своей старостью, а на руках перчатки-митенки, из-за которых мёрзли чувствительные кончики пальцев.
-Привет,- мне всё же было приятно и я улыбнулась неожиданному незнакомцу. Вдруг уже всё налаживается?
-Куда едешь?- он был свободен в отношениях и приятен. Улыбка открытая и, внушающая доверия. Голубые глаза никогда не знали бед, а щетина задорно небрита.
-Не уверена пока,- я пожала плечами.- А ты?
-Далеко. Тоже путешественница?- он показал на небольшой рюкзак рядом со мной и на свой в его в руке.
-Типа того,- от взгляда на него улыбка не сползала с лица. Он казался таким милым и безобидным...
-А как тебя зовут?
-Авила,- я даже не стала скрывать своё странное имя.- А тебя?
-Вернер,- на небритой щеке появилась милая ямочка.- Будешь?- он протянул мне булку. Такую же стал есть сам. Я не отказалась.
Часы летели быстро с интересным и приятным собеседником. Мы болтали обо всём на свете. Он рассказывал про созвездия, места, которые повидал, а я слушала. Сколько у него впечатлений!
-Это тебя,- он ответил на звонок в своём телефоне и протянул мне его. Сдвинутые брови выражали крайнее удивление. А я даже почувствовала, как краска схлынула с лица.
-Думала убежать? Птичка, я всегда тебя найду...- этот жестокий голос. Когда-то он был тёплым, приятно властным, сильным, а теперь он был для меня олицетворением тирании.
Я срочно повесила трубку и вскочила.
-Беги!- сказала парню.
-Что?
-Это мой муж. Беги. ОН убьёт тебя. Беги!!!- я замоталась в длинный тёплый шарф и выбежала из вагона, оказавшись за раздвижными дверьми. Но там меня ожидали два амбала в костюмах. Рации в ушах означали, что меня и вправду нашли. Я рванула назад. Вернер всё сидел на своём месте и недоумевал.
-Авила?- но я его почти не слышала. У следующей двери ждал Ирод.
-Привет, жёнушка...
Я метнулась к двери из вагона. Убежать, убежать...
Поезд мерно выстукивал свой ход, везя пассажиров. Двери открылись и выглянул Вернер.
-Авила?
-Авила!- голос мужа был требовательный. Я больше не могу... надавив на двери за собой я смогла их открыть.- АВила!- Ирод приблизился и... я прыгнула.
Поезд продолжал ехать. Чу-чух, чу-чух. Фонарь на носу освещал рельсы, ночь окутывала своей темнотой мост, по которому он ехал и почти скрывала реку. Из-под моста вылетела птица, направившись к горам.
Свободна.

Поэзия №7 

Этот город, один из первых городов в Российской империи, где появился электрический трамвай. Трамвайное движение было открыто 8 (20) мая 1896 года. Иногда его называют самым старым в России, однако первый трамвай Российская империя запустила в Киеве в 1892 году, а после в 1894—1910 годах по заледеневшей Неве ходил Петербургский ледовый трамвай. Кроме этого, трамвай Калининграда ведет свое начало от трамвайной системы Кенигсберга, открытой в 1895 году. Тем не менее, среди основанных на территории Российской империи и действующих в современной России трамвайных систем, этот города является старейшей.

Ода старейшему городскому трамваю… ( загадка)

Ночное небо, полная луна,
Мерцание ста тысяч звезд,
На стареньком трамвае вновь она
Прокатит с ветерком под стук колес.
И путь, из ниоткуда в никуда,
Желание твое осуществим,
Что нет людей - так это ерунда,
Во времени прорыв мы совершим…
И старенький трамвай нас унесет
Туда, где всё когда-то начиналось.
Вот первый, наш трамвай, людей везет -
О, как же они ехать в нём боялись…
И, благо, скорость там не велика,
И можно ехать прямо на подножках.
На пьяного похож он мужика,
Который так, шатается немножко.
Узкоколейка в гору набекрень,
Размер шасси и габарит трамвая:
"Как страшно едет эта хренотень", -
Трясутся люди, к господу взывая.
В салоне буквы странные висят,
Они простые - «УНГЖД»*.
Те люди могут их расшифровать,
Молясь: «Ой, не случится бы беде»!
Кто в прошлое проедется со мной?
Кто расшифрует буквы на стене?
«Увези Нас, Господи, Живыми Домой!»
Вдруг первый тот трамвай исчез во мгле…
Ночное небо, полная луна,
Мерцание ста тысяч звезд,
Вот память притаилась у окна...
Какой же город? Вот вам мой вопрос…

«УНГЖД»* - Управления Н Городской Железной дороги»


Поэзия № 8 

Игра слов

Налитый светом апельсин
Бежит куда-то в сумрак ночи.
Его собрат во тьме ночной
Летит, сказать чего-то хочет.

И так бывает всякий раз,
Он, то летит, то догоняет.
Порою, выбившись из сил,
Дождем-слезами омывает.


Поэзия № 9

Луна

О, Луна, моя сестрица,
Снова я смотрюсь в тебя.
Ты не можешь не светиться,
Тучи в небе теребя.

Я несу свои печали
И делюсь с тобой одной.
Вы её не примечали
В тишине той неземной?

Вон трамвайчик запоздалый…
Грусть стучит в окно опять.
Завернусь я в одеяло.
На устах моих печать.

Снова ночь. Сижу без света,
Пряча слёзы на глазах.
Узнаю свои приметы,
Помню, где моя стезя.

Но Луна развеет лихо,
Грусть прогонит от меня,
Успокоит меня тихо,
Всех врагов моих кляня.

Буду снова я счастливой,
Верить стану в чудеса.
Отдохну в пути под ивой,
Убежав пешком в леса…


Поэзия № 10

Как грызёт тишина! Как зубасты и злющи секунды!
Лупоглазой луне на людские дела наплевать.
Я один в эту ночь. Один/ночества смысл паскудный,
Стал до боли простым: словно сами сложились слова.

Между нами зима. Миллионы мертвеющих метров,
Здесь не знает никто, что за зверь,- «телефонная связь».
Ты на фото грустишь и морщинки у глаз всё заметней.
Я ,урод , в Новый год между домом и делом увяз.

Я в гирляндах проблем, горбят плечи громадные гроздья.
Суетясь в пустоте, сам себе созидаю «дела».
И работой дурной приземлён, вбит по брови в безбродье…
Я теряю тебя. Ты меня слишком много ждала.

Стал без сна уставать… Бесноватою лунною ночью,
Я на шабаш последний сгоняю гордыню и лень,
Порешу и спляшу на гробах наших бед-одиночеств,
И абсент буду пить на костях надоевших проблем.

Разгонюсь, ускользну из зубов тишины, злой и лютой,
И в последний трамвай, задыхаясь от счастья, вломлюсь.
Я к тебе понесусь, под речёвку вагонного люфта,
Засыпая под марш: "Я люблю... я люблю... я люблю..."


Поэзия № 11

Последний трамвай уже давно ушел,
И кажется что-то ушло вместе с ним.
Небо, травы, такой же одинокий перрон
И я стою, глотаю амитриптилин.

А трамвай несется по рельсам без остановок,
Посматривая на луну подслеповатым глазом.
Я последний участник этих пустых гонок,
Я что-то оставил там, то ли тело, то ли фразу.

Покорно усядусь у запотевшего окна
И буду смотреть, как тлеют в небе звезды.
Вокруг вдруг схлопнулась густая тишина,
Я лежу в траве и как будто строчка в прозе.

Небо тихонько дрожит светом фонарей,
Что иногда гаснут под стук трамвайных колес.
А я лежу в траве, вдалеке от всех людей,
Медленно, тяну последнюю из папирос.

Пепел стряхиваю в открытое окно,
Трамвай, кажется, вот-вот сорвется в пропасть.
Мое тело будет хранить одинокий перрон.
Я уехал, не сообщив себе эту новость.

Я уже вдохновилась! Осталось придумать

я всегда подозревала, что ты натура увлекающаяся))) Удачи в реализации!))

Проза вне игры № 1

автор PlushBear
Аккуратная Аннушка (триллер)

- Знаете, как вы умрёте? - спросил незнакомец в черном берете,так же, как и Берлиоз, ожидающий трамвая на остановке.
- Не рассказывайте только про отрубленную голову, - попросил литератор, досадливо морщась. - Я просто тезка тому Берлиозу, из романа. И я не верю в Сатану.
- Вопрос веры или неверия предлагаю оставить, - незнакомец сделал джедайский жест открытой ладонью. - А умрете вы от истощения.
- Почему же? - удивился Берлиоз.
- Потому что сейчас масло уже не носят в бидонах, - пожал плечами Воланд. - Аннушка его не прольет, трамвай будет где-то наматывать круги... И придет только тогда, когда вас оставят силы, и вы упадете под колеса сами.
- Бред какой! - возмутился литератор. - Вы, очевидно, больны!
- Не более, чем вы, - усмехнулся Воланд и не спеша пошел прочь от трамвайной остановки. Берлиоз остался.
"Ну, какой-то идиот, - думал он, глядя на удаляющуюся спину странного собеседница.- Бывает, трамваи задерживаются... Но не на... э-э-э, сколько человек может без пищи? Две недели? Ну пустят же трамвай за две недели! "
Шли дни, литератор худел, стоя на остановке, а трамвай не шел. Ему было невдомек, что ветку давно перекрыли и трамвай ездил в объезд, по загородной линии.
- Ну, как вы себя чувствуете? - поинтересовался Воланд, подойдя к лежащему на трамвайной остановке почти бездыханному литератору.
- Умираю...- прошептал тот.
- Увы, это так, - кивнул Воланд. - Зато в этот раз придете на бал полностью. А то в книге - одна голова, конфуз какой-то, право слово...
Берлиоз не отвечал. Перед его темнеющим взором несся средь полей красный трамвай, задорно звоня на прощание.

Проза вне игры № 2

Трамвай

Совершенно точно – дорога твоей жизни совершит крутой поворот, и все изменится обязательно к лучшему!
Это был видавший многое Трамвай. Зеленая краска на его боках уже кое-где пооблупилась, сидения внутри расшатались и стонали, поскрипывая и вздыхая.
И все же Трамвайчик продолжал работать. Каждое утро, покряхтывая, выезжал в рейс, зная, что его точно ждут на остановках.
Зимой весь вагон громко чихал и кашлял, летом - пропитывался запахом пота, осенью – ароматом яблочного послевкусья, а весной - наполнялся сиреневым туманом.
Так было день ото дня и, в общем-то, он был всем доволен. Но однажды Трамвай заметил влюбленную парочку, которая подсела на одной из остановок. Молодые люди ворковали, как голуби у фонтана, глаза их блестели, а руки сплелись в единый клубок:
- Я так счастлива! – прошептала – девушка.
- А я как счастлив! Мне хочется летать, петь и быть с тобою рядом до самой глубокой старости! – ответил молодой человек и поцеловал подругу.
Трамвайчик задумался:
- А что такое счастье?
Летать ему совсем не хотелось. Петь? Его колеса и так, каждый день, выстукивали свою ровную, спокойную мелодию, когда он потихонечку бежал по отполированным до блеска рельсам. Удивительно! И что же такое должно случиться, чтобы появилось желание совершать такие странные поступки?
Но однажды Трамвайчик… влюбился.
Это был поздний осенний вечер. В салоне почти никого не было. И на одной из остановок он совсем опустел. Но нет! Вошла Девушка. Маленькая, насквозь промокшая. В смятом и лежавшем на голове, как блин, беретике. Она села на переднее сидение и Трамвайчик вдруг услышал, что Девушка горько плачет.
- Ой! - Вздрогнул Трамвайчик и его железное сердце забилось сильнее. Ему стало так жалко эту маленькую одинокую птаху. Так вдруг захотелось, чтобы Девушка улыбнулась, что он даже подпрыгнул на ходу. Звякнул колокольчик, висящий у входных дверей и из репродуктора полилась красивая, тихая мелодия.
Девушка удивленно посмотрела в окно и вытерла слезы. Трамвайчик встрепенулся, скрипнул колесами и из под его электрических «усов» посыпались яркие звезды. Они растекались по всему небу и горели волшебными изумрудами на темном бархате неба. Это было так красиво! Луна до сих пор, скучавшая в одиночестве на хмуром небосводе встрепенулась и возмущенно прибавила яркости в своем сиянии. Город остался позади. Казалось, что Трамвай оторвался от земли и летит в этом чудесном звездном океане по лунным рельсам.
Девушка притихла и, улыбнувшись, помахала Луне рукой. Трамвайчик был счастлив!
Каждый день он лихо подкатывал к остановке, где его ждала эта милая Девушка. Галантно распахивал перед нею дверь и осторожно вез ее до пункта назначения. Вечером спешил встретить ее после работы и доставить к остановке у дома.
Всю ночь, стоя в парке, он вспоминал, во что она была одета, как улыбалась и как была чудесна та первая встреча.
Но однажды приближаясь к остановке трамвайчик, увидел, что Девушка не одна. Еще издали он заметил, что рядом с ней стоит высокий Юноша и что-то оживленно говорит. Девушка улыбается и смотрит так… Трамвайчик возмущенно звякнул.
Как обычно подъехав к остановке, приветливо распахнул двери. Салон стал наполняться людьми. Юноша и Девушка заходили последними. Первой вошла Девушка и вдруг, перед самым носом, Юноши, дверь захлопнулась, и Трамвайчик помчался, словно у него заклинило тормоза. Молодой человек остался стоять на остановке.
Пассажиры ахнули. А Девушка, прижавшись носом к окну, долго смотрела назад. А потом Трамвайчик вновь ощутил на стекле соленые слезинки. Ему стало грустно и стыдно. Он виновато звякнул, но ничего уже нельзя было изменить.
Прошла зима. Но Девушка больше не появлялась на остановке. Трамвайчик очень страда. Он как-то сразу вдруг состарился, сник и уже не так резво бежал по отполированным за долгие годы рельсам. Его «усы» часто соскальзывали с проводов и уныло, грустно провисали. Пассажиры жаловались и выражали свое недовольство порой не в очень сдержанной форме. Однажды, стоя в депо, на очередном ремонте, Трамвайчик услышал:
- Видимо пора списывать этот хлам, – сказал ремонтник, – Ничего хорошего уже не будет.
Трамвайчик подумал:
- Может это и к лучшему? Спишут в утиль, и я усну вечным сном. Мне не будет так больно!
Но однажды…
Он проснулся от того, что его окатили холодной водой и загнали на мойку. Огромные белые валики усердно чесали ему бока, затем была проведена тщательная уборка в салоне. Трамвайчик, хоть и был удивлен происходящим, стоял равнодушно, безучастно:
- Ну, вот и все! Готовят меня к утилизации. Помыли перед смертью и ладно. Прощай, моя любимая Девушка… Больше мы не увидимся никогда. Я благодарен тебе за те счастливые минуты, что ты мне подарила, научила летать. Пусть твой путь всегда будет прямым и ровным. И никогда под колеса не попадают камешки горя или разочарования.
- Ой! - встрепенутся Трамвайчик. Ему вдруг стало щекотно и смешно. Это к его отмытым до блеска бокам, рабочие стали прикреплять огромные гирлянды цветов. А салоне поставили вазы с цветами и украсили лентами и шарами.
- Что это такое? - Встревожился Трамвайчик, – С каких это пор, так торжественно провожают в утиль? Ответа он не находил.
Выйдя на основной маршрут, он такой нарядный и задумчивый, отправился в путь. Подъезжая к знакомой остановке, Трамвайчик, увидел большое скопление народа. Все были нарядно одеты, шумно разговаривали и весело смеялись.
Динь! Дилинь! – прозвенел колокольчик Трамвайчика и двери распахнулись. Все, весело переговариваясь, ринулись внутрь. И здесь трамвайчик увидел ее! Она была прекрасна, как принцесса из сказки. Белое платье огромными волнами струилось и подало к ее ногам. Чудесная фата нежным облаком кружила над маленькой головкой. Рядом в черном костюме, бережно поддерживая Девушку за локоть, стоял тот долговязый Юноша. Он помог любимой подняться в салон, а она не отпускала его руку, видимо боясь, что опять двери захлопнутся.
Все присутствующие захлопали в ладоши и громко закричали. Веселый рыжий клоун жонглировал оранжевыми мандаринами. Стали открывать бутылки с шампанским и разливает его по бокалам. Из салона доносился хохот и пение.
Девушка, встала и, улыбнувшись, сказала:
- Дорогие мои друзья! Я хочу поднять этот бокал за наш милый Трамвайчик! Здесь, мы познакомились с мои любимым мужем. Спасибо тебе Трамвайчик за подаренное счастье! За звезды в полночный час, за надежду и любовь.
Она поднесла руку к губам и послала воздушный поцелуй смущенному Трамвайчику.
Ночное небо, осветилось всполохами фейерверка из звезд.
Трамвайчик был счастлив!

Проза вне игры № 3

Сумерки совсем сгустились, и на небе появились первые звезды. На пустыре тихо – не слышно городского шума, нет гудков вечно спешащих машин и снующих друг перед другом людей. Даже кузнечики, испугавшись недавнего дождя, затихли в траве.
Я стою на остановке и жду, когда раздастся знакомый перестук колес и из-за рощицы вынырнет мой трамвайчик. Пустят ли меня в него сегодня?
Из-за туч медленно выплыла желтая луна и осветила все вокруг. «Это небесная головка сыра, - любил говаривать Кузьмич, пуская в небо сизые клубы папиросного дыма. – А пятна на ней – это дыры, проеденные звездным мышами…» Но я был с ним в корне не согласен – луна всегда напоминала вкусные лепешки, которыми угощала меня Валя... Как же давно это было… Целую вечность назад…
За спиной раздалось шаркание, и на остановку вышел немолодой мужчина в темном плаще и шляпе. Немного потоптавшись и осмотревшись, он спросил:
- Давно ждешь? – потом погрустнел и добавил: - Видать, мы с тобой одной дорогой шли…
Я перевёл взгляд на его ботинки, заляпанные грязью, потом на свои ноги – всё верно, за пустырем есть только одно место, ради которого здесь ездит трамвай.
Вдали раздался знакомый перезвон, и спустя минуту перед нами остановился последний на сегодня вагончик. Распахнулись двери, мужчина поднялся по ступеням, а я остановился в нерешительности.
- Ну, чего зеваешь? Заходи! – раздался насмешливый голос Ксюши – самой веселой кондукторши трамвайного депо. – Провезу тебя снова зайцем, бродяга…
Под неодобрительное бурчание знакомой пассажирки: «Пускают сюда всяких», я быстро зашел и сел в дальнем углу вагона. Ворчунья часто ездила вечером совсем одна и бросала мне в спину недовольные фразы, а еще от нее всегда пахло свежим хлебом и молоком, как от Вали… Вот и сейчас живот жалобно всхлипнул, отозвавшись на запах свежей сдобы.
Ксюша улыбнулась пассажирке, обилетила моего спутника и присела рядом.
- Ваш? - спросил её мужчина, кивая на меня.
- И да, и нет, - ответила она и потрепала меня за ухом. – Общий, деповский.
- Далеко от дома гуляет, - заметил пассажир, - не боитесь, что пропадет?
- Заяц – умный пёс, всегда успевает на этот рейс и возвращается домой, - ответила девушка.
- Почему Заяц? – удивился мужчина. – Из-за белого окраса?.
- Так его Кузьмич назвал – водитель трамвая, которому Зайца когда-то на этом маршруте подкинули. Они вместе потом всегда в последний вечерний рейс ездили – Кузьмич в кабине и Заяц у него в ногах – безбилетным пассажиром. Даже начальство было не против… Их все любили…
Ксюша хлюпнула носом, и я почувствовал, как на мою макушку что-то капнуло. Подняв голову, увидел, что она вытирает мокрую щеку. Я лизнул ее руку, а она наклонилась и обняла меня.
- Полгода назад Кузьмич умер, и Заяц неделю жил на его могиле. Мы его забирали, кормили, он снова возвращался… Только тёте Вале, жене Кузьмича, удалось Зайца вернуть домой – они вместе ходили и вместе возвращались.
А сейчас она к детям переехала, раз в месяц тут бывает, а Заяц так и ходит к хозяину почти каждый день…
Мужчина дал Ксюше носовой платок и погладил по русой макушке:
- Не переживайте так… Теперь я сам хожу туда каждый день – будем с Зайцем часто видеться…
Девушка вытерла глаза и благодарно кивнула пассажиру, а он протянул ко мне руку и спросил:
- Ну что, согласен присмотреть за мной, напарник по одиночеству?
Что я мог на это ответить? Лишь понимающе вложил лапу в его открытую ладонь.
Трамвай сбавил ход перед очередной остановкой, и к двери подошла ворчунья. Я опустил голову и прижался к Ксюшиной ноге.
- Вот, угощайтесь… - неожиданно сказала женщина и подошла ближе. - И бродяге своему тоже дайте, если он такое ест.
Перед моим носом оказался пакет с круглой сырной лепешкой.
- Верность, говорите... – улыбнулась ворчунья и вышла из вагона.

Проза вне игры № 4

Трамвай желаний, трамвай надежды.

Вчера Таньку Котомцеву забрали домой. Весь детдом собрался провожать. Это вам не фильм "Трудный ребёнок", это жизнь. Никто не радовался, не пускал шары в небо. Ни потому, что Таньку любили, а потому, что завидовали чёрной завистью. Нас здесь немного, всего 60 человек, в основном, малышня, которая надолго не задерживается. Если здоров, то родители быстро находятся. А я уж и не надеюсь. Раньше как все был: бросался к каждому взрослому, в надежде, что это за мной пришли. А теперь лишь хмыкаю, глядя на таких же наивных, каким был сам. Мне уже 12, и ни в деда Мороза, ни тем более в то, что меня усыновят, я не верю.
Только вот слух пополз по детдому, что Танька не первая, кого после поездки в цирк забирают в семью. Раз в три месяца от города нашему заведению выделяют билеты в цирк. Программа там одна и та же, но хоть какое-то развлечение. Лично мне не интересно, да и не люблю на зверей дрессированных смотреть. Мне кажется, что их мучают, ведь когда нет представления, то они в клетках сидят. Как представлю себя в клетке, так прям дрожь по телу. Не моё это.
Слышал, что девчонки болтали, будто бы не просто в цирк вывозят, а на смотрины для будущих родителей. Типа, все мы в детдоме забитые и стеснительные, а на "свободе" нас можно разглядеть получше. Б-р-р, как в зоопарке. Рассказал пацанам, они смеются. Не верят, да и я сам не очень-то верю, а всё-таки интересно стало, правда, или нет.
Вечером подошёл ко мне Серёга из третьего класса и зовёт посекретничать. Ну, какие могут быть у меня общие дела с мелюзгой? Но, напустив на себя важный вид, всё-таки пошёл с ним.
- Неправы девчонки,- говорит Серёга. - Не в цирке дело.
- А в чём же?
- В трамвае, на котором нас туда возят.
- Трамвай-то тут при чём? - совсем понять не могу, о чём мелкий говорит.
- Непростой это трамвай. Вспомни, все наши, кто за последние два года на нём в цирк ездили, все по домам разъехались.
- Да, совпадение просто. Ваську Косого сестра родная забрала, как ей 18 исполнилось. У Шурика дядька пить перестал и племяша к себе увёз. А Маринку-хромую иностранцы удочерили, пожалели, наверное. Да и остальные тем же макаром свалили.
- А Котомцева по секрету сказала, что, когда в этом трамвае ехала, то желание загадала. Сам поймёшь какое или подсказать? - Серёга заулыбался и подмигнул.
- Вот тебе сколько лет, Серый? - задаю вопрос с подвохом.
- Десять, а что?
- А то! Такой большой, а в сказки веришь. Соврала твоя Котомцева, чтоб тебя раздразнить. Вы же с ней на прошлой неделе подрались. Вот она тебе и отомстила. А ты уши-то и развесил.
-Ты правда так думаешь? - мелкий сразу сник, даже жалко его стало. Ну, кто меня за язык тянул? Пусть бы пацан верил в трамвай, исполняющий желания. Чушь, конечно, разве может какая-то железяка исполнять мечты?
Серёга поплёлся в класс, а я стою у окна, смотрю на проезжающий мимо, старый, с облупленной краской по бокам, и разноцветными рекламками, трамвай, и думаю, а вдруг это тот самый? Тот самый трамвай желаний, трамвай надежды. Ведь, когда никого нет рядом, я тоже верю, что и за мной придут мама и папа.

Проза вне игры № 5

Красиво жить не запретишь!

Ну, вот, опять понапихались,как селёдки в бочку. Хозяину и развернуться негде! Специально ведь и тряпочки разложил у каждого входа. Нет ведь, всё распинали. Неужели, когда к себе домой приходят, то тоже в грязных обутках по чистому полу топают? Люди, что с них взять? Ладно бы тихо-мирно ехали по своим делам, так не едется им спокойно. Все перетолкаются, переругаются, друг другу ноги пообступают, да ещё и кондукторше нахамят. А она-то в чём виновата? Кондукторша у меня мировая - Светланкой зовут. И правда, душа у неё светлая, улыбка заразительная, а хохотушка, каких поискать. Все трамвайные склоки на нет сводит. К концу смены, бывало, устанет, но не покажет, ни взглядом, ни голосом. Но я-то всё равно чую. А пассажирам без разницы, кто им билеты продаёт. Ничего они в этой жизни не понимают. Вот, говорят, чтоб человека узнать, надо с ним пуд соли съесть. А я скажу проще: надо на человека посмотреть, какой он на работу едет, а какой с работы. Во тут-то точно не ошибёшься.
А больше всего меня бабки удивляли: ну, куда они ни свет , ни заря, на первом трамвае едут? И однажды прислушался к их разговору. Оказывается, чтоб в поликлинике номерок к врачу взять, надо к открытию дверей в поликлинику успеть. Вот это да! Никогда бы не подумал, что у людей с этим такие сложности. А ещё они в церквы ездят, свечки ставят, ну и молятся, наверное. Никогда в церкве не был. Зато, когда бабки оттуда едут, от них такой запах, что дышать нечем. Хотя от алкашей и бомжей ещё хуже. И зачем таких маргиналов в культурное место пускают? Ведь напачкают больше всех, за проезд не заплатят, а ты их терпи. Фу!
Вот помню, в прошлый Новый Год Светланка весь наш трамвайчик внутри гиряндами и мишурой украсила, и снежинки бумажные на окна налепила. А сама Снегурочкой нарядилась и всех пассажиров с праздником поздравляла. Люди заходили в трамвай и сразу улыбались. А один поддатый мужичок ей мандаринку помятую подарил.
А сейчас осень, почти каждый день дождь. Уборщикам трамваев стало легче - снаружи мыть не надо, зато внутри грязи натаскают за день, что хоть "караул" кричи. Так что, наверное, и не легче. Я, как могу, тоже помогаю, всё-таки это мой дом. И я хочу, чтоб в нём было чисто и светло. К весне начальство трамвайное обещает снаружи обновить, покрасить то есть. Лишь бы надолго на капремонт не загнали, а то с ума сойдёшь от скуки.
Ну, на сегодня писать заканчиваю, пора и на боковую. Чего это я решил, прям, как человек, дневник вести? Да потому, что стареть начал, забываю потихоньку самое интересное. А что потом внукам-правнукам рассказывать буду? А тут книжечку открою и сразу вспомню.
А вы-то думали, что домовые только в домах живут? Не-ет. В трамваях тоже.

Проза вне игры №6

Странный конверт выпал сегодня из почтового ящика, когда я выгребал рекламу и бесплатные газеты. Он отличался от обычного письма формой и цветом: необычно узкий и фиолетовый.
Любопытство - черта, определяющая мой характер. Мне не интересно жить, как все: каждое утро, двигаться проверенным маршрутом на работу и вечером - обратно. Нет, это не для меня! Я свободный искатель, вольный стрелок, может, в чем-то корсар. И из всех дорог мне нравится та, что не имеет пути назад.
Внутри конверта лежал кусочек бумаги, оказавшийся проездным билетом. "Талон" краснели жирные буквы с его обеих торцов.
- Какая глупая шутка, - сорвалось с моих губ, и я уже готов был присовокупить конверт к газетному мусору, но, задержав взгляд на почтовом штемпеле, раздумал.
"Почтовое отделение #666, Эльдорадо", гласил черный оттиск. Это показалось мне занятным - получить сатанисткий билет из несуществующей страны. Сунув конверт в карман рубашки, а газеты в урну, я вышел во двор.
«Если можешь, беги,
Рассекая круги,
Только чувствуй себя
Обреченным!
Стоит солнцу взойти,
Вот и я,
Стану вмиг фиолетово-черным»

Из открытого окна истошно орал магнитофон, ненормальный рок-фанат уже начал отравлять жизнь соседям. Сморщившись, я ускорил шаг и прошел на улицу.
Июнь сверкал солнцем, уже высоко поднявшимся над горизонтом. В этот ранний час городские улицы еще пустовали, и только стая оранжевых поливальных машин орошала дорожное полотно. Водитель самой крайней из "поливаек" погудел мне, предупреждая о приближении. Я шарахнулся на газон и почувствовал, как наступил кому-то на ногу.
- Ах, ты, га-ад! - тут же взвыли девчачьим голосом, пронзительно звонким, но с хрипотцой.
- Извините, - забормотал я, оглядываясь в поисках своей случайной жертвы, но вокруг было пусто, лишь в конце улицы маячила стайка гастеров.
- Засунь свое извините, знаешь куда? - рассерженно продолжал голос. - Билет не выбросил? Ладно, не вякай, знаю, что нет.
Я молчал, лихорадочно соображая, слышат ли голос гастеры, или он звучит только в моей голове.
- Не сы, - усмехнулась невидимая барышня. – Чердак у тебя на месте, психов возить не по приколу.
«Поливайка», мерно гудя, проехала мимо, оставляя за собой темный асфальт.
- Так мне идти?
Не дождавшись ответа, я пожал плечами и двинулся вперед. Навстречу мне стали попадаться прохожие, вымытую дорогу заполнили машины. Их мерный шелест внезапно нарушил звон цепей и надсадный гул электромотора. Синий троллейбус, нелепо размахивая торчащими в разные стороны штангами-рогами, стремительно прыгнул на бордюр и затормозил, едва не наехав на меня. Дверь у водителя с шипением распахнулась:
- Полезай, и погнали! – услышал я знакомый голос. За баранкой в кожаной тужурке и шестиугольной фуражке, сидела рыжая зеленоглазая девица и энергично махала мне рукой.
Покосившись на пустые «рога» троллейбуса, я неуверенно шагнул внутрь. Дверь тут же захлопнулась, и махина легко тронулась прямо по тротуару.
Глядя сквозь стекло кабины на шарахающихся пешеходов, я ляпнул первое, что пришло в голову:
- Куда едем?
- На трамвай, - последовал ответ. – Не сы, успеем.
Помолчав, девица зыркнула на меня из-под фуражки:
- Кинь кости куда-нибудь, - она кивнула на пустой салон, - не маяч.

«Видно дьявол тебя целовал,
В красный рот,
Тихо плавясь от зноя.
И лица беспокойный овал,
Гладил бархатной темной рукою»

Невольно бросив взгляд на лицо девицы, я отметил, что губы накрашены точно по тексту, красно и жирно. Что до овала, метафора «беспокойный» для меня осталась нераскрытой, барышня невозмутимо вела троллейбус.
Послушно пройдя в салон, я сел у окна, размышляя над происходящим. В голову настойчиво лезли мысли о сумасшествии и бреде, все мои старания подыскать какие-нибудь альтернативные варианты объяснения троллейбуса, разъежающего по городу без проводов, оказались тщетны. Единственно разумным мне показалось записать все события сегодняшнего дня по порядку. Выудив из сумки блокнот, я начал царапать карандашом слова, из-за тряск, больше походившие на иероглифы.
***
- Причапали! – рявкнул динамик, выводя меня из трансового состояния. Рыжая нахалка с микрофоном в руке издевательски улыбалась. – Вали, давай, машина идет в парк!
Как я умудрился заснуть? Или это был не сон, а что-то иное? Ноги и шея затекли так, что первая моя попытка пошевелиться окончилась ничем. Со второй попытки я вывалился в проход, став на карачки, и смог увидеть свой блокнот, лежавший на резиновом покрытии пола.
«1. Мне снился олень…» - разобрал я, начерканное карандашом на первой странице.
- Бред! - мой голос скрипел не хуже ржавой телеги.
Поднявшись, я замер, невольно остановив взгляд на пейзаже за окном.
Вечерело. Троллейбус стоял на середине поля, зелеными волнами разбивающегося о темнеющую на горизонте полосу леса. Признаюсь, я не фанат сельской местности. Все эти сверчки, строчки и сморчки навевают на меня тоску, а картины, вроде той, что сейчас открывалась за окном, вызывают у меня кислую мину и приступ желудочной недостаточности.
Пока я пораженно всматривался в горизонт, рыжая нетерпеливо защелкала выключателем, громко хлопая всеми дверьми одновременно. Мне ничего не оставалось, как покинуть транспортное средство. Едва я вышел, троллейбус сорвался с места и, махнув мне на прощание «рогами», укатил в сторону розового заката.
- Блокнот! – спохватился я, вспомнив корявые строчки об олене, но поезд уже ушел. Вернее, троллейбус.
- Мля… - испустил я невольный вздох, подкрепленный смачным плевком под ноги. Поправив ремень сумки, я не придумал ничего лучше, чем брести через поле в ту сторону, куда скрылось рогатое чудовище. Долго брести мне не пришлось, взобравшись на локальый холм, моему взору открылся маленький перрон с ожидающим посадки трамваем. После самобеглого троллейбуса меня уже ничего не удивляло, но все же на какое-то мгновение я оцепенел. Трамвай цвета бордо, с золотыми молдингами, стоял на рельсах, ведущих в надвигающуюся с востока темноту. Своей поднятой штангой он касался провода, проведенного вдоль путей по деревянным столбам. На последнем столбе провод заканчивался и безвольным хвостиком висел в воздухе.
Рядом с открытой дверью трамвая переминалась вожатая. Она была очень похожа на ту, что везла меня в троллейбусе, такая же кожаная тужурка и нелепая фуражка. Только шевелюра девушки была не рыжей, а черной.
- Добро пожаловать, - улыбаясь уголками рта, поприветствовала она.- Прошу, предъявить билет и занять место. Отправление через минуту.
Я протянул фирлетовый конвертик, и она, ловко вынув талон, прокомпостировала его никелированным компостером.
- Прошу, проходите.
Я шагнул на площадку и озвучил вопрос, готовый стать вопросом дня:
- А куда едем?
Вагоновожатя заняла место за рычагами, дверь стремительно захлопнулась, трелью прозвенел звонок. Трамвай тронулся, постепенно набирая ход.
- Странно, что вы спрашиваете, - наконец, подала голос девушка. – не все ли равно, куда ведет дорога в один конец?
- Нет, - мой ответ прозвучал чрезвычайно твердо. – Время от времени я люблю возвращаться домой.
- Возвращаться домой, - задумчиво произнесла вожатая, словно пробуя на вкус каждый слог. Бросив на меня короткий взгляд, она чуть повела плечами:
- Мне жаль, но трамвай идет только вперед.
- Так, куда идет этот ваш чертов трамвай?! - не выдержал я.
Протянув руку девица щелкнула выключателем, и впереди вспыхнула фара. Желтый свет выхватил из сгущающихся сумерек кусок путей, стремительно летящих под колеса.
Я стоял в кабине, не в силах пошевелиться, завороженный вечерним пейзажем. В почти безоблачном небе сырным кругляком висела полная луна. Подсвечиваемые еще не совсем погасшим за спиной солнцем, справа и слева летели силуэты деревьев.
- Как тихо, - наконец, смог вымолвить я, убеждаясь, что не слышу привычного стука колес. - И темно.
- Ну, разумеется, - отозвалась вожатая. - Впрочем...
Она крутанула ручку на приборной доске , и из динамиков зазвучала музыка:
"Бейте в бубен, рвите струны,
Громче пусть звенит набат
А кто слышал эти песни,
Попадает сразу в ....
М-мммм,
М-мммм...."

Всем удачи!!! Рисунок мощный!

началось-началось!!!!))))
луняшка такая красивая. тучки ее лапают как раз в тему. хочу почитать про луняшку!

каждый участник может представить на игру одну или две работы в стихах или прозе. Можно ли выставить, допустим, 2 работы в стихах, или только по одной - в прозе и стихах?
главное, чтобы сумма в оценивании прозы или поэзии не превысила 10 баллов.Обязательно использовать все 10 баллов или как?
За себя, надо понимать, голосовать нельзя?

Ой, и я хочу... так что ты пиши, а мы уже почитаем :)))
Рисунок прелестный, да....

Единственное - сроки голосования сильно уж сжаты. Хотя бы один нерабочий день бы зацепить, а то на работе не всегда есть свободная минутка для оценки произведений. . :))

А чо одному конфету дать, а другому две конфеты дать нельзя?

рисунок шикарный для любого полета фатазии - дерзайте!

можно. 2 работы игровые в любой категории на ваш выбор. и вне игры без ограничений


обязательно раздать 10 баллов, но каким образом - на ваше усмотрение.

можно.
можно отдать все 10 конфет только одной работе. можно раздать по одной десяти работам, можно из всех выбрать несколько работ и их одарить конфетами в любом количестве. главное, что в сумме конфет всего лишь 10.
если надо - вечером распишу примеры.


да, вы правы. за себя не голосуем.
если автор не проголосовал в указанный срок, его работа переводится во вне игровую.
но! все мы зависим от техники и всё можем решить сообща. если нет возможности попасть на сайт - передавайте работы или голоса через доверенное лицо. надеюсь, клубчане возражать против такого не будут. обсудим с ними все нюансы.

думаю на этом этапе игры сроки голосования можно будет сдвинуть на один день, если не будет возражений от администрации.

И тут пришла я...
Вау, как здорово.. Ольга, рисунок супер... Здорово...
Лично мне сразу на ум детская считалка( страшилка) пришла...
" Шел трамвай десятый номер,
А в трамвае кто -то помер,
Раз, два, три,
Это точно будешь ты"...

Чё, это считалка из детства)))