Он спит. Впервые за долгое время - сладко, безмятежно, как должен спать ребенок. Хотя он не считает себя ребенком - мужчиной. Я смеюсь: тоже мне мужчина! Даже на свои двенадцать не тянет: худенький, маленький и бледный. Такой бледный, что практически сливается с больничным бельем. Хотя его бледность не связана с болезнью. Таких, как он, называют альбиносы. Первое время все тут на него смотрели, как на пришельца из космоса, но потом привыкли. Я тоже привыкла. Он славный. И очень веселый. Столько пережил, но не унывает! Наоборот, еще и других подбадривает. Я наблюдаю за его дыханием – по-прежнему ровное и спокойное. Лицо расслабленное, на губах легкая улыбка. Сейчас он, как никогда, похож на ангела. Хорошенького ангела с курчавыми волосами и пухлыми губками. Вдруг он распахивает глаза, смотрит на меня, хлопает пушистыми ресницами и, улыбаясь, произносит: - Я только что рисовал! Я подхожу ближе, наклоняюсь и, еле сдерживая слезы, говорю: - Скоро ты сможешь рисовать наяву. Он согласно кивает. - Я нарисую тебе жирафа. И слона. И… И вдруг запинается на полуслове, фиалкового цвета глаза наполняются грустью. Я вижу, как воспоминания вновь захлестывают его… * * *
Надя вернулась из института, ее мать, Ирина Петровна, в это время стояла перед зеркалом и поправляла прическу. Сегодня она выглядела очень торжественно. На ней был темный костюм с люрексом, который надевался только в исключительных случаях, и черные лакированные туфли. - Куда это ты так нарядилась? – спросила удивленная Надя. - На выставку картин, - радостно сообщила мать. Дочь удивилась еще больше, Ирина Петровна всегда была равнодушна к живописи. Да и вообще она редко куда выходила - работа отнимала много времени. - Ты идешь одна? – Надя с подозрением смотрела на улыбающуюся мать. - Я знаю, о чем ты думаешь, - Ирина Петровна засмеялась. – Но нет, я не завела себе кавалера. Я иду одна. Помнишь, я рассказывала тебе о мальчике, альбиносе из Африки? Я тогда только начинала работать в больнице… - Да, конечно! – воскликнула Надя. - Это ужасная история, то, что с ним случилось! Кажется, он лишился обеих рук... - Кистей рук. К сожалению, мы ничего не смогли сделать… А мальчик мечтал стать художником… Он хотел нарисовать для меня жирафа. - В глазах Ирины Петровны блеснули слезы, и она легонько, кончиками пальцев, чтобы не повредить макияж, смахнула их. - И, знаешь, - уже более веселым тоном добавила она, - кажется, у него все получилось! - Ты хочешь сказать, что идешь на его выставку? - Именно! - Но как у него получается рисовать? - Пойдем со мной и увидишь! *** Высокий молодой мужчина в черной водолазке, которая еще больше оттеняла его необыкновенно белую кожу, рассматривал картины на стенах огромного холла «Арт-Галери». На одной был нарисован могучий лев, разрывающий лапами только что пойманную добычу, на другой слоны, резвящиеся в водоеме, на остальных солнечная Танзания, с ее удивительными мангровыми лесами, белоснежными пляжами и вулканом Килиманджаро. Мужчина вглядывался в полотна, и каждый раз его лицо становилось все задумчивее. Перед его глазами вновь проносилось детство, сначала безоблачное, как африканское небо в жаркий день, а затем наступил сезон дождей… Камо родился альбиносом. Это не такая уж редкость для Танзании, на ее территории в те годы родилось аномально высокое количество таких детей. Всех их отличали широкие носы, пухлые губы, кучерявые волосы, правда платинового или рыжеватого оттенка, а также белая, цвета извести, кожа. Это потом, спустя двадцать с лишним лет, стало известно, что это был очередной эксперимент по испытанию нового генома, который в тайне вводили беременным женщинам. А тогда к альбиносам относились как к ошибкам природы. Суеверные жители считали, что они приносят несчастье, однако были и те, кто искренне верил, что альбиносы обладают магической силой. И кто-то захотел получить эту силу… До двенадцати лет Камо рос, не зная печали. В его деревне к нему относились хорошо. Он занимался тем, чем занимались дети его возраста: бегал, играл, ходил купаться на реку, где они с мальчишками часто дразнили крокодилов, бросая им в открытые пасти куски дерева. А еще Камо любил лазать по деревьям. Он часто забирался на мангровое дерево и срывал плоды. Он относил их матери, чтобы та приготовила вкусный кисло-сладкий напиток. Камо был счастлив в своей жизни. Но потом случилось то, что все изменило. Была ночь, удушливая, жаркая, пахло кофейными зернами, которые еще с вечера собрали в мешки, чтобы наутро отвезти на рынок. Камо лежал под москитной сеткой и думал о том, как поедет вместе с отцом на рынок. Отец обещал купить ему краски, если будет хорошая торговля. Камо любил рисовать, в деревенской школе ему всегда ставили хорошие отметки по рисованию. Вдруг ему показалось, что он различает какие-то шорохи, а потом даже услышал шепот. Кто-то стоял за тонкими деревянными, покрытыми травой, стенами их жилища. Камо подумал, что может быть, кто из друзей решил подшутить над ним, и хотел уже подняться и выйти, но не успел. Какие-то люди в масках ворвались в дом, ударили отца Камо, который не успел и голову поднять от подушки, а потом схватили его самого и потащили на улицу. Он не понимал, что происходит. На какое-то мгновение показалось, что все это ему снится. Но это был не сон. Люди в масках повалили его на землю лицом вниз. Камо повернул голову и заметил, что у одного из них был в руках топор. Мужчина замахнулся топором и... Дальше была боль, такая невыносимая, что Камо потерял сознание. Когда сознание ненадолго вернулось к нему, то сквозь пелену в глазах, он увидел склонившуюся над ним мать. Она сидела на земле, раскачиваясь из стороны в сторону, и причитала. Ее руки, лицо были в чем-то красном. А потом снова была боль, и снова он провалился в бездну. Окончательно пришел в себя уже в госпитале. Рядом с ним находилась женщина-африканка, медсестра. От нее Камо узнал, что на него напали охотники за альбиносами. Он был не первый, на кого они напали. Многим повезло меньше, чем ему. Их убили и расчленили, а части распродали за большие деньги. Огромные деньги! За одну руку альбиноса охотник получал столько, что мог позволить себе не работать пару лет. Камо остался жив, подоспевшие на помощь соседи успели спасти его, но он потерял обе кисти. Медики пришили их, но заживали они плохо. Русский врач, работавший в госпитале, посоветовал переправить Камо на лечение в Россию. Но, к сожалению, время было упущено – руки спасти не удалось. *** Толпы восхищенных людей прохаживались по галерее. Глядя на картины великолепного африканского художника, люди словно сами оказывались в этом удивительном, полном экзотики месте, под названием Африка. А он, творец всей этой красоты, скромно стоял в стороне и наблюдал за ними. Ирина Петровна узнала его сразу, как только вошла, а разве могло быть иначе? И хотя он давно уже был не мальчиком, а статным мужчиной, она все еще видела в нем того мальчишку с большими фиалкового цвета глазами, который рассказывал ей о своей далекой жаркой родине. Она пристально смотрела на него, и вдруг он заметил ее, и, видно, тоже узнал. Потому как его глаза расширились от удивления, а губы расплылись в широкой улыбке. И он первый шагнул к ней навстречу. - Мисс Ирэн! - он подошел и заключил ее в объятия. - Камо! Мой дорогой Камо! Как ты вырос! И ты стал художником! Ты верил в мечту, и она сбылась! - Я верил, потому что вы вселили в меня эту веру! Они смеялись и плакали одновременно. Бывшие пациент и врач. Потом Ирина Петровна познакомила его со своей дочерью, которая, как и прочие посетители выставки, была в восторге от его картин, и тут же об этом заявила. Камо даже смутился, выслушивая ее пламенные похвалы. Потом Ирина Петровна стала расспрашивать, как он поживал все это время, он рассказывал охотно, но вдруг запнулся на полуслове, будто какая-то мысль внезапно посетила его. Потом быстро взял ее за руку и сказал: - Когда-то я обещал, что нарисую вам жирафа. Идемте! И он повел ее к картине в центре галереи, на которой был нарисован огромный, во всю стену, жираф. Ирина Петровна разглядывала это великолепное животное и еле сдерживала слезы. А за спиной слышались восторженные возгласы: - С ума сойти! Он нарисовал это все, имея протезы вместо рук!
nadeg2 (02-го, 47 лет)
