Все пути у пассажирских платформ уже освободились. Лишь на последнем, шестом пути пассажирский состав ещё стоял. Ждал паровоза, задержавшегося у водонапорной башни. Герман, городской полицмейстер, стоя у дверей вокзала, бросил взгляд на утопающие во мраке дома. Ни единого огонька не светилось в окнах, ни одного фонаря не горело на городских улицах. Мрак и тишина. На городских площадях не стояло ёлок, не украшали лавочки гирлянды, не гуляли парочки и не играли дети. Ветер равнодушно мёл позёмку, постепенно закрывающую мостовые. Ещё час назад одиночки и семьи ещё подходили к вокзалу, теперь же прилегающие улицы и площадь совершенно опустели. Тьма уверенно захватила город, выдавив оттуда уже немногочисленных живых. Герман глянул на потемневший от копоти снег, поёжился и зашёл в здание вокзала. Здесь уже чувствовалась прохлада, это неудивительно. Топки в котельной уже погасли, кочегары ушли, чтобы не опоздать на последний поезд. А может быть, как и большинство оставшихся людьми, уехали на поездах, ушедших раньше. Ушли на посадку и другие работники вокзала. Начальник станции вместе с заместителем, бухгалтер, уже занявшая место в первом вагоне, носильщики, до последнего помогавшие людям загрузить громоздкий багаж, начальник стрелочного поста, убедившийся в том, что состав не завернёт в тупик. Буфет сегодня, кажется, вообще не открывался. Не для кого. - Господин полицмейстер! – пожилой полицейский окликнул Германа со стороны двери, ведущей на перрон. – Посадка заканчивается. Все уже в вагонах. Пора. - Иди, я остаюсь, сказал уже. Полицейский вздохнул, открыл рот, собираясь что-то сказать, но повернулся и вышел. Герман слышал, как тот зашагал к поезду. До полуночи ещё было время. Герман вышел, поправил шашку и кобуру и встал у входа на платформу. Не пройдёт и четверти часа, как последний поезд уйдёт, унося с собой последних живых людей этого мира. Туда, где они смогут построить новую жизнь. Так обещал машинист, и все ему верили. Кому и знать, как не ему. Ещё не поздно было пройти по платформе, вскочить на подножку последнего вагона. Никто не спросит билет в эту новогоднюю ночь, достаточно быть живым человеком. Но Герман не собирался прыгать в вагон. Кому-то нужно было остаться в городе. Чтобы остальные доехали, чтобы у них был этот призрачный шанс. Неторопливо, словно выбирая, в какой вагон сесть, по перрону прошествовал Дед Мороз с большим и явно непустым мешком. Правильно, какая же новогодняя дочь без Деда Мороза, даже если это последняя новогодняя ночь. И Снегурка рядом. Всё как полагается. - Хороша! – шёпотом сказал Герман, проводив её взглядом. И тут же отвернулся, разглядывая почти невидимую во мраке церковь. Паровоз медленно, как бы нехотя пристыковался к составу. На платформу взбежала припоздавшая семья, с трудом тащившая тяжёлые чемоданы. Старик, крепкий мужчина с женой, четверо детей разного возраста. Торопясь, они добежали до последнего вагона, пропустили вперёд детей, забросили чемоданы и вскочили сами. Проводник махнул Герману рукой, но тот покачал головой. Кому-то нужно было остаться. Полночь. Паровоз дал гудок. Герман отвернулся. Потом, когда поезд отойдёт, он помашет вслед рукой. Позади Герман расслышал лёгкие шаги по утоптанному снегу. Он обернулся, не веря ушам. Позади стояла незнакомая девушка в костюме Снегурки. Она, молча, подошла к полицмейстеру и встала рядом. - Почему вы остались? – спросил Герман, - Никто не должен оставаться один в новогоднюю ночь, – девушка посмотрела ему в глаза. – С Новым годом.