-= Клуб начинающих писателей и художников =-

ГЛАВА 9

Сонька открыла дверь и впустила меня в квартиру. Наверное, вид у меня в тот момент был такой, что моя проницательная подруга сразу поняла – вопросов лучше не задавать. По крайней мере, пока…
- Голодная? – заботливо спросила она.
Я отрицательно покачала головой и молча направилась в свою комнату.
- Может, чай хоть будешь? – тихо спросила Сонька, заглянув ко мне через некоторое время. Я, как истукан, сидела на кровати, уставившись в одну точку. 
- Буду, - рассеяно улыбнувшись, ответила я. 
Подруга кивнула и удалилась на кухню. Я переоделась и направилась к ней. 
- А где твой отец? – спросила я, отпив глоток ароматного зеленого чая. 
- В суде, где ж ему быть, - отозвалась подруга. – А что такое?
- Да хотела с ним переговорить по поводу того человека, который пробил бак самолета.
Сонька вздрогнула, но в целом никак не выказала своей реакции.
- А что о нем говорить? Через неделю будет суд. И он загремит на пожизненное, - холодно сказала она. 
- Дело не совсем в нем. Понимаешь… У меня есть кое-какие догадки. Возможно, все это не было простым стечением обстоятельств. Не бывает таких совпадений…
- О чем это ты? – подруга пристально смотрела на меня. 
- Как бы тебе объяснить…
- Как есть.
- Ладно. В общем, я подумала о том, что, возможно, этому человеку помогал кто-то… Как я…
Я уже говорила, что подруга у меня весьма сообразительная. Вот и на этот раз она, кажется, все поняла, несмотря на мои маловразумительные объяснения. Удивленно охнув, она опустилась на табуретку.
- Ты знаешь, я вообще-то тоже об этом думала, - тихо проговорила она. 
- Да ну?
- Ну да. Ты права, не бывает таких совпадений. А после того, как ты призналась, что ты… Ну, в общем, сама знаешь… Так вот, после этого я тоже почему-то подумала, что все это могло быть подготовлено. 
- Соня… Ты у меня просто чудо! – я не удержалась от улыбки. 
- Ага. В перьях, - тоже улыбнулась подруга. – И знаешь, мне кажется, что папа… Что он тоже об этом думает.
- Он что-то говорил тебе?
- Да нет, конечно. Так, какие-то обрывочные фразы – как мысли вслух. 
- Если это так, то мне будет гораздо проще его убедить.
- Убедить в чем? – не поняла Сонька.
- Устроить мне встречу с этим уродом.
Сонька вскочила на ноги.
- Да ты чего это?! С ума сошла?!
- Сядь. Я объясню. 
Сонька глубоко вздохнула и села. 
- Понимаешь, выяснить, верны ли наши подозрения, можно только одним способом. И этот способ, увы, предполагает личную встречу с заключенным. 
- Что за способ такой? Ты его допросить, что ли, надумала? - сардонически усмехнулась подруга.
- Что-то вроде того. Твой сарказм мне понятен, но совершенно не уместен. Есть способы, гораздо более надежные, чем допрос. 
- Это что, ваши штучки?
- Можно и так сказать. Короче, я просто залезу в его голову. И узнаю все, что меня интересует.
Глаза Соньки стали размером с небольшие блюдца. 
- Ты это можешь?
- Думаю, что да. В любом случае, я уже сказала, что это – единственный способ узнать, как все было на самом деле. Или тебе не интересно?
- Скажешь тоже – интерес… Это ж не книжка про Гарри Поттера. 
Я увидела, что Сонька подумала о чем-то еще. И, поняв, о чем именно, чуть не расхохоталась.
- Не переживай, я не имею привычки ковыряться в чужих мозгах как в собственном шкафу! – со смехом ответила я на ее невысказанный вопрос.

- Кира, об этом не может быть и речи. Он – опасный преступник, совершивший тяжкое уголовное преступление. Ты хоть представляешь, что это за существо?! Его и человеком-то назвать язык не поворачивается! – бушевал судья после того, как я изложила ему суть дела.
- Владимир Николаевич, я все это прекрасно понимаю. Но что он может мне сделать? Я же не тет-а-тет с ним собираюсь беседовать! И это не займет много времени.
Судья задумался. Он что-то про себя решал. 
- Понимаете, тут ведь речь идет уже не о нем, и не о нас с вами. Человек, который может быть в этом замешан, может наделать еще много бед. Если он не гнушается помогать в организации таких преступлений, то подумайте о том, что он может натворить дальше! – я решила дожать Сонькиного отца. 
- Ладно! – сдался он. – Но учти, с тобой будет трое охранников.
- Владимир Николаевич, хоть целый отряд ОМОНа, - улыбнулась я. – Они мне не помешают. 

Следственный изолятор, в котором держали Николая Голубева, находился в Мытищах. Туда мы и направлялись – я, судья Марков и трое его штатных телохранителей. Я чувствовала себя какой-то вип-персоной, сидя в белоснежном «мерседесе» в окружении этих громил, и меня это ужасно забавляло. Ни страха, ни волнения я не чувствовала. А вот судья, напротив, сидел темнее тучи. Сказать, что ему моя затея не нравилась – значит, ничего не сказать. 
Нас встретил сержант и провел по коридорам отделения к комнате, предназначенной для свиданий с заключенными. Я села за стол, охранники стали по обе стороны от меня, третий – чуть поодаль с Марковым. В этот момент я думала о том, что мне сейчас точно ничего не грозит, а вот Голубеву – даже очень. Судья готов его растерзать, а охранники ему в этом с удовольствием бы помогли. 
Наконец Голубева ввели. Руки у него были за спиной и в наручниках, и сержант грубо подтолкнул его к столу. Преступник смотрел в пол. Когда он сел напротив меня, я увидела в его глазах ненависть и безумие. 
- Чего приперлась, сука? – прорычал он. 
Охранники тут же вскинулись, за моей спиной, где стоял судья, послышался какой-то угрожающий звук. 
- Закрой пасть, мразь! – прорычал судья. 
Я повернулась к Маркову и взглядом ему показала, что все в порядке. 
- Приперлась я явно не твою рожу полюбоваться, - спокойно ответила я. – Кто тебе помогал?
- Пошла ты!
 Я усмехнулась. Наивно было бы полагать, что этот мерзавец сознается добровольно. Но для очистки совести попробовать стоило. 
- Как знаешь. Я хотела по-хорошему.
В его глазах, помимо безумия и нечеловеческой ненависти внезапно появилось удивление. Потом – испуг, страх, ужас и, наконец, паника. Со стороны казалось, что я просто смотрю на него очень пристально. На самом деле я плела кокон, парализовала его волю. Человек, с которым это происходит, испытывает несравнимый ни с чем, панический ужас. Он полностью осознает все происходящее, но как будто наблюдает сам за собой со стороны. Его воля становится моей волей. И я могу сделать с ним все, что пожелаю. Пожелаю, чтобы он умер – и он упадет замертво в тот же момент. 
 «Кто тебе помогал?»
Я мысленно задала ему этот вопрос. В его глазах плескался все тот же суеверный, панический, неконтролируемый ужас. 
- Ярослав. Я не знаю его фамилии, - произнес Голубев безжизненным, металлическим голосом.  
«Сейчас ты мне его покажешь».
Его сознание легко подчинилось моей воле. 
Совсем мальчик. Ему лет не больше, чем мне самой. Черные, как смоль волосы и пронзительные глаза цвета маслин. Я сразу узнала его, хотя видела только один раз. Почти 12 лет назад…
От изумления я потеряла контроль над его сознанием. Лопнул мой кокон, парализовавший его волю. 
Он издал страшный, нечеловеческий вопль. Он вскочил, перевернув стул, на котором сидел, бросился в дальний угол и стал биться в припадке, не переставая голосить, как пойманная крыса. 
В комнате начался сущий бедлам. Охранники среагировали мгновенно, прибежал сержант и еще несколько людей в форме. Преступника волокли по полу, а он бился в конвульсиях и вопил что-то совершенно неразборчиво. Владимир Николаевич тут же оказался рядом со мной.
- Пойдем отсюда, девочка.
Я встала с места, и перед глазами все поплыло. Судья подхватил меня как раз вовремя. 

- Я сто раз пожалел о том, что допустил это!!! – Владимир Николаевич метался по кухне, как тигр по клетке. – Ни о чем подобном больше не может быть и речи!
 Сонька наблюдала за происходящим в испуганном молчании, тетя Люба вообще ретировалась пылесосить в зале. А я сидела за столом и уплетала приготовленную домработницей сочную котлету с жареной картошкой. Покончив с ними в рекордно короткие сроки, я попросила добавки. Сонька усмехнулась и положила мне еще столько же. Она уже знала, что после моих манипуляций появляется просто зверский аппетит. 
- Пап, ну не кричи. Все хорошо, что хорошо заканчивается, - попыталась утихомирить отца подруга.
- А не нужно полагаться на «авось», дочка! Никогда! Рано или поздно, «авось» приводит к плачевным последствиям! И чаще всего рано, чем поздно! – не унимался Марков. 
- Владимир Николаевич, есть ситуации, когда больше не на что положиться, кроме как на «авось»… - слабо запротестовала я. 
- И это была последняя из них, которую я допустил! – отрезал он. 
Я пожала плечами. Конечно, он был прав. И даже сам не знал, насколько. В этой процедуре есть одно «но». Мой Дар может повести себя совершенно непредсказуемо, и наделать много бед другим людям, которые находятся рядом в этот момент. Он может даже обернуться против меня самой. Чтобы этого не случилось, нужная колоссальная концентрация и огромный опыт. Последнего у меня не было вовсе. Поэтому прибегать к подобным методам не только нежелательно, но и крайне опасно. Прекрасно осознавая это, я все же решила рискнуть. В любой другой ситуации, конечно, я бы этого ни за что не сделала. Но в этот раз игра стоила свеч. Я была почти уверена, что за Голубевым явно стоял кто-то, куда более опасный, чем он сам. 
И не ошиблась. 

Следующие пять дней пролетели незаметно. Мы с Сонькой гуляли по Москве, ходили в кино, катались на картинге и ходили на каток. Когда Сонька узнала, что я, оказывается, имею некоторые навыки в этой области, была весьма удивлена.
- Не думала, что южанки умеют кататься на коньках!
- А я и не умела. До самых недавних пор, - грустно улыбнулась я, вспоминая тот день на Волге, когда Антон учил меня кататься.
После моего позорного бегства прошло уже шесть дней, но мысли об Антоне Польском меня не покидали. Что-то сжимало сердце стальными тисками, когда я вспоминала два дня, проведенных с ним, и тот разговор у камина. Я пыталась отмахнуться от этих мыслей, как от назойливых мух, но у меня ничего не выходило. 
Сонька видела, что со мной твориться что-то неладное, но с вопросами по-прежнему не приставала. Я всегда знала, что она весьма деликатный человек в подобных вещах, но не думала, что настолько. И была безмерно благодарна ей за такую тактичность. Кроме того, я была почти уверена, что она итак все прекрасно понимает. От ее проницательных глаз не могло укрыться очевидное. Да ведь она и сама мне прямо заявляла о своих подозрениях, когда я только собиралась ехать к Антону 31-го декабря. Правда, тогда я еще пыталась обманывать не столько ее, сколько себя саму. Теперь же это было бессмысленно. 
На Красной площади устроили замечательный каток, и мы резвились там почти два часа. Наконец, вволю накатавшись, мы, уставшие, довольные, и дьявольски проголодавшиеся, сменили коньки на обычную обувь. У выхода из катка нас, разумеется, ожидало «недремлющее око» по имени Борис. Как всегда, не произнеся ни слова, он сопроводил нас до машины, дождался, пока мы загрузимся в нее, и только потом сел сам. «Мерседес» тронулся в сторону Тверской, где было Сонькино любимое кафе. 
- Слушай, Сонька, а он вообще разговаривать умеет? – зашептала я Соньке на ухо, имея в виду Борю. Этот вопрос меня с каждым днем интересовал все больше и больше. Я не могла припомнить, чтобы за десять дней, из которых восемь я провела с Сонькой, ее «тень» произнесла хоть слово. 
- Ему не положено, - усмехнулась Сонька, отвечая так же шепотком. – Папа запретил. 
Ну и дела! Судья Марков виртуозно убивал двух зайцем одним выстрелом: обеспечил безопасность своей ненаглядной дочери, при этом не забыв соблюсти и ее моральный облик. Если он запретил телохранителю даже разговаривать со своей дочерью, то совершенно понятно, зачем. Боря, кстати говоря, очень даже симпатичный парень. 
Мы пообедали, хотя дело уже близилось к ужину, и снова направились к машине. Дальше по программе у нас предполагался поход в какой-то навороченный кинотеатр, где изображение было трехмерным. В Краснодаре такого не было и близко, и Сонька совершенно правильно предположила, что мне такое должно прийтись по вкусу. 
Подходя к «мерседесу», я застыла как вкопанная. Рядом с ним стояла уже знакомая мне черная «Ауди»… 
Сонька, увидев, как вытянулось мое лицо, посмотрела в том же направлении. Не увидев там ничего особенного, она толкнула меня в бок.
- Ты чего?
Но я ее уже не слушала. Я бросилась к машине. Из нее вышел Антон.

ГЛАВА 10

- Я тебя не понимаю, - мягко сказала Сонька, и обняла меня за плечи. – Зачем ты его прогнала?
Не ответив, я продолжала задумчиво курить и отрешенно смотреть в окно. 
Там, на Тверской, я сказала Антону, чтобы он уходил и больше никогда ко мне не приближался. Ничего не объясняя и ни о чем не спрашивая. Теперь это было совсем не важно. 
– Или есть что-то, чего я не знаю? – тихо проговорила она. 
Как я могла объяснить подруге то, чего сама до конца не понимала? Или, скорее, не хотела понимать. Потому что понимание это было бы слишком страшным. 
Еще в прошлый раз я рассказала ей всю историю, которая предшествовала моему личному знакомству с Антоном Польским, за исключением одной детали. Я ничего не сказала ей о второй части своего видения в кабинете его отца. 
О том, где была только черная, ледяная вода. 
Мне самой было жутко вспоминать об этом и раньше. А теперь это приводило меня в состояние, близкое к помешательству. 
Я не знала, как предотвратить то, что предначертано Антону. И что хуже всего, вряд ли узнаю. Просто я не могла увидеть ничего о тех людях, которые становились мне дороги. Потому и делала все возможное, чтобы не сближаться по жизни ни с кем. Мой Дар отказывался служить мне, когда дело касалось только близких мне людей. 
Так стало с тех пор, когда я не смогла спасти своего отца. 
И теперь, с ужасом понимая, что я уже ничем не смогу помочь Антону, я готова была рыдать от бессилия. Оттолкнув его, я надеялась на то, что еще можно что-то исправить. Но надежда эта была катастрофически слаба. Я смогла прогнать его из своей жизни, но не из своего сердца…
- Когда ж я уже научусь думать, прежде чем что-то делать… - прошептала я, - Если бы я только знала, чем обернется мой новогодний визит к нему, я бы ни за что не поехала! 
Я рассказала Соньке на этот раз все без утайки. 
- Кир… Не мучь себя. Пожалуйста… - мягко проговорила Сонька. – Да и что толку теперь об этом думать… После драки кулаками не машут. Ты ведь хотела как лучше…
- А получилось как всегда… - горько усмехнувшись, отозвалась я. 

Проснувшись на следующее утро, я услышала, что из кабинета судьи доносятся голоса. Один из них принадлежал самому судье. Странно, что он до сих пор дома…
Я вышла из комнаты, и было направилась в душ, но так как кабинет находился прямо напротив моей комнаты, то невольно остановилась. Подслушивать, конечно, дико неприлично, но, по-моему, речь там шла обо мне.
- Владимир Николаевич, мы знаем обо всем, что произошло на аэродроме и в следственном изоляторе.
- Было бы наивно предполагать, что вы этого не знаете, - сдержанно ответил Марков. 
- Эта девочка – самородок. Таких, как она, единицы не только в России, но, возможно, и в мире. Она уникальна. Если она в свои 17 лет показывает такое, то представьте только, сколько в ней еще не проявленных способностей! – говорил другой человек. – Но если не взять эти способности под контроль, то девочка может стать бомбой замедленного действия.
- Я вас внимательно выслушал, многоуважаемый Александр Петрович, - спокойно произнес Марков, но в его голосе слышалась скрытая угроза. – А теперь вы меня послушайте. Мне плевать на ваши планы относительно Киры. Она мне как вторая дочь, и вы, надеюсь, понимаете, что я не отдам ее под ваш, как вы изволили выразиться, контроль. А я могу сделать это, вы прекрасно об этом знаете. 
- Ну что ж, мне очень жаль, Владимир Николаевич, что вы так смотрите на этот вопрос. По крайней мере, подумайте об этом. Вы, боюсь, не совсем понимаете, с кем имеете дело.
- Прекрасно понимаю. С совсем еще ребенком, который нуждается в защите. И я не позволю вам искалечить ей жизнь, - отрезал судья. 
- С ребенком, из которого может вырасти настоящий монстр. Вы играете с огнем, пригревая ее на груди.
- Убирайтесь из моего дома. И не смейте больше приближаться к Кире, - произнес Марков ледяным тоном. И этот тон подразумевал продолжение фразы «иначе пожалеете». Но он был не из тех, кто станет опускаться до угроз, или даже предупреждений. Итак любой здравомыслящий человек понимал, что с судьей Марковым шутки плохи. 
Я поняла, что разговор закончен, и ретировалась в душ, чтобы не попасться на глаза этим людям. 
Когда я вышла из душа, Марков все еще был дома. Он сидел на кухне, и явно поджидал меня.
- Доброе утро, Кирочка! – бодро поздоровался он, но непринужденность эта была напускной. Я, может быть, и не заметила бы, если бы не слышала разговор. 
- Доброе утро, Владимир Николаевич! Вы сегодня не в суде? – поддержала я его непринужденный тон.
- Пришлось немного задержаться… Ты садись, позавтракай. Потом у меня к тебе разговор будет.
 Я кивнула, даже не удосужившись сделать удивленный вид. 
- Владимир Николаевич, я… слышала, о чем вы разговаривали с этими людьми в кабинете.
Судья сразу стал мрачным.
- Тогда мне нет необходимости тебе все это пересказывать. 
Я снова кивнула. Но тогда о чем он собирается сейчас со мной говорить?
- Есть что-то еще?
- Да, есть. 
Судья тщательно подбирал слова.
- Кира, не бойся никого и ничего. Я смогу тебя защитить. Но только при одном условии.
Я удивленно вскинула брови.
- Я собираюсь удочерить тебя.  
Теперь брови у меня не просто вскинулись, а улетели к самой макушке. 
- Это еще… зачем?
- Это затем, что тогда они точно никак не смогут к тебе подобраться. Поверь, девочка, так нужно. 
Ну и дела! Нельзя же так человека прямо с утра огорошивать. 
- Эта процедура займет совсем немного времени. Сегодня же я составлю необходимые документы.
- Владимир Николаевич, все это, конечно, замечательно. Но у меня есть опекун – моя крестная. 
Судья задумался. 
- Это тоже легко уладить. 
- В том и дело, что не так-то и легко. Она в Сибири. И добраться до нее – дело практически невозможное. 
- Как это? – удивился Марков.
- Долгая история. Но это так.
- Но как-то же можно с ней связаться?
- Я попробую. Но ничего не гарантирую. 
Марков, разумеется, ничего не понял, но вопросов больше не задавал.
- Сделай это сегодня же. Вечером я привезу документы. Твоей крестной нужно будет только их подписать. 
«Ага, телепатическая подпись. Это что-то новенькое» - усмехнулась я про себя.  
- Владимир Николаевич…– я не могла сдержаться, не задать этот вопрос. Слишком страшно было думать об этом в одиночку. - А вдруг то, о чем говорил тот человек – правда? Вдруг я и правда стану… монстром?
Судья тепло улыбнулся.
- Знаешь, девочка, я прожил долгую, очень богатую событиями жизнь. И события эти были не только радостными. Я повидал множество самых разных людей, прошел долгий путь от мальчика на побегушках в маленькой юридической конторе до главного судьи Москвы. И приобрел одно важное качество – видеть людей насквозь.
Я опустила глаза.
- И меня видите? – впрочем, я и не сомневалась, что это так.
Марков рассмеялся - как отец, умиляющийся лопотанию своего чада.
- Ты добрейшая девочка, Кира, - произнес он серьезно и очень ласково. – Не важно, как много может человек, если у него доброе сердце. Он никогда не употребит свою силу во зло. И людям, подобным полковнику, никогда этого не понять. Забудь все, что он говорил. У этого человека просто черная душа.  
Я почувствовала, как у меня предательски защипало глаза. 
- Спасибо вам…
Судья прижал меня к себе, совсем по-отечески. В этот момент впервые за долгие-долгие годы, с тех пор, как не стало отца, я не испытывала тревоги. 

Марков уехал в суд только в половине одиннадцатого. Сонька еще спала, полностью оправдывая свое имя. Тетя Люба приготовила нам обеим завтрак, и я уже направилась будить подругу, когда у меня зазвонил мобильник.
Это был Харитонов. 
- Как дела? – невозмутимо поинтересовался он.
- Лучше всех, - отозвалась я тоном, ясно дающим понять, что все ровно наоборот. 
- Я заеду, ты не против? – осторожно спросил друг.
- Можно подумать, тебя это когда-нибудь останавливало, - пробурчала я.
Я, как всегда, оказалась права. Звонил он только для проформы – уже поднимаясь в лифте в квартиру. 
- Незваный гость хуже татарина – пробубнила я, открывая дверь, и даже не пытаясь соблюсти хоть какие-то приличия. Впрочем, Лешку это уже давно нисколько не трогало. К моему скверному характеру он привык, и даже, по-моему, научился не обращать на него внимания. Другой на его месте давно бы повесился. 
Сонька уже встала и направлялась на кухню.
- О, Леха! С добрым утром! Как оно? – улыбнулась подруга. Даже сонная, она была куда более любезной, чем я. 
- Да вот, зашел вас проведать.
- Ну так проходи скорей, чего в дверях мнешься, - поторопила его Сонька.
Таким образом мы все оказались на кухне. Сонька с удовольствием поглощала завтрак, Лешка пил кофе, а я вяло ковыряла вилкой свой салат. Аппетита у меня совсем не было, и тетя Люба рядом причитала по этому поводу. Разговор шел почти непринужденный, но ни о чем. Бесконечные вопросы висели в воздухе, и мы все это чувствовали. 
Соньке первой надоела эта околесица.
- Ребят, хватит морочить друг другу головы! – произнесла она. – Я вас оставлю. Поговорите, будьте так добры. Мы не в детском садике. 
С этим она отставила тарелку с недоеденным салатом, и вышла из кухни, закрыв за собой дверь. Я достала из пачки сигарету, открыла окно и закурила. Харитонов прекрасно знал, что означает этот жест – уход в глухую оборону. 
- Кира, она права. Нам уже давно пора поговорить по-человечески. 
- Это ты привел вчера Антона? – прозвучало как утверждение. Впрочем, я действительно была почти уверена, что без Харитонова здесь не обошлось. 
Харитонов кивнул. 
- И когда это вы с Польским успели так коротко сойтись? Вроде совсем недавно ты обвинял его во всех смертных грехах! – язвительно проговорила я.
- Мы не коротко сошлись, но я признаю, что ошибался насчет него. Все обвинения с него сняты, и теперь за ним действительно уже никто не охотится, как он и говорил. Документы он отдал мне, чтобы я передал их отцу.
- Я рада за него. Но на кой ляд ты притащил его ко мне?!
- Он очень хотел увидеть тебя и поговорить. Извини, но я не видел смысла ставить ему палки в колеса. Скажешь, что ты не хотела того же?
- Скажу! – я почти выкрикнула это. – Я не хочу видеть его, слышать, и вообще знать о нем что-либо! Меня это совершенно не интересует!
Харитонов неодобрительно покачал головой, и некоторое время смотрел на меня молча.
- Можешь брехать мне, сколько влезет. Но себя-то не обманывай… - произнес он. 
Я повернулась к нему, и он обнял меня.
- Девочка, я же не слепой. Я все вижу и все прекрасно понимаю, что между вами происходит. Кроме одного – почему ты отталкиваешь его. 
- Я не могу, не могу… - всхлипывала я. 
- Все ты можешь. Я просто хочу видеть тебя счастливой, поверь. Пусть и не со мной…  
Я подняла голову и с благодарностью посмотрела ему в глаза. 
- Ты – самый лучший человечек на свете!
- Что-то ты только редко об этом вспоминаешь, - усмехнулся Лешка. – Куда чаще употребляешь гораздо менее изящные эпитеты. 
- Я больше не буду! – уже смеясь и вытирая слезы, пообещала я. Ему всегда удается меня развеселить и сделать так, чтобы на душе стало легко. 

Проводив Лешку, я направилась к уже знакомому мне дубу. Без его энергетики моей собственной явно не хватит на то, что я собиралась провернуть. 
Я повторила всю процедуру. На этот раз дерево отозвалось практически мгновенно – оно узнало меня. Мощная энергетика прошла волной и слилась с моей. Теперь я чувствовала достаточно сил, чтобы исполнить задуманное. 
Настроиться на крестную было очень легко. Ее образ впечатался в мое сознание с детства очень ярко. Мы не виделись уже больше года, но, стоило подумать о ней, и ее образ предстал на моем внутреннем «экране» живо и почти осязаемо. А ее энергетика, с детства слитая воедино с моей собственной, почувствовалась сама собой. 
«Привет, детка, - весело отозвалась крестная. – Давненько ты ко мне не стучалась»
«Это ж не «аська», а я тебе не бездонный энергетический колодец», - усмехнулась я, имея в виду колоссальный расход энергии, который происходит при подобных сеансах.
«Что случилось?»
«Мне нужно срочно с тобой встретиться. Как скоро ты сможешь появиться в Москве?»
«Если все так серьезно, то завтра же» - Маше, вообще-то, не было необходимости спрашивать, что случилось и насколько все серьезно. Я бы могла поклясться, что ей потребовалась всего пара секунд, чтобы покопаться в моей голове и узнать все самой. 
«Тогда я жду тебя»
На том и распрощались. Это все-таки не мобильный телефон, где во время разговора «капают» только деньги. Тут «капало» кое-что посерьезнее. Пара лишних минут – и человек может протянуть ноги от энергетического истощения. А дуб тоже энергию выдает лимитировано.