Стояла теплая летняя ночь. Немного прохладного ветра остужало нагревшиеся крыши и дороги. Круглая, ярко желтая луна маячила на фоне космоса. И все было бы хорошо.… Да.… Все было бы просто замечательно. Наблюдать эту ночь, вдыхать полные легкие этого бесконечно свежего воздуха и смотреть вперед. Вперед чего? Вперед, естественно. Просто вперед. Но он оглядывался назад. И от этого пропадала мельчайшая тяга, смотреть вперед. Город, в котором он живет, был таким же городом, как и все. Бетон. Железо. Асфальт. Стекло. Мрамор. Кирпич. За городом дачные домики, небольшие озера и красивый лес. И с лесом тоже связанно многое…
Насаженные на крыши домов антенны, казались пляжными зонтиками, а шляпок у них не было только по одной простой причине – загорая под луной – не обгоришь. Именно так он вспоминал последнюю ночь с ней. Они просидели всю ночь под луной, на крыше самого высокого дома в их городе. На краю этой же крыши, он сидел сейчас. Когда с рассветом он отпустил ее руку, у него отпечатались следы ее красивых пальцев. И в этот же день, ровно год назад, она забрала с собой свой взгляд, свой запах, и свое прикосновение, и навсегда уехала из города. Она ничего не сказала, но он знал, что навсегда. Они практически и не разговаривали. Если подумать, им хватало только посмотреть друг на друга. И в ту ночь, ее взгляд только и говорил ему: «Я с тобой…»
Он слегка подвинулся в сторону, и перевел взгляд с луны, в сторону леса. Сейчас он был мрачным, и таким чужим. А с ней, они часто гуляли по его тропинкам, плыли в море листвы, окрашенной светом солнца на закате. Поднимались на небольшую гору за лесом, и могли всю ночь просидеть там, даже зимой. Они не могли замерзнуть. Они согревали друг друга своим присутствием, и прикосновением. Казалось, льды севера не могли заставить их почувствовать холод, пока они рядом.
Спали они вместе реже, чем поодиночке. Они не жили вместе, и, наверное, не хотели этого. Не хотели обременять себя чопорной, обыденной жизнью, видеть друг в друге человека, самого не знавшего, хочет ли он видеть рядом с собой кого то, проснувшись, и засыпая. Но он и сейчас мог вспомнить, как смотрел на нее, уже заснувшую, как нежно, стараясь не рассыпать ее волос, проводил рукой по ее голове, лежавшей у него на груди.
Теперь изменилось все. Все, и навсегда. Нет. Все изменилось ровно год назад, когда придя вечером домой, он не увидел в своем электронном почтовом ящике ее письма. Они не пользовались телефонами, так как не хотели, чтобы их голоса нарушали помехи, и искажали динамики и микрофоны. Чувство, что ее запах исчезает из комнаты. Стены, которые вдруг стали темнее, чем обычно. Туман, который для него был теперь более плотным, и холодным. Теперь он чувствовал холод. Одинокий холод.
Нет больше шума, удаляющегося от его дома такси. Нет поцелуя при встрече. Нет ее рук, на его шее. Нет ее хрупких плеч…
Он не искал себя на дне бутылки, не искал замены, не искал утешения. И главное не искал ее. Он и не думал об этом. У него не было мыслей, что его предали, бросили или обманули. Нет. Так не могло быть. И не может. Это и была сама жизнь. А в ней, родилась новая. Маленькая и непорочная. Их жизнь, друг с другом. Все эти ночи вместе, они жили ей. Оставляли после себя гладкие крыши, тихий лес, теплые постели и следы на губах.
Теперь улицы города стали для него такими узкими. Осенью, дожди оставляли после себя сотни луж и маленьких ручейков под его окнами. Ему думалось, что когда-нибудь пойдет такой дождь, что затопит все, и его небольшую квартиру, вместе с ним. Или будет землетрясение, и он упадет в бескрайнюю тьму, одной из расщелин в земле.
Но прошел год, и глаза его стали тусклыми, дни однообразными, и если бы все на свете было раскраской, то он был ее черно белой частью. Внизу одиноко проехала машина, свернув, и петляя дальше по улицам, со своими красными шлейфами габаритов. Порыв ветра охладил лицо, и слегка всколыхнул его волосы. Тогда, это было похоже на ее легкую руку, проводившую по его лицу.
Он вспомнил ровное дыхание, плавные движения, и легкую музыку на фоне. Очарованные, завороженные и такие беспечные…. А вокруг царило шумное человечество, над их головами пролетали самолеты и спутники, под ними проносились составы поездов в метро, вокруг что – то кричали, неслись во всяческих направлениях, и сходили с ума. Рождались новые люди, умирали старые. Кто-то страдал, иной же был счастлив. Смех и слезы, радость и горе. А они были вместе. Не думая о завтрашнем дне, а медленно плывя по течению времени, и впитывая в себя каждую частичку момента, проведенного вместе. Дни и недели, минуты и часы. Взявшись за руки, обнявшись, прислонившись, друг к другу, и не обращая ровным счетом никакого внимания на то, что вокруг них целый мир. Им всегда хватало своего. А теперь же он был клеткой, сжимающей со всех сторон своего пленника, как бы ни пытался он утаиться в любом из ее темных уголков. Как прутья, многоэтажные здания пытались его раздавить, сжать в свои тиски. Деревья не возвышались теперь по сторонам, а склонялись к нему, заслоняя свет солнца, и на свой трон возвращалась непроглядная тьма. Огни электрических приборов горели тускло, что казалось в каждой такой лампе сидит маленький светлячок, жизнь которого уже на исходе, и никто его не заменит с приходом смерти. Внутри, все сжималось, его кутали в колыбель, в которую он явно не вмещался, и засыпали его ложе свежим льдом. Закаты теперь были скорее бардовыми, чем розовато – красными, а рассветы отдавали загробной синевой.
Маленькая летучая мышь пролетела совсем рядом, поднялась выше, и, мелькнув своим призрачным силуэтом на фоне ночной соблазнительницы – луны, унеслась в направлении леса.
Воздух уже не держал тело. Слабый ночной ветерок преобразовался в бьющий по коже ветер, колкий и отравляющий. Не страшно, а грустно и одиноко. Второе способно поселиться в человеке так, что его не выдворишь уже никогда. Оно будет постепенно пронизывать все ваши полюса, все ваши чувства и эмоции, и в конечном своем существовании провозгласит вас «одиночеством». Разбитые сердца не собираются снова, и это всего лишь доступная всем и каждому, правда, которая ровесница самому миру. Да, она стара как мир, и так же холодна, как и он сам, когда нет рядом той самой. Как вчера он провожал ее домой под светом фонарей, смотрел, как на ее лице тают снежинки, и как вокруг распускаются цветы и цветут деревья. Как она смотрит на него за стеклом, через стену дождя, идущего весь сезон. И как он ощущает ее запах, единственный такой. Он мог услышать его через дым города, через двери и окна, и так приятно успокаивался, когда он был рядом с ним. И была она.
Все вокруг стремилось убежать, как в бешенной и бесконечной гонке за мечтой. Но конец у всего есть. Был и здесь. Для него - свой. Не похожий, на все другие. И не был он ни глупым, ни напичканным философией. Он просто был, и вот пришел, не постучавшись, а по воле одиночества. Не погибнут вместе с его плотью воспоминания оставленных на дорогах следов, открытых ночных окон, и застывших силуэтов на крышах, подоконниках и лавочках его, и когда то ее города. Все и просто и сложно одновременно. И может показаться, что где-то есть смысл, а где то его нет. Дело не в смысле, а в задуманном, и, свершенном.
Последний поцелуй, перед прощанием с прожитыми годами. Хотелось бы ему, чтобы этот поцелуй был с ней, а не с безжизненным покрытием дороги. Последний взгляд на полосы огней, гаснувших в его глазах. Она не попрощалась, уходя. А он теперь мог сказать ей, все такой же безумно красивой, манящей своим существом, все еще живущей где – то там, за горизонтом:
- Прощай…
И разбиться о серое небо.
Naunet (05-го, 30 лет)
