Комиссия НКВД, наведалась, да только слушать не стала, диверсию усмотрела. Забрали Андрея до выяснения дела. Любаша сердцем почуяла, насовсем мужа увели. Погоревала денёк. Собралась с мыслями, и приняла решение. Настёну сгребла в охапку, и на деревню к родителям понесла. Мать встретила, в крик заголосила, увидела решительность дочери. Люба объяснила родным:
- Сберегите дочь, я за Андреем пойду. Хоть через десять лет, но вернёмся, а так, он забьёт кого-нибудь, и совсем сгинет! - расцеловала Настёну, перекрестила, и вышла из дома с маленьким узелком в руках. Заливаясь слезами, пешком добралась до района, прямиком в комиссариат, осмотрелась, и к часовому: - Кто тут главный? Часовой направил её в кабинет следователя. В душном, пропитанном потом и сигаретным дымом кабинете, стояло несколько столов и табуретов. Присмотревшись, Любаша увидела в дальнем углу человека в военной форме. Тот, нахохлившись, навис своими грузными плечами над столом. Перед ним на расстеленной газете был разложен обед. Громко чавкая и смачно облизывая жирные пальцы, мужчина даже не заметил вошедшую посетительницу. Любаша стояла тихо, подпирая спиною дверь. Она никак не решалась нарушить трапезу «товарища начальника». На её глазах, был намазан очередной ломоть хлеба долькой чеснока. Покрутив его в пухлых руках, мужчина водрузил сверху, такой же толщины шмат сала. Прикрыв от наслаждения глаза, он разинул рот, и впихнул в него ровно половину своего обеда. На полпути остановился и замер. Его прищюрые глаза наконец-то заметили девушку. Та, стояла, прижимая к груди узелок с четвертинкой хлеба, что положила ей мать на дорожку. – Ты хто?- недовольно произнёс, вытаскивая вкуснятину изо рта. Любаша представилась, и с тревогой наблюдала за переменами на лице комиссара. Тот, медленно стал заворачивать свои харчи в газету, при этом дочавкивая остатки пищи. Блестящими от жира пальцами залез в рот, доставая застрявшие меж зубов, кусочки сала. Наконец вытащил «тряпицу», и громко отрыгнул. Вытер рукавом кителя губы, и посмотрел на нежданную «гостью»: – Так значит, та самая лесная боярыня?! – ехидно произнёс, встал и направился к полкам с битком наполненными папками. Долго, не торопясь, перекладывал дела с места на место, поднимая при этом клубы пыли. Когда нашёл то, что искал, удивился. Папка была тонкой, в отличие от других дел. Радостно улыбнулся, и повернул лицо к девушке: - Вот, оно, моё «дельце», счас, мы тебя изучим, и добавим новых подробностей! Офицер грузно плюхнулся на свой стул, тот даже жалобно пискнул. – Так, так! – перелистывая бумаги, он периодически поднимал на девушку глаза. – За что же вы с муженьком, секретаря-то порешили? Бариями, себя почувствовали? – он встал, и подошёл к Любаше вплотную, обдавая чесночным запахом: – За что, я спрашиваю? - Понимаете, это получилось, так внезапно, что мы с мужем даже не успели понять. Волчица давно с нами жила, и не нападала ни на кого раньше. А, в тот день, словно с цепи сорвалась, хищница всё же! – девушка искренне объясняла следователю, с надеждой глядя в поросячьи глаза. Тот, поскрипывая хромовыми сапогами, качался перед ней, выставляя вперед своё пузо. Он приковал тяжелый взгляд к лицу Любаши, и продолжил: – Ты, мне ещё поговори тут! Ищь, натаскали волчицу и теперь всю вину на зверя хотят переложить! Не позволю! – заорал комиссар на «преступницу», брызгая на неё жирной слюной. Вырвал узелок из рук девушки, и бросил его через весь кабинет к себе на стол. – Отвечай, что за частную собственность вы там развели? На народной земле-то? Боярами решили прижиться на Советской власти? Не позволю!!!- он опять заорал так, что Любаша закрыла ладошками уши. Тот, мертвой хваткой вцепился в кисти девушки, без труда отстранил их , и продолжил ехидно: - Вот, мы сейчас и проверим какое оно барское тело, да голубая кровь? Мужские руки сорвали платок с головы Любаши, при этом растрепав её волосы. Белокурые пряди опустились на лицо. – Косища-то, какая?!- он положил на свою ладонь тяжелую косу девушки. – В лагере она тебе будет не нужна. Отрежем! Мужлан опустил свои поросячье глаза ниже. Пухлые коротенькие пальцы прошлись по частым пуговицам блузки. – Много! – он резко рванул полы в разные стороны, пуговицы разлетелись, позвякивая в разные стороны. Любаша постаралась скрестить на груди руки, но в туже секунду получила увесистую пощечину. Лицо девушки стало пунцовым, глаза от ужаса округлились. – Что вы делаете? – только и смогла произнести. Гражданин начальник, не обращая внимания, на её слова, продолжал. Мужские глаза похотливо рассматривали девичью грудь, которая просвечивалась через тонкую ткань рубашки. – Да у нас ещё и рубаха есть?! Богато живёте! - он протянул свою лохматую лапу к телу девушки. Та, попыталась отступить, но стена остановила беглянку. Надвигаясь всё ближе, комиссар зло скалился и потирал липкие ладошки. Любаша, собрала всю свою волю в кулак, выпрямилась, подняла гордо голову и посмотрела, синим светом, прямо в глаза мужчине. Тот, слегка смутился и на время потерял уверенность. Такой наглости он ещё не видел в стенах НКВД. Любаша тем временем подбоченилась и двинулась всем телом на обидчика: - Что, справился с маленькой женщиной, беззащитной и слабой? Тебе бы с мужем моим потягаться! Думаю, от тебя, комиссар, и мокрого места не осталось бы! – кроха, с грозным видом надвигалась всё увереннее и увереннее, отодвигая от себя «чесночный окорок». Тот, пятился до тех пор, пока не плюхнулся на арестантский табурет. И только после этого опомнился, что он не кто иной как хозяин кабинета, а перед ним хрупкая преступница. Вскочив на коротенькие ножки, начальник так завизжал, что из соседнего кабинета набежали любопытные. Разинув рты от удивления, толпа застыла на месте. Картина заставила всех остолбенеть. Девушка в распахнутой блузке, надвигается на товарища комиссара, а тот визжит, не зная, как освободиться от натиска. Через несколько минут, в кабинет, протискиваясь, вошла женщина в военной форме. – Что здесь творится? Кто устроил тут спектакль? – вошедшая, оценила одним взглядом ситуацию, гаркнула на зрителей: - Закройте рты, и пошли вон! – повернулась к подчинённому, сидевшему на прибитом табурете, задала вопрос: - Кузякин, в чём дело? – тот, осмелел, встал по струнке, стараясь разгладить на пузе китель. – Я…это… тут, веду допрос! – Допрос? Вы? Женщину? Кто вам позволил? - Она сама явилась! – с этими словами он протянул комиссарше личное дело. Та, покрутила его в руках, разглядывая фотографию Андрея, захлопнула и пошла к выходу. И только в проёме двери повернулась и приказала, указывая делом на Любашу: - Эту ко мне! Преступница попыталась привести себя в порядок, собрала остатки блузки, прикрывая грудь. Нагнулась, чтобы найти пуговицы, но конвоир уже стоял рядом. Он забрал арестантку. Всю дорогу в кабинет, Любаша улыбалась и думала: « Вот сейчас, эта милая женщина разберется в нашем деле, и отпустит нас с Андреем к Настёне!» Она даже не представляла себе, что её судьба и судьба Андрея уже решена. Тем временем, ничего не подозревавший Андрей, занимался своим привычным делом. Для острастки «политического», его посадили в камеру для уголовников. Те, недолго думая, решили для себя извлечь пользу, так сказать помочь комиссарам разоблачить «врага народа». Извлекли, но урок! Андрею, не пришлось долго разъяснять кто он, и почему его лучше не трогать. Разбитые вскоре костяшки его рук, потом не один день напоминали сокамерникам, кто в доме хозяин, и где скрыта сила русского мужика. Часть уголовников была отправлена в лазарет, вторая же половина с опаской озиралась, и с нетерпением ждала отправки «вражины» в лагеря. Андрей равнодушно стал ожидать своей участи.
Любаше указали на табурет, и оставили сидеть, долго не задавая вопросов. Девушка расслабилась, и с любопытством стала осматривать кабинет. Наивно полагая, что эта милая женщина, сейчас разберётся в обстоятельствах трагедии, и отпустит их с Андреем. Следовательша, что-то писала, бурча себе под нос слоги. Она грузно водрузила на стол свои полные груди, и тяжело дыша, пыхтела над каждым словом. Только изредка поднимая глаза, на сидевшую напротив девушку. Дописав до конца, комиссарша закрыла громко дело. Встала, растирая поясницу, и стала медленно прохаживаться по кабинету, словно обдумывая ситуацию. Её мысли были прикованы к арестантке: « Сидит тут ладненькая. Горя не знает. Вон вынарядилась как, словно на гулянку пришла. Кофточку, жалко не смогу носить, уж больно маленькая. А юбка ничего, шерстяная, отдам модистке, перешьёт на меня! Ботики тоже совсем малюненькие, где уж таких и берут? Ничего сестренке придарю, она отродясь таких не видела! Ну, хватит надо решать с ней быстрее, домой пора. Как надоели эти «враги народа»!» - с этой мыслью «товарищ» комиссар заговорила с Любашей: – Так вот, я расписала про ваши дела, как нужно. Но судить вас будет советский суд! От меня уже ничего не зависит! А теперь скинь свою одежонку, не положено у нас тут в своей быть. Сейчас тебя отведут в камеру, там и будешь ждать суда. Прощевай! – женщина довольно наблюдала, как девушка сняла послушно одежду, аккуратно свернула и подала ей в руки. Конвоир встал за спиной, слегка подтолкнул в спину, и направил по тёмному коридору. Шлёпая босыми ногами, Любаша даже не подозревала, что идёт навстречу своей судьбе. В карцере, куда её поместили, людей не было, а только иногда из щели высовывалась мордочка крысы. Та, словно ждала, когда новая хозяйка уснёт, наблюдая за ней из своего укрытия. Девушка, осмотрелась, привыкая к темноте, нашла нары, залезла на них с ногами. Воздух бил в нос сыростью и вонью, от кучек, оставленных прошлыми «жильцами». По зелёным, ослизлым стенам бежали ручьи, стекая на пол, и делая лужицы. Любаша, постепенно осознавая свою участь, покрылась мурашками. Прижимая к себе колени, и натягивая на них свою тонкую рубаху, старалась согреться. С каждым часом холод пробирал до костей, замерзая, девушка задремала. « Тоскливый крик лебединой стаи, кружащей над родным домом, и заунывный вой матёрой, заставили Любашу вздрогнуть. Дочка бежала к ней на бегу протягивая, детские ладошки…» Конвоир трёс её за плечо, пытаясь разбудить. С просони, озябшую, он вывел её из карцера. На ослабленных ногах, она зашла в комнату суда. Не понимая сути сказанных слов, девушка подписала бумаги. Осудили супругов, «за диверсию против советской власти». - В Сибирь, в лагеря!!! - был вердикт трёх. Ослабленная, больная Любаша подошла к вагону. Пытаясь забраться в него, она несколько раз упала в грязь. Солдаты не дождавшись, подтолкнули её, и громко задвинули двери. Андрей, увидел, почти раздетую жену, остолбенел: - Любавушка, ты, откуда? – видя, в каком она состоянии, обернул её горячее тельце в свой тулуп, прижался холодными губами к раскалённому лбу, и стал баюкать, нашептывая слова любви и прощения. Она открыла синие глаза, улыбнулась, и тихо попросила: - Андрюшенька, ты только не бей никого! - Не буду! – только и успел он пообещать своей ещё живой жене, гладя, её лицо своими разбитыми руками.
***
Тормоза вагонные заскрежетали, разрывая сердца попутчиков. Состав остановился. Солдаты раскрыли вагоны. Людей выгнали на перекличку. Умерших в пути, стали выносить, и складывать в кучу, бросая абы как. К Андрею очередь подошла. А он стеной стоит, оборону держит, жену собой закрывает.
- Не отдам, со мной до конца поедет, там схороню, хоть могила будет! Его слушать не желают, с оружием пробиваться пытаются, тыча в нос. Не выдержал. Кого достал, те навзничь легли, словно умерли. Офицер похитрее оказался, револьвер достал, и пока на него надвигался богатырь, весь барабан выпустил. Не сразу упала «скала», почти уже достал руками обидчика, а схватить за горло уже не смог, силы иссякли, свалился замертво. Посмотрели убийцу в глаза люди, а он хоть бы смутился, пнул ногой тело, и приказ заорал: - Выгружай, врагов власти!
Солдаты выкинули из вагона на весеннюю жижу, сначала жену, а потом пыхтя, ругаясь, и мужа. Тот упал рядом, только грязь брызнула. Рука Андрея обняла тело Любаши, раскинутые полы тулупа, прикрыли женщину, как одеялом. Уткнулось лицо мужа к ушку жены, словно шепча слова заветные. Так и замерли одиноко, среди сибирских простор. Вдруг с неба снежинки спускаться стали, всё больше и больше, и посыпал снег, потоком опустился. Вагоны тронулись, визжа по рельсам. Попутчики прильнули к щелям, любуясь красивой парой - укрываемой белым саваном.
Валерия Романтик (12-го, 29 лет)
