Минут через пять показалось, что прошло уже полчаса. Его вдруг взяла смертельная тоска - не на что даже посмотреть. Хуже всего, что в процедурной не было часов, и еще, снизу неясно, сколько лекарства оставалось во флаконе, а пошевелиться, даже чуть чуть он боялся. Снова обращаться к женщинам слева и справа деду не хотелось.
Глазами и ушами Афанасий не воспринимал никакой новой информации, оставалось только осязать что-нибудь. Первым делом потрогал свободной от системы рукой обивку кушетки, подумал – хорошая, такой бы обтянуть сиденье на мотоцикле, да дорогая, наверно. Подумал чуть чуть про обивку, как бы она смотрелась и сколько не стиралась, на это ушло минут пять. Дальше трогать было нечего, кроме бабы слева... Афанасий снова уставился в потолок. Теперь ему стало казаться, что все тело распухает и надувается от вливаемой жидкости, подумал, а куда это лекарство денется там, в организме, в кровеносной системе. Подумал, и решил – никуда, иначе зачем заливать. А если никуда – то выдержит ли организм? Так это ж еще если например три раза по такой бутылочке, получится аж полтора литра. Где они там поместятся? Хотя если честно, раньше Ягода уже заливал в себя по полтора литра, и не один раз, но то – в пищеварительную систему, она была тренирована, а вот как быть с кровеносной, он не знал… Ждать и думать так становилось все невыносимее…
Тут в процедурную вошел парень лет двадцати, высокий, стройный, светлые волосы модно подстрижены. Лицо его было таким, какое обычно рисовали всяким строителям, солдатам и инженерам на советских плакатах, простое, но красивое. Так сказать - красота без излишеств. Хотя была конечно в нем какая-то болезненность, но тут ясное дело – здоровый в больницу не придет. А в общем-то этот пациент как-то сразу понравился Афанасию. Так и подумал – нормальный русский парень. И что интересно, сам дед Афанасий такими категориями обычно не мыслил. Чтоб вот прямо так, этими словами. Ну парень – эка невидаль, ну русский, что с того, тут все русские, и все вроде как нормальные…
Тем временем ему тоже поставили капельницу, даже не поморщился, и так же смотрел в потолок. Дед был рад, что наконец хоть с кем-то можно будет перекинуться парой слов, и даже не знал, с чего начать, а потом как то машинально заговорил о том, что больше всего беспокоило:
-Слушай, не видно, сколь у меня там осталось?
Парень глянул и ответил:
-Неа, не видно снизу, еще отсвечивает…
Дед расстроился – во-первых не узнал, сколько осталось, во-вторых, сосед по кушетке возможно так дал понять, что к разговорам не расположен. Да точно не расположен, потому что и дальше молчал. Но только дед так подумал, парень, достав свободной рукой из кармана какое-то устройство, предложил:
-Давай сфотографировать попробуем.
Он поднял руку с устройством к самой бутылочке, щелкнул затвором, и показал деду экранчик:
-Вот столько.
На экранчике было ясно видно, что осталось уже меньше половины. Дед сразу обрадовался – и ждать теперь недолго и парень заговорил, еще и сам нашелся как помочь. Его фотоаппарат тоже заинтересовал деда Афанасия. Маленький, плоский, размером с сигаретную пачку, а по толщине – тоньше спичечной. И где там пленка помещалась, где механизм!? Зато объектива вроде как и вообще не было. А ведь Афансий явно слышал щелчок затвора. Стало интересно, какой марки этот чудо-фотоаппарат, глянул, пока парень засовывал его обратно в карман. А никакой марки не было, как и объектива, вместо нее было нарисовано какое-то надгрызенное яблоко, и все. Интересно…
Но чтобы не потерять нить общения, дед решил спросить еще что-нибудь. Ну что можно было спросить не по делу у незнакомого человека?...
-Ты с чем тут?
-Да… - Замялся парень – Покупали «Джек Дэниалс» как настоящий, по тысяче, а потом вот…
Дед не понял:
-А эт чего такое-т – «Жэк Дэнилас»
-Ну виски – Объяснил парень.
-А-а, перепился что ли? – Крякнул дед, но потом подумал, прозвучало невежливо и решил как-то подбодрить парня – Ну бывает, бывает. Да напридумывали всякие виски-сиськи, вот и травитесь. А я всю жизнь самогон пью, и не раз не травился, из какого б г***а ни гнал… Да… А ты сам местный что ли?
Парень ответил что не местный, приезжий. Дед спросил еще, к родственникам ли приехал, оказалось не к родственникам, к другу. Ну дед, понятное дело, начал допытываться, к кому именно. Парень, впрочем охотно отвечал:
-К Сашке Оплачкину.
Эта фамилия произвела на Ягоду какое то странное впечатление, настолько сильное, что он прямо подпрыгнул на своей кушетке, игла при этом противно зашурудила в вене.
-К Оплачкину? Так не удивительно, что упились! Он же потомственный алкоголик! Да когда он родился, его отец с дедом три дня жили в арыке!
О том, что он сам те же три дня жил в том же арыке вместе с Оплачкиными, Ягода решил умолчать. Но парню до этого и не было дела.
-Ну алкоголик-то – алкоголик, а «Джек Дэниалс»-то брали как настоящий…
Дальше легко разговорились. Так, про то-про се, а в общем – ни о чем. Парень признавал, что тут, в гостях в общем хорошо, и единственное, что испортило отдых – этот самый виски, да и тот был привезен из города. Признавал также, что его лучше было бы заменить самогоном, как более дешевым и натуральным. Вообще же смысл этой инъекции был такой же как и у Афанасия – вывести токсины. Дед в свою очередь поддакивал, и с удовольствием рассказывал, что еще у них тут есть хорошего – всякие грибы, ягоды, рыбалка, охота. Его так и подмывало рассказать, что сам браконьерничает по-черному, но остерегся. И ведь даже не похвастаться хотелось, как обычно, а просто поделиться, и он бы поделился с самим парнем, но трезвый Ягода никогда не стал бы трепать языком рядом с кучей незнакомых баб. Поэтому он рассказывал про другое, но тут уж и пора было отключать систему.
Медсестра так же легко и безбольно извлекла иглу, протерла место укола ваткой, и сказала посидеть чуть чуть, сжав руку в локте, чтоб не было синяка. Также посидеть надо было, чтобы от резкого вставания не закружилась голова. Но дед хотел подождать еще и потому, что парню капаться оставалось тоже недолго, и можно бы было выйти вместе. Тем более до Оплачкиных идти все равно мимо Ягоды, а ему хотелось еще, подольше пообщаться я этим пареньком, понравился чем-то.
Так и вышло, его тоже отключили от системы, и к выходу направились вдвоем. На крыльце дед Афанасий достал из кармана свой «Донской Табак», но парень предложил ему какую-то необычную сигарету из пачки, переливающейся всеми цветами радуги. Он щелкнул чем то внутри фильтра, дал деду сигарету и поднес зажигалку. Дед затянулся, и вместе с табачным угаром по голове и легким растекся какой-то волшебный ментоловый аромат. Таких сигарет дед Афанасий еще не пробовал. Хорошо было так идти – курить и говорить ни о чем.
Ближе к дому Ягоды, когда надо было уже расходиться, деду захотелось пригласить парня к себе, сделать ему что-нибудь приятное. Как раз разговор вернулся к болезням. Парень жаловался, что до сих пор, а прошло уже несколько дней, не может окончательно прийти в себя. И дед посоветовал ему опохмелиться чистым самогоном:
-Я всю жизнь так – выпью писят-сто грамм, закушу, как положено, и как будто ничего не было. Давай зайдем, у меня есть, недавно выгнал.
Парень замялся:
-Ну если вы тоже со мной выпьете. Кстати вам наверно тоже не помешает, сто грамм от простуды – лучше любой капельницы. Кстати, как простыли-то?
Дед хлопнул себя по лбу:
-Вот точно. Как я, дурак, раньше не догадался. А простыл немудрено – на мотоцикле. Я еще вот что – на похмелье всегда на мотоцикле как прокачусь – все как выдует, и координация сразу появляется, и настроение. Хочешь – прокатись на моем.
Парень мотнул головой:
-Да я не умею.
-Ну я прокачу.
-Так вы же простынете.
-Не простыну. Вот моя хата, заходи.
На счастье бабки не было дома, ,,черти куда-то занесли,,. Дед достал из сейфа бутылку самогона, налил себе и парню, нарезал сало…
Уже часа через полтора бухой Ягода в одной жилетке без полушубка и шапки вылетел на своем мотоцикле на улицу. На плече у него болталась и билась прикладом о бензобак двустволка, парень, сидящий в люльке спиной вперед нацепил длинный промысловый патронташ тоже через плечо, так, как в революцию матросы носили пулеметные ленты. Вдвоем они перекрикивали дырявый глушитель:
-Врагу не сдается наш гордый Варяг, пощады никто не желает!...
Дня через два какие-то охотники нашли их обоих за пятьдесят километров от крайней хаты, в сугробе, у оврага, рядом с перевернутым мотоциклом. Обмороженных, их привезли конечно не в новый медицинский центр а в старую больницу, с валящейся с потолка штукатуркой, маленькими окнами «широкощелевой» конструкции, которые еле освещали кафельные стены, закрашенные в мышиный цвет и снующими туда-сюда тараканами. Впрочем, нельзя сказать, что уход в больнице был плохим, его не было вообще никакого, и поэтому возле деда Афанасия сидела бабка, а к парню из города приехала мать. Ягоде кроме всех прочих диагнозов, связанных с холодом и водкой поставили еще легкое сотрясение, и то только для вида, как сказала бабка – чтоб был хоть какой-то документ, подтверждающий наличие у него мозга. Парень отделался попроще, но лежать ему здесь было так же муторно как и Деду Афанасию.
Хотя нет, Афанасию все-таки было хуже, стыднее. Во первых за то, что так подставил паренька, а во-вторых за то, что даже забыл, как его зовут. На беду мать постоянно называла сына просто сыном, и Афанасий даже не знал, как обратиться к нему, и когда бабка куда нибудь отходила, время от времени говорил что-нибудь ободряющее, например:
-Да это ничего. Ты выздоравливай, потом поедим на волков охотиться. В лесхозе знаешь, сколько за волка дают? Три тысячи – вот! А я знаешь, сколько волков прошлой зимой набил? Четырнадцать! Не веришь?
Парень молчал, и Ягода обижался – насчет волков это была правда. Он не унимался:
-Не веришь? Правда четырнадцать…
-Трезвый наверное был – Хмыкнул парень со своей койки.
-Да как сказать… - Крякнул Ягода со своей, и снова не соврал. Он был в общем-то хорошим охотником, и метко стрелять мог в любом состоянии.
Парень от скуки копался в своем устройстве-огрызке, и в первый раз за все дни в больнице улыбнулся только когда нашел там несколько фотографий, сделанных по пьяни. Он протянул устройство Ягоде:
-На, старый, посмотри на себя. Пальцем в бок листай по экрану.
Дед взял и начал смотреть фотографии, среди которых были: ноги Ягоды, торчащие из какой-то норы; смазанный спидометр мотоцикла, со стрелкой на сотне, расстрелянная табличка «Охота без путевок запрещена»; стволы его ружья, направленные из за каких то кустов на милицейский «Уазик», оторванная с него мигалка, которую сидящий в люльке парень держал над головой, сам Ягода, успешно подключивший ее к аккумулятору мотоцикла, и еще много чего.
-Дай посмотрю, может еще и видео есть.
Дед удивился – это устройство могло еще и видео снимать. Но тут подошла медсестра со шприцами и ампулами. Дед взмолился:
-Да сколько можно, итак искалоли всю…
Ему хотелось материться, но стыдно было уважаемых людей – парня и его матери. Парню, видимо тоже хотелось, но он вместо этого молился, но как-то по своему:
-А-а-а, святые коксакеры, сколько можно…
Еще и верующим оказался. Нет, все-таки хороший парень – подумал Ягода. Он правда по необразованности и неверию не знал, кто такие коксакеры, в его представлении это были кто-то вроде апостолов. Но когда ему на зад с потолка упал большой кусок штукатурки, дед тоже взмолился:
-Святые коксакеры…
Набожная бабка даже прекратила ругать его за потеряный патронташ, запомнив, надо бы спросить у батюшки – кто такие коксакеры, и в чем их святость…
Алматы, 23-25 ноября 2013 года.