Киря молча кивнул, подошел к мотоциклу, и опустился перед ним на корточки, думая где здесь этот самый бензокраник. И тут в просвете между цилиндром, бензобаком, и еще какой-то деталью, название которой не знал, Киря вдруг увидел ее. Впервые за все похороны, а ведь только за этим – то и пришел сюда. Так получается – Киря стал свидетелем всего этого ужаса только для того, чтобы получить возможность в лучшем случае пару минут посмотреть на нее в щель под бензобаком? Ну а впрочем – на что еще можно было рассчитывать?
Да, пожалуй, худшей возможности познакомиться с девушкой трудно было найти. А Киря ведь понятно, хотел, не только увидеть ее, но и познакомиться. Но теперь, после всего этого, конечно не стал бы. Киря не был уделан в грязь, кровь, водку и слюну, как Демон, или олежкин отец, и хотя бы поэтому выглядел более-менее привлекательно, но нет, идея свидания на похоронах, надо признать – была идиотской. Да и вообще, все мысли о ней, вообще – все это, наверно, давно пора было бросить. Киря не знал, как назвать то, что чувствует к ней, но первым, что приходило в голову была, да-да, та самая любовь. Как ни странно, но именно этим словом можно было назвать и бесконечные посещения ее страницы, в ожидании новых фотографий, и разные попытки познакомиться, в том числе эту глупую – сегодняшнюю, и главное – сами мысли…
Однако, надо сказать - Киря был все же настоящим ,,ботаником,, а значит – умным. Во всяком случае достаточно умным, для того, например, чтобы понимать, что вся эта любовь, все эти чувства, так или иначе сводятся к механическому движению тел, к их трению друг о друга. Да и он сам, влюбился ведь в самую красивую, а не в самую страшную. Да точно, точно, он влюбился в тело, а не в душу, ведь о душе-то ее он и не знал ничего. Да, животный инстинкт, и только – вот что такое эта ваша любовь.
Кирилл Неверов всегда думал так, и не сомневался в своей правоте – уж слишком долго он жил (целых семнадцать лет), чтобы воспринимать всерьез и буквально то, что в русском языке называется ,,абстрактные существительные,, и слово ,,любовь,, тут было конечно же на первом месте. Вот если, к примеру, ненависть и существовала, то она, другое дело, казалась вполне реальной и осязаемой, а любовь… Ну где она – любовь, кто ее видел, кто ее чувствовал?... Нет, нет, Кирю не провести, пусть хитрый и злой Демон говорит, что отличники, прекрасно усваивая всю школьную программу, в то же время ни черта не понимают в реальной жизни, даже в быту. Пусть говорит, но на самом-то деле Киря знает многое, хотя бы то, что нет никакой любви, и какими россказнями ты не окружи это соприкосновение тел, оно так и останется – соприкосновением тел, и не более.
Но почему-то именно созерцание этого самого мертвого тела, так сказать, отделенного от… Нет, не от души, а скорее от человека, пусть будет – просто от человека, натолкнула его на совсем иные выводы. Вот например, умер дурачок Олежка Полетаев, и его труп теперь лежит в гробу, а гроб – в могиле. И вроде бы, еще пять минут назад этот труп был здесь, с нами, у нас, но что это меняло? Насколько, в какой мере, наличие тела в гробу облегчало горе родителей? Да ни на сколько, ни на один процент! Ну так выходит, что и при жизни человек состоит не то чтобы не только из тела, но и вообще не из тела, а из чего то другого. Ведь и самому Кире было жалко Олежку, но не тело Олежки - не дурацкую прическу, не прокуренные легкие, не вечно красные от анаши глаза и не худые волосатые ноги с нестриженными ногтями. И бесспорно все остальные тоже, не по этому плакали. Да и сам Киря жалел Олежку не умом, не мозгом. Мозгом Киря понимал, что Полетаев был просто каким-то малознакомым укурком, принявшим смерть по жизни, то есть – такую же идиотскую, какой была и сама жизнь. Но Киря все-таки жалел Олежку, и жалел, как сказано – не умом… И любил, если то была все-таки любовь, он тоже не умом. И ведь даже понимал, что она – может быть и не самая красивая на свете. Ну как – понимал?... Как Демон знал, но не вмещал в свое сознание факт, что какой-нибудь ,,Харли Дэвидсон,, одна коляска к которому стоит пятьдесят тысяч долларов, лучше его драндулета, обошедшегося в пять тысяч рублей плюс стакан анаши, так и Кире нельзя было доказать, что она была страшнее голливудских звезд и менее безгрешной, чем Мать Тереза. И Кире до безумия, до одури хотелось быть с ней рядом, сказать хоть – даже придумал план познакомиться с ней на похоронах, но случись так, что не получится… Чтож, хотя бы просто видеть ее иногда, время от времени – уже было бы для него величайшим счастьем. А уж об этом самом ,,движении тел,, с ней Киря и подавно - не думал даже ни разу, Да на нее и можно было только смотреть, вроде как на святую. Хотя, сказать по правде, случись так, что они все-таки познакомились бы и, чем черт не шутит, стали бы встречаться, Киря уж конечно когда нибудь взял бы ее за руку, а потом и обнял, и щечка к щечке, и поцеловал бы, а когда-нибудь потом и…
-Киря, б***ь! Ну м***к! – вырвал Кирю из мыслей стоящий над ним руки в боки Демон – Ты че замутил?!
Киря сидел на корточках, озираясь по сторонам, не понимая, что он сделал не так, и даже не решаясь спросить.
-Бензин! – Орал Демон – Бензин! Я тебе что сказал сделать – краник закрыть! Ты его закрыл?
Киря глянул себе под ноги – он сидел возле мотоцикла в центре большой лужи бензина.
-Да ты ж сидишь с другой стороны от краника! И вообще, сколько ты тут просидел? – Кричал Демон, доставая из кармана свой Айфон – Полчаса! Ты че завис что ли? И за полчаса не нашел краник?! Ну если не разбираешься в технике, хоть бы просто посмотрел – откуда капает, вверх бы глянул – откуда течет!... Да за тридцать минут уже по нюху нашел бы! Сколь осталось хоть?..
Демон отвернул крышку бака, и заглянул внутрь:
-Ничерта не видно. Посвети… - Но тут же осекся – Нет, стой нафиг! А то тебя попросишь посветить, ты туда, б***ь, зажигалкой посветишь!
Демон выбрал другой способ узнать, сколько бензина осталось в баке – сломил ровную веточку, сунул ее в горловину, предварительно оборвав листья и протерев от кладбищенской грязи об кирину куртку, и приложил снаружи, сбоку, туда где была приделана резинка для коленей. Хотя итак было ясно, что бензина в баке – всего ничего, палочка помокрела на сантиметр-два, и не больше. Киря все это время как замороженный наблюдал за его действиями, и только через пару минут смог оторвать взгляд от этого чертова мотоцикла.
Могила уже была закопана - крест установлен, а холмик подровнен поверху черенком лопаты. Рядом стояли отец и мать Олежки, сестру уже куда-то увели. Все расходились по машинам и автобусам, все мотоциклы кроме дЕмонова и какого-то старенького «Урала», в которую погрузили связанную скотчем собаку, сорвались с места и теперь трещали где-то далеко за оградой кладбища. Ее Киря уже конечно в толпе не нашел, да и ладно. Не получилось сейчас, что ж, пусть, не получалось и до этого. Но у него впереди был еще миллион возможностей, в миллион раз лучших, чем эта. А может и худших, не важно, но самое главное, они – и Киря, и эта девочка были живыми, а чего еще надо? Да, как ни странно, получалось, самое главное – просто быть живым. И все, больше ничего не надо было. И никакие их проблемы, ни сорвавшееся знакомство, ни пролитый бензин, не шли ни в какое сравнение с горем родственников Полетаева. И собаки, поглядывающей из люльки одним, заклеенным скотчем глазом на гору земли, и торчащие из нее какие-то перекрещенные черт знает как и зачем палки.
Да их, родителей Олежки, было страшно, просто до слез жалко. Однако может пусть и чуть-чуть, но все-таки поумневший за сегодня Киря теперь хорошо понимал, что в этой жалости надо быть очень осторожным. Ведь кто, как ни родители виноваты в его смерти? Да, пусть Олежка был поехавшим наркоманом, но как они допустили все это? Сам Олежка уже ответил за всю свою жизнь своей смертью, тем, что лежит сейчас в красном ящике из десяти досок в криво вырытой экскаватором яме. Но и они должны были ответить – как так получилось. Да, как ни крути, и с правовой точки зрения – ответственность на родителях, и с религиозной. Конечно совсем другой вопрос, что ни ментам, ни Богу, если он конечно вообще есть, не было дело ни только до семьи Полетаевых, но и до всего их города, если не сказать – до страны. Но родители все же платили, и будут платить самим себе, своему возможному и упущенному счастью одним – осознанием того, что окажись они чуть менее наивны, глупы, инфантильны, более строгими, или менее строгими – и сейчас не кто-то, а их Олежка мог бы переживать об упущенном свидании и о пролитом бензине. Мог, если бы не переживал в свое время о том, где бы добыть побольше анаши. Да, так и так, виноваты были родители, хотя и их, конечно было жалко, но жальче всего было собаку…
-Киря, ты че там, опять завис? – бормотал Демон, ковыряясь в своем мотоцикле.
На блоке под карбюратором дЕмонова мотоцикла лежала свернутая в несколько раз асбестовая тряпочка, заботливо помещенная туда чтобы впитывать, стекающие капли бензина, как предполагалось – капли. Теперь она насквозь пропиталась бензином.
-П****ц! – Заключил Демон, отшвыривая ее в сторону, и повторил – П****ц!
Тряпка пролетела перед кириным лицом, и со шлепком прилипла к одному из соседних памятников, на портрет какого-то покойного ветерана Великой Отечественной Войны. Возможно когда-то – Думал Киря – И его смерть была такой же, или даже большей трагедией, тоже кто-то плакал, тоже его, или кого-то из близких было до слез жалко, а кого-то меньше, может на похороны прибегала и пыталась разрыть могилу его собака, может двое каких-нибудь его знакомых точно так же приезжали сюда на мотоцикле, и в суматохе… Но все это если и было – то когда-то давно, и теперь уже совсем забылось. Как забудется, конечно, что был вообще такой – Олежка Полетаев, и как он умер, и как только два его одноклассника пришли на похороны, один – прикарманить смертные деньги, а другой – познакомиться с одной девочкой из параллельного класса, которая давно нравилась, и ни у того, ни у другого ничерта не получилось. Продолжение следует.