Я рисовал всегда, и всегда это получалось у меня более или менее хорошо. Но однажды я решил попробовать что-то свое, по-настоящему новое. Я изобретал какой-то свой, собственный стиль, и надеялся, что когда-нибудь у него будет красивое название на иностранном языке. Расскажу немного, чтобы вы поняли, хотя бы примерно, о чем идет речь. Все началось с того, что во время работы над подмалевком одной обычной, ничем не примечательной картины, я решил поэкспериментировать с цветом. Как выяснилось в первую же минуту моих экспериментов, для того, чтобы новые яркие цвета не выглядели слишком отвратно, мазки должны быть наиболее четкими. Кроме того... Хотя, постойте.Если все эти объяснения кажутся вам нуждными и непонятными, радуйтесь, они закончены, т.к. это единственное, до чего я смог додуматься, и что смог воплотить в жизнь.
Несмотря на всю свою диковинность, получившаяся картина радовала меня, и я решил написать целый цикл из десяти холстов в этом стиле, для того, чтобы во-первых окончательно определить его каноны, во-вторых, чтобы представить на суд критиков что-то большее, чем одна картина, в которой я и сам-то еще не был уверен. Это конечно пошло на пользу дела, в процессе работы я понял, что в моем стиле существует еще миллион всяких правил. Не беспокойтесь, тут я эти правила приводить не буду, потому что не только не могу описать их словами, но даже сформулировать для самого себя. Было так - я просто видел что - нибудь, и знал, что оно должно быть выписано так-то и так-то, или вообще не прописано, так, два-три мазка и хватает. а почему, по каким таким правилам, этого я и сейчас сказать не могу - не знаю.
Вобщем, я представил свой цикл на всеобщий суд, была моя персональная выставка, и картины получили одобрение. Ими заинтересовались даже многие известные художники, признанные авторитеты. Все они говорили, что мой стиль интересен, необычен, и конечно имеет право на существование, нужно только довести его до... Да черт его нает, до чего, никто не мог сказать, чего не хватает этим картинам. Были, конечно и те, кто сразу раздраконил мой стиль, и вообще, все предыдущие картины, и меня самого, не только как художника, но и как человека. Говорили, что я с такими наклонностями не смогу удачно жениться, и достойно воспитать детей, что синий цвет в таком-то месте, на такой-то картине мог добавить только человек, начисто лишенный совести, и все такое прочее. Правда, все сходились во мнении, что мои картины действительно будут стоить миллионы, но только лет через сто-двести.
Но несмотря ни на что, я рисовал и рисовал, и удача все-таки улыбнулась мне. Одному очень известному художнику понравились мои работы, и он даже предложил мне поехать вместе с ним заграницу, на выставку. Правда он попросил меня написать еще несколько картин, и высказал свои пожелания к ним:
- Мы приедем туда из России, и конечно, должны привести и показать что-то по-настоящему русское, понимаешь? Русскую, природу, людей, быт, не знаю что, выбирай сам. Да, твой стиль необычен, но в том-то и будет изюминка твоих картин - написать что-нибудь народное, историческое, древнее по-новому, по-современному, так как это видет человек твоего поколения. В соединении этих противоположностей, что-то есть... Какая-то борьба... А может, наоборот, преемственность... Подумай над этим.
Совет был неплохой, предложение тоже, и я конечно, тут же соглассился. Но как это обычно бывает, у меня возник творческий кризис, или, как я сам это называл, дефицит сюжетов. Чувствуя ответственность, хоть и перед самим собой, но уже чуть большую, я стал более требователен к себе. Настолько требователен, что за месяц не написал ни одной картины, мне казалось, все самое интересное на свете уже уместилось в моих предыдущих картинах. Тут меня спас мой старый друг, а спасение это заключалась в предложении съездить в его родной город, с тем, чтобы поискать среди тамошней природы, и вообще самой жизни сюжеты для своих картин. Мой друг утверждал, что природа в тех краях несказанно красива, небо голубее трава зеленее, и больше нигде такого увидеть нельзя. И еще что она, эта природа более русская, чем та, которая описана в стихах Есенина... Мне ничего не оставлось, как согласиться и на это, ехать было не так далеко, билет на автобус стоил копейки, да и сроки поджимали. Мне самому казалось, что я поступаю правильно, честно ищу самый интересный сюжет...
Итак, я отправился в путь. Дорога не показалась мне долгой или утомительной, хотя в автобусе присутствовали и духота, и неприятные запахи, да и скорость его оставляла желать лучшего. Но как-бы то нибыло, мы уже подъезжали к месту. По дороге я все все время смотрел в окно, думая сфотографировать какой-нибудь интересный вид, но ничего не привлекло моего внимания. Но каково же было мое удивление, когда на вокзале, вместо сумасшедшего, поющего песни, о котором мне рассказал друг нас встретил наряд милиции, да, да, тогда еще милиции. И не только. Я затрудняюсь точно сказать, к какому именно ведомству относились эти люди, но выглядели они внушающе: были одеты во все черное, в том числе в маски и бронежилеты, в руках держали автоматы, и казалось, рост каждого из них не менее ста девяноста сантиметров. Они тут же, без промедления начали проверять в дверях автобуса документы и багаж всех прибывших, включая самого водителя. Служебная собака на поводке обнюхивала сумки, на которые ей указывал один из проверяющих. Мне стало известно, что скоро в этот город должен приехать президент, и именно поэтому, сейчас столько внимания уделено безопасности. Я конечно тут же задал другой вопрос, а что, собственно президенту делать в этом маленьком, и по-честному захолустном городке? Выяснилось, скоро тут открывается какой-то большой завод, который будет иметь такое же болшое значение для экономики области.
Проверка проходила достаточно быстро. Только одного паренька лет двадцати отодвинули в сторону, и попросили подождать. Когда очередь дошла до меня, и когда они узнали, что я везу с собой какие-то химикаты, я разделил его участь. Люди в форме видимо знали свою работу, они не спешили, но очередь двигалась, людей в автобусе становилось все меньше и меньше, и к нам никто больше не присоединился. Проверяющие что-то сказали водителю, и тот попрощавшись сел за руль, и погнал автобус на стоянку. Все они так же размеренно, не торопясь, и не медля повернулись к нам, и кто-то спросил у мальчика:
-Так сколько, вы говорите, вам лет?
-Сорок пять - ответил тот.
Люди в форме переглянулись, и снова уставились на парня, точнее на его лицо.
-Документы! - коротко потребовал то же, кто спрашивал о возрасте.
Один из его сослуживцев достал из своего кармана бумажник парня, и пояснил:
-Там паспорт и права. Год рождения совпадает.
Пока они скурпулезно изучали документы, я ухитрился заглянуть в лицо парня, и удостоверился, что на вид он даже младше меня - лет двадцать с натяжкой. Мальчик стоял довольно спокойно, но тут вдруг как бы опомнился, схватился за нагрудный карман, и достал оттуда еще какие-то документы со словами:
-Вот еще военный билет и ветеранское удостоверение - и помедлив, добавил - я воевал в Афганистане.
Я заметил, что это вызвало еще больший интерес к странному пассажиру. Тот же, кто держал бумажник, принял их у мальчика и спросил вроде-бы строго, но в то же время как-то вымученно:
-Может у вас и еще какие-нибудь документы есть?
В этом вопросе мне слышалась надежда на то, что сейчас парень достанет из другого кармана справку из дурдома, но тот только отрицательно замотал головой.
-Еще как-нибудь можете доказать свой возраст?
Мальчик молча, неторопясь начал расстегивать пуговицы своей рубашки, и распахнул ее, показывая татуированную грудь. Сние-зеленой, глубоко вколотой краской там были изображены два горных хребта, соединенный полукругом солнца с расходящимися лучами. К одному хребту подлетал вертолет, на другой сыпались парашюты. Внизу непонятная поначалу вязь складывалась в русские буквы, и слово,,АФГАН,,. Не знаю, кому как, но мне было ясно, что татуировка старая, некоторые линии уже начали расплываться. Увидев ее, бойцы закивали, заморгали друг другу, кто-то присвистнул. Кто-то спросил уже более вежливо и уважительно:
-Но вы признаете, что выглядете скорее на ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ лет, чем на сорок пять?
Мальчик спокойно кивнул, застегивая рубашку:
-Согласен.
-Но почему? Может быть какая-то генетическая болезнь?
Мальчик не принял эту подсказку, просто повел бровями:
-Не знаю, меня это не очень беспокоит, и я не пытался выяснить.
Тот, кто держал документы, не без колебаний протянул их мальчику, и сказал, как-то ломано:
-Извините, можете идти.
Мальчик спокойно взял свой бумажник, забрал с лавочки сумку, и попрощавшись ушел. Все эти одинаковые, обезличенные люди провожали его взглядами...
Продолжение следует...