После того как очнулся Ромка, всё сразу же встало на свои места. Приехала скорая, и зеваки разошлись кто-куда. Людмила Олеговна не выпуская сына, села в машину скорой помощи. - Иди домой, Маша. - Сказал Владимир Александрович не сильно сжав мое плечо, как бы подбадривая, и натянуто улыбнулся. Мотнув головой и не поднимая глаз, я зашагала к подъезду моего нынешнего дома, в котором жила уже два года со своими опекунами. Вообще, они мне приходились дядей и тетей по отцовской линии. Владимир Александрович и мой отец были братьями, семья была большая, остальные родственники разъехались кто-куда. Дядя единственный, кто согласился после смерти моих родителей, забрать меня к себе. Всей истории я не знала, только то, что было обещание со стороны Владимира Александровича позаботиться обо мне, если что вдруг случится. Он сам мне об этом рассказал, на похоронах моей мамы. Тогда многое утратило для меня смысл, и многое приобрело более четкие очертания. В свои тогда пятнадцать лет, мне стала претить сама мысль о тех вещах, что окружали меня на протяжении тех лет ,что были живы мои родители. И в мыслях, и в действиях ушла беззаботность, я стала реже улыбаться, говорить по пустякам, и все чаще искала одиночества. Людмила Олеговна с первой же минуты восприняла меня в «штыки», и всячески старалась избегать общения со мной. Ограничиваясь лишь парой фраз, во время завтрака или ужина. Ромка, чувствуя настрой своей матери, шкодничал и капризничал, особенно когда я сидела с ним после садика, пока дядя с тетей были на роботе. За эти два года, мне пришлось изрядно помотать и себе нервы, и своим опекунам. На дворе стоял июнь. Шел пятый час, но солнце все так же пригревало. Возле подъезда стояла бабушка живущая в доме напротив, рядом с ней виляя хвостом сидела такса Пика, которую, Ромка с другими детьми любил дразнить. Собака тяжело дышала и ее коричнево-рыжая шерсть блестела на солнце. Я улыбнулась им двоим, и зашла в подъезд. Неяркий свет проникал через грязное и забрызганное окно, на лестничную площадку. Поднимаясь на третий этаж, касаясь перил, проходя мимо запыленных и расписанных стен - я вспоминала прошедший час. Казалось все было сном, и ничего на самом деле не произошло. Дотронувшись до своего плеча, которым ударилась о перекладину качели, я в удивлении замерла. Оно было в порядке: ни саднило, ни болело. Неприятный холодок прошел по спине, и презрительные, уверенные слова опекунши эхом завертелись в моей голове. «Это ты... это все ты.... Ведьма... я видела....» - и все в том же духе. Закрыв дверь квартиры, я схватилась руками за голову. Затем прошла из прихожей в гостиную, легла на диван и свернулась калачиком, прижав колени к груди, закрыла глаза и уснула. Словно почувствовав что-то неладное, я проснулась, и посмотрела прямо перед собой. Стоявший стол, рядом с диваном на котором лежала я, парил над полом сантиметров двадцать. Из-за набежавших сумерек, гостиная покоилась в тени, поэтому было трудно судить видится мне это или нет. Я медленно приподнялась на диване, осторожно, словно боясь спугнуть, но стол с глухим стуком встал на свое место. Удивленно заморгав, я потерла глаза не веря в происходящее. Послышался шум открываемой двери. И не разборчивое ворчание опекунши. Она явно о чем-то спорила с Владимиром Александровичем. В гостиную они зашли с мрачными лицами. Людмила Олеговна увидев меня закатила глаза, и сложила руки у себя на груди. Опекун строго посмотрел на нее и тяжело выдохнув, сначала опустил глаза, посмотрел на свои наручные часы и только потом в мою сторону. Его серые с коричневыми крапинками, грустные глаза ,испугали и без того встревоженную меня. - А где Ромка? - Сипло прошелестела я. Опекунша нервно повела плечами и уже было раскрыла рот, как ее тут же перебил Владимир Александрович. - Он у бабушки. - Тихо сказал он. Я удивленно переводила глаза от него к его жене. На языке вертелось лишь одно. - Это... это из-за меня!? - Мой голос почти пропищал. От того, что я произнесла эти слова вслух, стало совсем дурно. Прижав трясущиеся руки к груди, чувствуя себя виноватой, я часто заморгала, пытаясь остановить непрошеные слезы. Дядя тут же подошел ко мне и успокаивающе приобнял за плечи. - Нет. Все совсем не так. - Стал заверять меня он. – Врач сказал, что Ромке нужен покой и свежий воздух. – Я подняла покрасневшие глаза и посмотрела на опекуншу. Она усмехнулась и вышла из гостиной. - Здесь нет твоей вины. - Продолжал дядя. Мне хотелось ему верить, но факты на лицо. Мой братец у своей бабушки, его мать меня презирает, совершенно уверенная что это моя вина. Все это ярким беленом застилало слова опекуна. Я снова всхлипнула, и дядя осторожно прижав меня к своей груди, начал успокаивающе похлопывать по моей спине. - Ну, Машка, не думал что ты разведешь воды. Мы все конечно перенервничали. Да и Людка тоже хороша, но ты пойми она не со зла так думает. Ромка сам виноват конечно, но он ребенок еще! Так что давай успокаивайся. Хорошо? – Я кивнула, освободившись от дядиных рук, и нервно протерла глаза. - Ну вот так лучше. Ты ведь уже взрослая девочка. - Я улыбнулась, а он немного помешкав сказал - Думаю Людмила права, нам нужно поговорить с тобой. Пока еще чего не проболтала. - Уже серьезнее начал он. - О чем? - Тихо спросила я и посмотрела ожидающие на дядю. Он опустил руки на колени и посмотрел прямо перед собой, затем немного склонив голову в мою сторону сказал: – О твоей матери.
Girl_from_Liverpool (10-го, 27 лет)
