Так я прожил еще около пяти лет, до девяносто девятого. Но к концу девяностых годов, точнее – века, а еще точнее – миллениума, все изменилось. В стране наконец-то прекратился тотальный разграб, прекратился просто потому, что все, что можно было уже украли, и больше растаскивать было нечего. Старого президента-алкоголика сменил молодой и энергичный президент-ФСБшник, олигархи позбегали…
Вообще, казалось – все меняется. Изменения эти было трудно описать, но легко прочувствовать, особенно в мелочах, в каких-то неуловимых деталях. Казалось – уж и воздух дрожит по-другому…
В жизни Вашего покорного слуги к тому времени тоже наметились определенные перемены. Водка, испортив все, что могла испортить в моем организме, и в психике, почему-то перестала на меня действовать. Но я приобрел новую зависимость – зависимость от творчества. Как и с водкой – один раз попробовав, я уже не смог отказаться от этого. Меня переполняла информация, большие объемы информации – всего того, что я видел и знал в жизни, настолько большие, что они уже не могли уместиться в объеме моих чувств, моей памяти. Как я уже говорил, отключить память с помощью водки теперь было невозможно. Оставались только два варианта. Первый – отключить не только память, но и всего себя, пустив пулю в лоб; второй – просто переместить наиболее тяжелую, во всех смыслах этого слова, информацию на бумагу. Как Вы уже, наверное, поняли, я выбрал второе.
Заработок тоже пришлось сменить. Браконьерничать я больше не мог – зверь ушел, начавшиеся по всему краю стройки загнали его туда, куда мне со своим теперешним здоровьем было уже не добраться. Я понял, что должен найти себе другую, легальную работу. Но какую? Что я умел, что мог делать? Я хорошо умел охотиться, хоть на кого, начиная от белки, и кончая медведем. Около двадцати лет я охотился на уголовников. Но обратный путь в менты мне был закрыт, как и обратный путь в браконьеры.
Тут я вспомнил, что с детства люблю работу с деревом, и пошел устраиваться на лесопилку, к которой примыкали и несколько цехов – особенность бизнеса в мелких городках. Но единственная работа, которую мне доверили, была работа с отходами – с помощью пилы и топора я делал всякие сучья и горбыли пригодными для топки печек. На просьбы работать со станками, сидевший начальник – бывший бандит, шутил, намекая на мое ментовское прошлое: ,,Нет, дядь Леша, твоя работа – сучья,,…. Но немногим позже мне все-таки доверили тупо натирать разные заготовки наждачкой и превращать необрезную доску в обрезную.
Жил я там же – в цеху, ночью спал на досках. Я получал половину зарплаты обычного рабочего, за другую половину мне разрешали жить на лесопилке самому и еще держать собаку, ее я бы никогда не бросил.
Как-то на моем ружье треснул приклад. Но, по правде сказать, оно итак исправно служило мне почти тридцать лет, и поэтому такая поломка не сильно меня расстроила. К тому же я мог рассчитывать на дешевую помощь коллег по цеху. Я нашел хорошую заготовку, но не стал отдавать ее мастерам, а попробовал сделать приклад сам, ночью, после смены. Получилось неплохо, даже очень неплохо. Как я уже говорил, у меня был опыт изготовления и целого самодельного ружья, не то, что одного приклада. Коллегам понравилась моя работа, и время от времени они стали подкидывать мне заказы на изготовление прикладов.
Еще немногим позже, в благодарность за помощь, я решил из собственного материала сделать несколько пчелиных ульев для того самого пасечника, который прятал мои ружья. Это оказалось не таким уж простым делом. Улей – это Вам не просто ящик с крышкой и дыркой для пчел. Улей – это целая философия, способ выражения любви к пчелам, к своему делу. Я задался целью сделать для своего друга практически идеальный улей, чтобы подарок был практичным, а не символичным. Получилось хорошо, и с того времени у меня стали появляться заказы еще и на ульи, которыми я постепенно снабдил всех местных пчеловодов. Я был действительно рад своим ульям, но самое главное – в них по-прежнему можно было прятать ружья.
На прикладах и ульях я достаточно быстро, буквально за пару лет заработал на собственный бизнес, тоже – деревянный. Конечно маленький бизнес, на устаревшем советском оборудовании и в старом, разваливающемся помещении, чуть ли не под открытым небом, как заводы, эвакуированные в Казахстан в начале Великой Отечественной. Но все же, это было уже свое дело. Как-то в обеденный перерыв, один плотник сказал мне, закуривая:
-Нет, дело конечно хорошее, нужное, должно получиться. Да и ты мужик не глупый и не слабый – вытянешь. Я дам тебе один хороший совет. Поначалу, тебе, Михалыч, нужно перейти на ,,изделие номер один,, на ,,самый ходовой товар,, , понимаешь?
Я понимал. ,,Изделием номер один,, или ,,самым ходовым товаром,, у нас назывались гробы, обычные гробы. На их изготовлении можно было хорошо сэкономить и деньги, и силы, и время. Так как гробы обивались тканью, доски можно было брать самые дешевые, неструганные, в середину днища ставить подтесанную топориком необрезную доску, а то и вообще какой-нибудь горбыль. Также неплохую экономию обеспечивали и наборные крышки, сделанные не из двух досок идущих вдоль ,,изделия номер один,, , а из множества обрезков, пущенных поперек. Такие крышки, конечно раздавливало землей, и многие догадывались об этом, но проверить это, и тем самым поймать гробовщиков на халтуре пока никто так и не удосужился… Да, гробы действительно были идеальной продукцией…
-Да, но там миллион своих тонкостей, как и вообще в любом деле – Ответил я плотнику, тоже закуривая – А я сам никогда не занимался ,,изделиями номер один,,.
Тогда он дал мне еще один совет:
-В соседней деревне Чесноковке живет один гробовщик-профессионал. Он как раз недавно жаловался мне, что не может открыть свое дело, нету надежного компаньона. Попробуй с ним поговорить, может что-то получится. Вы с ним даже похожи чем-то, найдете общий язык.
Я послушался совета плотника, и в тот же вечер, прихватив две бутылки самогона и шмат сала, сел на мотоцикл и поехал в Чесноковку, знакомиться с гробовщиком.
Рассказать об этом человеке можно одним словом – гробовщик. Хмурый, немногословный, - он был, как говорится, не от мира сего. Кроме того, мне показалось, что мы раньше уже где-то встречались, вот только не мог вспомнить, где. Зная, что иногда, под влиянием алкоголя, а те две бутылки мы конечно выпили, мое сознание выдавало всякие фокусы, говорить об этом я не стал. Видимо это была уже профессиональная ментовская болезнь. У ментов первое, в здоровье, что сдает под старость – это психика. Первое в психике – память. Первое в памяти – лица. Многие менты сходят с ума на узнавании, почему-то именно оно дает сбой.
В общем, я не стал дознаваться, кем раньше был гробовщик, и где я мог с ним встречаться, но мы и без того неплохо поладили. Мы открыли свой бизнес, и стали сколачивать гробы. Мой компаньон действительно оказался настоящим профессионалом: знал множество хитростей, мог вывернуться из любой ситуации, незаметно, и не наглея чуть-чуть сэкономить, снимать мерки на глаз, и даже определять, иногда – с точностью до часа, кому из наших потенциальных клиентов, сколько осталось, и когда поступит новый заказ. Мы с ним в любое время, хоть ночью, были готовы прибыть в дом, где случилось горе, снять мерку, быстро сколотить гроб и в срок доставить его на моем мотоцикле.
Из прочитанного уважаемые читатели, наверное, поняли, что после всего, Вашего покорного слугу весьма трудно чем-либо напугать, или даже просто удивить. Мой новый знакомый тоже понимал, и не старался этого добиться, но иногда ему все же удавалось пустить холодок по моей коже. За пару месяцев работы я уже привык к его фразам типа: ,,Как там такая-то, такая-то бабка? Че-то выбивается из графика, долго не умирает. Вроде бы еще на прошлый четверг был назначен окачур.,, или ,,Одиночные заказы – не круто, нужны корпоративные. Хоть бы авария какая случилась, или шахтеров где придавило.,, Но был один случай, который заставил бороться с рвотными позывами даже меня, бывшего оперативника. Он же и раскрыл мне личность гробовщика.
Как-то мы взяли заказ на гроб для одного деда. Гробовщик почему-то не стал экономить на этом заказе, как-будто чувствовал, что итак случится какая-то накладка. Мы быстро сделали гроб и привезли его по адресу. К нам претензий не было, но с телом возникла проблема. Ноги у трупа почему-то оказались поджаты, и разогнуть их было, кажется, невозможно. Колени торчали настолько, что мешали закрыть крышку. В общем-то это была не наша проблема, и мы могли спокойно забрать деньги и уехать, но гробовщик согласился помочь, за отдельную плату, конечно. Он попросил родственников покойного оставить нас одних, в комнате с трупом и гробом. Нас оставили. Меня он тут же попросил держать закрытую дверь за ручку и ни в коем случае не открывать. И я держал, настолько сосредоточенно, что в течение нескольких минут даже не замечал на косяке крючка, которым можно было закрыть дверь, чтобы освободить себя от ненужной работы и помочь коллеге. Я так и сделал. Когда я повернулся к гробовщику, то увидел, что он уже успел раздеть и осмотреть труп.
-Тут дело – г***о – Заключил он.
Я сам не понял, хорошая это характеристика или плохая, и у него уточнять тоже не стал, а вместо этого просто спросил, что делать мне.
-Кашляй! – Ответил гробовщик.
-Что? – Переспросил я.
-Кашляй, б***ь! – Объяснил он более доходчиво.
Я начал кашлять, еще не понимая, зачем это было нужно.
-Громче, б***ь! – Командовал гробовщик, склоняясь над трупом, и беря его за одну ногу.
Я закашлял еще громче, и услышал какой-то хруст…
Уже через пару минут, после всего дела, гробовщик чинно открыл дверь и пригласил родственников в комнату, жестом, продолжением которого указал на труп в гробу. Дед лежал ровно, как надо. Родственники были довольны.
-Пойдем, Михалыч – Позвал меня гробовщик, таща за рукав.
В коридоре меня остановила какая-то женщина:
-Вы кашляли. Там что уже такой запах?
-Нет – Соврал я, снова кашляя – Это я на охоте простыл.
На крыльце нам отдали деньги за гроб и спросили, сколько еще нужно добавить.
-Надо покурить, подумать – Ответил гробовщик.
Какой-то мужик протянул ему сигарету.
-Мне и Михалычу – Уточнил мастер.
Мужик снова полез за пачкой, явно злясь неуместной жадности и наглости. Взяв две сигареты, и слегка помахав ими перед лицом мужика, гробовщик сказал:
-Вот столько и должны.
Мы вернулись к мотоциклу, и я начал заводить его. Я говорю ,,начал,, потому, что завести на морозе, а дело было зимой, советский мотоцикл – это целый ритуал, весьма продолжительный, в течение которого можно к примеру, не торопясь скурить сигарету. Подкачивая бензин в карбюратор, я между делом спросил:
-Слушай, ты же не потомственный гробовщик, да и сам мужик еще молодой, не сказать, что перехоронил всю деревню. Откуда ты все это знаешь? Да и вообще, зачем тебе гробы? Ты же профессионал, мог бы делать что-нибудь приятнее гробов, и зарабатывать больше, это я кручусь из последнего, лишь бы без хлеба не остаться.
-Крутись, крутись… - Ответил он, и добавил невпопад – У каждого свой Афган…
25 мая 2014 года
Памяти Р. Д.