- Выбьюсь в люди. Быть может, останусь на контракт, если мне там понравится. Так или иначе, мне больше ничего не остается. У нас в деревне очень тяжело с работой, а нормального образования у меня нет.
Пока меня везли, черт знает куда, я успел немного вздремнуть и познакомится с соседом. Его звали Иван (или Миша), по его рассказу я понял, что он родом из богом забытой деревни, где скорее всего, еще до сих пор поклонялись Перуну. Он был уверен, что армия – это билет в мир. Возможно он считал, что и земля на самом деле плоская.
- То есть, ты на добровольных началах? – я был несколько поражен его позитивным настроем перед годичным заключением в концлагере.
- Да, конечно. У меня была даже отсрочка, но я дал взятку и меня призвали этой весной, - он добродушно улыбнулся.
- Ты больной?
- Не понял?
- Ну, у тебя были проблемы с головой? Может быть кирпич на голову падал, или что-нибудь подобное?
- Нет, - ответил он. – Но моего дядю убил молоток из космоса. Поговаривали, что его выронил какой-то американский астронавт.
- Понятно, - я кивнул головой, мне больше нечего было сказать этому Форресту Гампу.
- Смотри, - он достал из кармана фото девушки и продемонстрировал его мне, - моя девушка Мария. Марушечка.
- Симпотная, - согласился я. – Думаешь, дождется тебя?
- Разумеется. Вернусь из армии – сразу же отгуляем свадьбу и нарожаем кучу детей. А если останусь на контракт, то заберу ее к себе. И будем жить поживать и добра наживать. А у тебя есть девушка? Покажи мне ее фото!
- У меня? – мне вдруг отчетливо представилась Олеся в своем белом сарафанчике с красными цветочками. Ее обнимает за талию Серик и показывает мне средний палец. Лина стоит позади их с огромным букетом роз. Свадебный фотограф кричит «Горько!», и пытается заснять на цветную пленку «Кодак» их страстный поцелуй. Я вновь ее потерял.
- Эй! Заснул что ли? – толкнул меня в плечо сосед и тем самым вернул к действительности.
- Нет. Все в порядке. Давай спать.
К вечеру приехали на вокзал неизвестного мне города и очень быстро погрузились в поезд. Лейтенант не дал нам даже покурить, сволочь. Поезд тут же двинулся в путь, и нас ожидало еще девять часов тяжелого пути в плацкарте. У меня уже начинало сводить желудок от голода, как вдруг в проходе вагона появилась бабуля с пирожками. Я вытряс из кармана последние деньги и купил у нее девять штук.
Иван все время держался возле меня, давая понять, что отчаянно хочет со мной подружиться. Я же в его лице не видел своего товарища. И вообще мне было не до дружбы, не до пустых разговоров ни о чем, я хотел бы сейчас внезапно проснуться у себя на диване.
Через час, после употребления пирожков, я побежал в туалет и выблевал все что съел. То ли поздний эффект от наркоты, то ли бабка просто сука! Далее был сон на верхней полке, мне снилась Олеся, она улыбалась мне.
В шесть утра мы вышли на неизвестной станции, где нас уже ждал ржавый автобус, с блуждающим вокруг него прапорщиком. Я хотел было закурить, но лейтенант приказал нам построиться в шеренгу возле автобуса. С трудом он провел перекличку (все-таки десять человек!), а потом еще и пересчитал, тыкая в каждого пальцем. От него несло жутким перегаром и не менее жутким одеколоном.
- Все? – спросил прапорщик, который с жизнерадостной улыбкой наблюдал за происходящим.
- Да, - махнул головой лейтенант и обратился к нам: - Значит так, бойцы, полезайте в автобус. Мы должны успеть к завтраку, а то останетесь голодными. Будете потом носки свои жрать.
Последняя его реплика должна была бы стать шуткой, но никто из нас не засмеялся. Нам было не до шуток.
После поездки по дремучему лесу, мы подъехали к КПП нашей части. Небольшая, загороженная высоким забором с колючкой, площадь, где располагались несколько зданий. Тюрьма.
К завтраку мы конечно же не успели, но носки жрать не стали, у моих друзей по несчастью были запасы в сумках. Домашние ништяки: бутерброды, сало, котлеты, испорченный майонез и даже пельмени в трехлитровой банке. После импровизированного завтрака нас отвели в баню, которая находилась в подвале четырехэтажной казармы. Приказали раздеться, каждому дали по куску мыла и загнали в тесное помещение, где было всего-навсего три душевые кабинки с кипятком. После этого прапорщик с бульдожьей рожей выдал нам форму и прочую хрень. Форма мне оказалась немного тесноватой, и я попросил заменить ее.
- Здесь тебе не магазин, чтобы перебирать, - пояснил мне бульдог тряся своими щеками. – Что дали – то и носи.
- Но она мне мала, - пояснил я свою проблему.
- Что я могу сделать? – развел руками прапор.
- Заменить.
- Здесь тебе не магазин. Что дали – то и носи, - после такого ответа, я понял, что продолжать спор бесполезно.
Далее нас отвели в казарму и расселили по койкам. В казарме уже обитали еще тридцать парней, которые приехали сюда еще вчера. Лейтенант вновь построил нас в шеренгу, пересчитал и пояснил нам, что мы теперь называемся РМП (рота молодого пополнения), и до присяги (то есть месяц) мы будим жить в этой казарме.
- А я, ваш командир, старший лейтенант Мочалка, - улыбнулся он.
Кроме лейтенанта-алкоголика нами управляли еще и два сержанта: Гарик и Мишаня. Гарик был ростом в полметра с толстыми как у хомяка щеками, а Мишаня наоборот высокий и худой. Чудная пара!
- Короче, - обратился к нам Гарик, как только лейтенант скрылся в своем кабинете (канцелярии). – Вы сейчас даже не «духи», а «запахи». За этот месяц в РМП вы пройдете «Курс молодого бойца». Понятно?
- Да, - ответили мы хором.
- Не слышу! – рявкнул Мишаня.
Мои товарищи замычали как стадо послушных баранов:
- Так точно!
- Громче бля! – не унималась каланча.
- Так точно!
- А ты чего молчишь? – Мишаня подошел ко мне. – Команда индивину… индивидува… короче, команда для тебя: ты понял?
- Вроде бы да, но есть вопросы, - ответил я. – Кто мы? Что за войска, и куда нас привезли?
- Гы, - оскалился Мишаня. – Сынок, это доблестный батальон связи. А вы товарищи – будущие связисты. Ясно?
К вечеру нас постригли на лысо, и я лишился своей шикарной шевелюры. Посмотрев в зеркало, я надеялся увидеть там Вина Дизеля, но на меня смотрел какой-то ушастый гоблин. Нужно было и брови сбрить, чтобы дополнить картину. Я еще раз пощипал себя за руку в надежде проснуться, но увы.
Несколько слов о питании. Питание здесь было – полное говно. Утром - каша овсяная, обед – суп из остатков утренней каши плюс перловка /16 на второе, а вечером – каша овсяная плюс салат из квашеной капусты и яблок. Комментарии здесь, я думаю, излишни.
День в доблестном батальоне связи начинался с подъема в шесть утра. Мишаня своим писклявым голосом обрывал мои сны о доме:
- Подъем уроды!
В эти секунды, я хотел запустить в него тапком, а еще лучше запихать тапок в его рот.
Далее была пробежка, длинною в два километра, именуемая «зарядкой». Путаясь в конце бегущей колоны, и задыхаясь, я проклинал все на свете. В общем, от этой утренней процедуры, я скорее разряжался, нежели заряжался. Потом сорок мокрых от пота солдат, должны были за пятнадцать минут помыться в восьми умывальниках. Помывшись и побрившись, мы выстраивались на центральном проходе (сокращенно – ЦП), и сержанты проверяли наш внешний вид. И еще одна важная вещь – кантовка! До этого дня я и не подозревал как в армии важна кантовка.
- Проверка окончена! – провозглашал Гарик. – Напра-во! К выходу шагом марш!
И мы шли в столовую, притом с песней. Верх идиотизма! В столовой меня вновь ждала овсянка и несладкий чай с «шайбой» масла. Как же мне хотелось пиццы, или моих любимых хот-догов в лаваше, плюс эспрессо. Я бы продал за это свою душу. Только дьявол не появлялся и не делал мне предложения. Сука!
- Приятного аппетита, - пожелал мне Иван.
Я посмотрел на него. Он шутит, или действительно идиот?
- Спасибо, - ответил я.
- Если закрыть глаза и представить, что это плов, то можно кушать, - посоветовал Иван. Действительно: Иван-дурак! В сказках тоже есть львиная доля правды.
Рядом с ним сидел парнишка с лицом Джеки Чана. Он уплетал кашу за обе щеки и говорил:
- А мне нравится.
- Ну хоть кому-то это нравится! – засмеялся здоровенный парень. Черт подери! Это же ухажер Малышки Джуд! Танцор-боксер! Как же его зовут? Игорь, точно Игорь!
- Знакомые лица! – улыбнулся я ему.
- Опаньки! – он тоже искренне удивился встрече. – А я тебя без волос и не признал! Богатым будешь! Тебя прям из вытрезвителя забрали?
- Нет, прямо из танц-плошадки, балерун ты мой.
- Быстрее жрем! – прокричал над ухом Мишаня. – РМП, закончить прием пищи! Встать! На выход, строится!
Далее нас на плацу приветствовал комбат и обещал увлекательную и просто захватывающую службу на протяжении этого года. Он, видать, любил поговорить, потому как нес ахинею почти два часа. Потом у него видимо пересох рот и построение закончилось. Нас отвели в учебный корпус на занятия. Там раздали распечатки присяги и заставили ее выучить на память.
На перекуре, я подсел к Игорю и протянул ему руку:
- Ну что, будим дружить или воевать? По-моему нам враждовать бессмысленно, поэтому предлагаю дружбу.
- Согласен, - он пожал мне руку.
К нам подсели и Иван с узкоглазым Джеки Чаном.
- А вам что нужно? – спросил Игорь. – Вас звал кто-то или что?
- Ну, мы вроде бы как хотим с вами держаться, - пояснил Иван.
- А кишка не тонка? – Игорь подмигнул мне незаметно.
- В смысле? – не понял Иван.
- Если хочешь держаться с нами, то подойди к Мишане и попроси его отсосать тебе член.
- Вы прикалываетесь? – нервно хихикнул Иван.
- Вовсе нет, - ответил я.
- Да ну, это – гон! – замотал он головой и чуть отсел в сторону. Зато Чекечан (такое в последствии получил прозвище узкоглазый) поднялся и подойдя к Мишане уверенно заговорил с ним:
- Товарищ сержант, можно обратиться?
- Можно Машку за ляжку, - процитировал Мишаня избитый армейский прикол, играя на публику.
- Разрешите? – поправил себя Чекечан.
- Ну, что тебе нужно, узбек? – сплюнул в сторону сержант.
Я даже забыл о дымящейся в руке сигарете – столь интересный был момент.
- Отсосите мне член, пожалуйста!
Все сорок человек буквально покатились со смеху, а громче всех смеялся Гарик. Мишаня подпрыгнул как ужаленный и схватил Чекечана за грудки:
- Да я тебе сейчас сука… Ты… Ты землю сейчас жрать будешь! Сука! Упал – отжался! Быстро! А вы все гондоны, прекратили ржать! Убили смех!
Смех мгновенно приутих, а Мишаня толкнул в плечо Чекечана:
- Упал и отжался! Олень! Что не ясно?
Узкоглазый парнишка опустился на землю и принялся покорно отжиматься. Я не мог больше оставаться в стороне. Швырнув окурок в урну, я подошел к Чекечану и сказал:
- Ну-ка встань.
- Ты что вякнул козел? – зарычал на меня Мишаня, чуть не пуская пену изо рта. – Потеряйся, чтобы я тебя не видел!
- Чекечан, встань! – приказал я, и тот, поднявшись из земли, спрятался за моей спиной.
- Ты че, борзый такой! – выпучил глаза сержант.
- Еще раз тронешь Чекечана, я тебе яйца оторву, - сказал я ему.
Мишаня двинулся на меня, но я его остановил ударом в живот.
- Ну-ка отставить! – вмешался Гарик и отпихнул меня от разбежавшегося для атаки Мишани. – Утихли оба! Ты ковбой неправильно поступаешь. Ты ударил старослужащего ногой в живот, гоблин, подойдешь ко мне после отбоя.
- Заметано сержант, - усмехнулся я.
Не знаю почему, но Гарик вызывал у меня уважение. Иногда так бывает: видишь человека впервые и уже для себя понимаешь, какой он, и как к нему относится. Так было и в случае с Гариком, он вроде бы ничего хорошего мне не сделал, но уважение вызывал.
После отбоя ко мне подошел Мишаня и сказал:
- Пошли за мной «слоняра», - а потом крикнул остальным в казарме: - Всем спать! А то сейчас в «три скрипа» будим играть!
Он отвел меня в туалет, где меня ждал Гарик и еще трое мордоворотов, которых я видел впервые. Ситуация предвещала избиение, а это именно то, что мне было нужно. Я собирался устроить этим козлам такую взбучку, что меня потом должны будут выпереть из армии (наивные мысли).
- Ну привет ковбой! – поздоровался один из незнакомцев. – Я Мазай. Сегодня ты ударил «дедушку» - а это не хорошо.
- Мне плевать, - ответил я. – У меня лицензия на уничтожение подобных ублюдков.
- Сука! Пасть свою закрой! – крикнул Мишаня. – Мазай, можно я его ебану в морду?
- Остынь пока, - сказал Мазай.
- Послушай мальчик, - обратился ко мне Гарик. – Ты тут заканчивай корчить из себя крутого Уокера. Если тебе не дойдет это словами, то мы попробуем донести это через печень. Ты понимаешь о чем я?
Я окинул их всех взглядом и оценил степень моих побоев после этой стычки.
- Мне насрать на ваши правила, - сказал я. – Меня упекли сюда насильно, не спросив, «хочу ли я служить?». А я служить не хочу и сделаю все возможное, чтобы свалить отсюда.
- Мудак ты тупорылый, - засмеялся Гарик. – Ты никуда отсюда не свалишь. Отсюда только две дороги: или в Дисбат, или же в место еще похуже этого. Я тоже не горел желанием служить, но меня заставили. Я потерял работу, девушку и я готов был убить каждого! Но против ветра не поссышь, понимаешь?
- Ты тряпка! – кричал мне на ухо Мишаня. – Ты теперь наш! Скажут сосать – будешь сосать!
В туалет зашел Чекечан.
- Тебе что здесь нужно, чурка? – спросил Гарик.
- Я с ним, - сказал тот и стал рядом со мной.
- Чекечан, мне не нужна помощь, - сказал я ему. – Можешь уходить, ты здесь не нужен.
- Я тебя не брошу, - сказал он.
- Ой! – засмеялся Мишаня. – Два педика!
- Значит так, - заговорил Мазай, - вдвоем – так вдвоем! Чтобы до утра эта параша блестела. Мишаня даст вам зубные щетки. Вам все понятно?
Мне довольно ясно представилась картина, как эти быки мутузят ногами несчастного китайца.
Я кивнул головой. Чертов Чекечан! Жалко впутывать его в драку.
- Вот и славно, - сказал Гарик. Они докурили свои сигареты и разошлись спать, а мы с Чекечаном остались в компании Мишани. Тот бросил нам под ноги две зубные щетки и плюнул:
- Чтобы до утра все блестело! – и ушел прочь.
Я достал из кармана сигарету и спросил Чекечана:
- Какого хрена ты встрял? На хрена эти геройства? Я хотел, чтобы они меня избили!
- Зачем это тебе? – не понял он. – Ты что больной?
Я присел возле батареи и закурив выпустил дым в потолок:
- Я хочу, чтобы меня выгнали отсюда.
- Это невозможно! – поломал все мои надежды Чекечан. – Если ввяжешься в драку – попадешь в Дисбат!
- Это еще что?
- Дисциплинарный батальон. Тюрьма для военных, одним словом.
- И чем она хуже этой тюрьмы? – не совсем понял я.
- Там сидеть больше.
Я почесал лысину и спросил:
- И что? Никаких больше вариантов?
- Ну не знаю, - задумался Чекечан. – Можно еще «закосить» под больного.
- Душевно?
- Как получится.
Я немного задумался над новой идеей, и она показалась мне вроде как даже ничего. Сыграть дурака любой дурак сможет! Вся беда в том, что нужно будет постараться, чтобы выделится в этой толпе идиотов.
- У тебя есть телефон? – спросил я свой дежурный вопрос.
- Нету, но могу найти, если тебе очень нужно.
- Найди, мне очень нужно, - сказал я. – И еще… Ты молодец. В общем, можешь считать меня своим другом.
Я пожал ему руку.
- Ну что приступим? – спросил он, указывая на щетки.
- Забей, пойдем спать, - махнул я рукой. – Ты что, реально собираешься целую ночь драить туалет зубной щеткой?
- А сержант?
- Оставь сержанта мне, - улыбнулся я.
С танцором я больше не общался. Когда он в очередной раз протянул мне руку, чтобы поприветствовать, я послал его на хер. Зато Чекечан стал мне как брат. Он оказался очень дельным помощником: прямо на следующий день, он раздобыл мне мобильник и я набрал номер Олеси (ее номер мне приснился во сне, охуеть, да?). Вру, я списал его из соцсети.
- Олесь, привет это я!
- Привет. Что-то случилось? Почему такой радостный голос? – хмыкнула она в трубку.
- Послушай, я в полном дерьме! – пояснил я причину своей радости. – Меня забрали в армию и упекли в какой-то концлагерь!
- Наконец-то, - вздохнула она.
- Нет, мне нужно выбраться отсюда и чем скорее – тем лучше!
- Милый мой, интересно как ты собрался выбираться? – удивилась она. – Хочешь хороший совет? Служи как положено и все будет хорошо.
- Ты не понимаешь, мне хреново здесь! – сказал я.
- Ну терпи, ты же мужик в конце концов. На войне было еще трудней.
- Слушай, давай без твоих проповедей, - разозлился я. – Мне не до этого сейчас! Я прекрасно понимаю, что тебе насрать на меня и мои проблемы, но я прошу тебя как друга, сделай мне одолжение.
- Что ты хочешь?
- Позвони Оле, расскажи где я, и что я прошу помощи.
- Как же она тебе интересно поможет?
- Это не твое дело! – крикнул я, выходя из себя, но потом громко вздохнул и извинился. – Просто я на нервах весь. Позвони Оле, пожалуйста.
- Я тоже на нервах, - сказала Олеся. – У меня через неделю свадьба между прочем.
- Какое мне дело до твоей гребаной свадьбы! – вновь сорвался я на крик. – Ты можешь хоть на минуту перестать думать о себе! Я прошу тебя как человека – позвони Оле!
- Не кричи на меня, мудак!
- Господи, какая же ты дура!
- Ты вообще охренел? Какое ты имеешь право кричать на меня и тем более обзывать?
- Да пошла ты на хрен!
Я нажал на отбой и хотел швырнуть телефон об стену, но потом опомнился. По всей видимости, от Олеси ждать помощи уже не стоит. Что же остается? Ждать когда мне во сне приснится номер Оли? Нужно было просто попросить его у Олеси. Но кто же виноват, что она дура набитая! Как я мог ее любить!
Оставалась лишь Малышка Джуд.
- Алло, кто это за хер? – отозвалась она в трубке.
- Это я!
- Где ты пропадаешь сученыш? – спросила она. – Потом будешь укорять меня в том, что я украла у тебя группу и твои сраные песни?
- К черту группу и сраные песни! Джуди, я в беде! Меня упекли в армию!
- Вот как! Прикольно! И как там?
- Хреново, вытащи меня!
- И как мне тебя вытащить? За уши что ли? – хихикнула она.
- Ебать! Пораскинь мозгами! Заплати кому-нибудь! Я буду очень благодарен, поверь!
- Не беспокойся маленький, - смеялась она в трубку. – Тетушка Джуд что-нибудь придумает. Дай только запишу где ты находишься.
Я продиктовал ей номер и адрес части, который был написан корявым почерком Чекечана на мятом листке бумаги.
- Все будет окей! – успокоила она меня.
- Только не подведи, - попросил я. – Ты моя единственная надежда, понимаешь?
- Я знаю.
- Спасибо тебе.
- Пока что не за что. Продержись деньков пять, пока я порешаю твои вопросы.
- Хорошо, буду ждать. Спасибо еще раз.
- Потом отблагодаришь.
После разговора с Джуди Бенч, мое настроение заметно улучшилось, я почувствовал прилив жизненных сил. Даже солнце уже светило по-другому, ярче, что ли. Свободу начинаешь ценить сразу же как только ее потеряешь. Пять дней!
На следующий день лейтенант Мочалка пригласил меня к себе в канцелярию на беседу. На его столе лежало мое личное дело, которое я видел в военкомате.
- Как тебе здесь? – спросил он.
- Если честно, то очень хреново. Постоянно хочется кого-то убить. Хочу перерезать всем горлянки ночью, а потом умыться горячей кровью.
- Понятно, - кивнул он головой. – У меня тоже иногда возникает такое желание.
- Вы меня не понимаете, - пояснил я ему. – Я реально хочу кого-то убить. Может мне с психологом пообщаться?
- Я твой психолог, - сказал Мочалка. – Можешь не стараться, знаешь, сколько я таких психов как ты повидал? Были экземпляры и похуже.
Он полистал мое дело и усмехнулся:
- Значит ты тот, кто назвал военкома "тупой пиздой"? Парень, ты мне нравишься.
- Ну так давай поженимся теперь, - буркнул я.
- Не советую тебе со мной сорится, а то можешь остаток службы провести на хоздворе в компании помоев и свиней. Жуткая вонь и куча мух, люди начинают гнить там уже через месяц. Хочешь туда?
- Вы меня хотите напугать свиньями? – улыбнулся я. – Продолжайте.
Лейтенант почесал нос и что-то пометил в своем блокноте, потом спросил:
- Женат?
- Нет.
- Образование?
- Неполное среднее.
- Как это понимать? – посмотрел он на меня.
- Как есть – так и понимай.
- Те, - поправил он меня.
- Чего?
- Понимай-те, на Вы. Я твой командир, попрошу это не забывать и не тыкать мне. Со своими друзьями на гражданке будешь тыкать. А здесь я настоятельно прошу общаться как культурного человека.
Он почесал вновь нос и бросил взгляд на шкаф, где очевидно стояла начатая бутылка водки и одеколон.
- Короче, ты мне не нравишься, - сказал он.
- Вы очень переменчивый, - заметил я.
- Если и дальше будешь продолжать в этом же духе, то приключения я тебе обеспечу. Понял?
- Да, - махнул я головой, которая немного болела от постоянного недосыпания.
- Не «да», а «так точно», - поправил он.
- Так точно.
Осталось четыре дня, я выдержу. Четыре гребаных дня. .
- Я родился в Судаке. Отец мой татарин, а мама украинка. Вот поэтому я такой смуглый и вышел. До армии, я учился в универе, но сложилось так, что меня отчислили. Девушку мою Ириной звать, вот фото, мы с ней в баре познакомились. Она бармен.
Чекечан протянул мне фото, на котором была запечатлена Ирина с бокалом пива.
- Это на день рождение, ей восемнадцать исполнилось, - пояснил он и на несколько секунд замолчал. Я посмотрел на опустевший плац, вечером здесь было тихо и спокойно. Чекечан не курил, просто всегда меня сопровождал на перекуры. Шутил, рассказывал байки, прикольный парень.
- Помню провожала меня на вокзале. Знаешь, это было как в фильме, когда на фронт уходили. Целовались очень долго, а потом поезд тронулся и она заплакала. Грустно было, я даже плакал. Жду письма от нее, она очень любит писать мне. А тебе кто-нибудь пишет?
- Послушай, мы здесь всего-навсего неделю.
- Ну да, ты прав, - махнул он головой.
- Слушай, а ты продал бы свою душу дьяволу за Ирину. Ну представь: у нее очень тяжелая болезнь и единственное, что ты можешь сделать, чтобы ее спасти – продать свою душу. Продал бы?
- Да.
- А член? Продал бы член?
- Ты начинаешь нести всякую херню.
- Точно. Просто накрывает.
- Покурить не хочешь?
- Я только что покурил, если ты не заметил, Ромео.
- Я имею в виду план.
Я посмотрел на него и сказал:
- Ты не перестаешь меня удивлять.
В тот же вечер меня вызвал к себе в каптерку Гарик. На правах каптерщика, он восседал за столом и попивая чай, передергивал струны гитары. На столе, рядом с пепельницей с черепашьего панциря, лежала пачка золотого "токсина". Он взглядом приказал мне угоститься, а в слух сказал:
- Ты зачем сержанта нашего чмыришь? Он уже мне на тебя жалуется.
- По делу гноблю, - оправдался я.
Гарик отставил гитару в сторону и принялсяза свой чай:
- С тебя бутылка водки. Мне пофиг где ты будешь ее искать, но к вечеру здесь на столе должна стоять бутылка шнапса.
Я, крепко затянувшись, сказал ему:
- У меня есть кое-что получше.
С этими словами, я достал со внутреннего кармана небольшую "пятку". Гарик посмотрел на мои аргументы и спросил:
- Что за полова?
- Крымка, - усмехнулся я. - часа четыре - настроение обеспечено.
Гарик достал из верхних полок "буль" и предварительно закрыв двери на ключ, открыл окно и сказал:
- Сейчас попробуем.
Опосля всего этого мы долго говорили, а потом я не удержался и взяв гитару в руки начал играть армейские песни. Возможно в тот вечер, мы с Гариком сдружились чуть больше, но по водку мне тогда пришлось пойти. Выпили мы ее тоже вдвоем. После полуночи, Гарик начал метаться по казарме со шваброй, пытаясь найти и побить лейтенанта Мочалку. Хорошо что он его тогда не нашел.
Прошла неделя, а Малышка Джуд не подавала о себе никаких вестей. Но я все равно находился в режиме ожидания и уже бредил тем, как меня вызовут на КПП, а там будет ждать Джуди. Комплект нормальной одежды, пачка хороших сигарет и конечно же бутылочка какого-нибудь чудесного коньяка.
Затем прошла еще одна неделя, а за ней и еще. Потом еще и еще. У меня начали сдавать нервы, и я то молился на нее, то проклинал. И когда Чекечан в очередной раз принес мне телефон, я судорожно набрал номер Джуд, но мне ответил какой-то незнакомый тип:
- Уехала она.
- Куда уехала? – я даже присел от внезапной новости.
- В Германию, у нее пятимесячное турне. Что-нибудь ей передать?
- Нет, - сказал я и прервал связь. Посмотрев в окно, на марширующую по плацу вторую роту, я понял, что теперь мне нечего ждать. Последняя капля надежды растворилась и вылетела в форточку.
Ко мне подошел Чекечан и молча замер возле меня, не решаясь потревожить гробовую тишину.
- А я бы все отдал, чтобы выбраться отсюда, - сказал я. – Даже член.
- К сожалению никому твой член не нужен. Даже дьяволу, - вздохнул сочувственно Чекечан.
Я улыбнулся:
- Точно.
В скором времени мы приняли присягу. Стоя на торжественном построении, я наблюдал за толпой съехавшихся родственников. Ко мне естественно никто не приехал и немного посмотрев на то, как все обнимаются и целуются, побрел в казарму. В кубрике было пустынно, один лишь Гарик полулежал на кровати и играл в тетрис:
- Что, никто не приехал?
- В принципе я никого и не приглашал, - ответил я и плюхнулся на свою койку.
- Забей, - посоветовал он.
Через неделю меня отправили на подхоз к свиньям, как и обещал мне лейтенант. Он не обманул: здесь и правда ужасно воняло и вокруг роились мухи. Стоя там и видя, как на тебя садится около полусотни мух, начинаешь себя ощущать кучей дерьма. Главным здесь был прапорщик Лопатин – воняющий и пердящий ублюдок.
- Главное вовремя кормить свиней, - посвящал он меня в таинства новой должности. – И дерьмо за ними убирать.
Глядя на него, я уже мог представить, как я буду выглядеть через месяц или раньше. Немытый, вонючий, в рваной и грязной форме и какой-то заразой на губах. Перспектива – так себе…
Знаете о чем я думал пребывая в этом свином царстве? О музыке. Слова новых песен так и лезли в голову, а я все старательно записывал в потертую тетрадь. Потом много раз перечитывал, кое-что исправлял, добавлял. В уме подбирал к ним мелодию и представлял, как они будут звучать на сцене. Некоторые тексты, которые напрямую касались Олеси были настолько сопливыми и жалкими, что я их рвал на куски и бросал на корм свиньям.
- Как вам это? – спрашивал я у жирных свиноматок, стоя у заборчика. – «Лопатин был небольшого роста – все не так уж просто…». Нет, дерьмо какое-то. А это? «Лопатин был суперлюбовник – выебал весь коровник».
- Эй! – послышалось со стороны.
Я огляделся и увидел стоящего возле свинарника Чекечана:
- Ты что, свиньям рэп читаешь?
- А что? Свиньи намного лучше людей – это между прочем слова Леона киллера. А ты что здесь забыл? Неужели за мной соскучился?
- Я тебе письмо принес.
- Черт возьми! Как мило! Кто бы это мне мог написать?
Когда я взял в руки конверт, мой цинизм буквально развеялся в воздухе. На конверте было накалякано корявым почерком Лины.
- Она уже умеет писать! – вырвалось у меня, и я трясущимися руками извлек из конверта две страницы письма. Мне никто еще не писал таких длинных писем.
В ее словах чувствовалась неподдельная любовь и детская забота обо мне. Кто бы мог подумать, что единственный человек, который искренне меня любит – это чужая дочь, которую я всегда буду считать своей.
…у меня было белое платье, как и у мамы. Ей было весело, но не так, когда ты жил с нами. Больше всего я хочу, чтобы ты вернулся к нам целым и невредимым. Мама говорила, что ты воюешь, и я теперь сильно боюсь и переживаю за тебя. Даже молюсь иногда. Зато все друзья мне завидуют, потому что мой папа воюет на войне. Пообещай, что когда будет перестрелка, ты спрячешься в танк. Я хочу, чтобы ты вернулся домой живым. Я и мама любим тебя и ждем».
Я присел на край корыта с отходами, и молча смотрел на свиней.
- Дочь? – спросил Чекечан.
- Что? – я на долю секунды потерялся в пространстве, но быстро взял себя в руки. – Спасибо. Можешь идти. Мне нужно побыть одному.
Чекечан без слов удалился прочь, а я остался наедине со своими мыслями. Мыслей было много. И плюс еще куча времени, достаточно чтобы как следует казнить себя.
- Вы все уяснили? – Мочалка очень нервничал, словно чувствовал ожидающий подвох. – Сначала споете «Батяня комбат», потом «Березы», в общем все так, как мы и репетировали.
- Да понятно, - махнул я рукой.
- Две песни споете и сразу же уходите со сцены. Далее будет дочь комбата петь.
- Вы это повторяете нам уже десятый раз, - заметил я.
- Вам хоть сто повторяй – все равно облажаетесь, - лейтенант вытер мокрый от пота лоб носовым платочком. – Все готовьтесь, я пойду в зал.
Я проводил лейтенанта взглядом и в тысячный раз пожалел о том, что рассказал ему о своих способностях игры на гитаре. После недели репетиций, я стоял за кулисами актового зала со своей новоиспеченной группой. Худой как щепка барабанщик Артем и гитарист Максимка тоже были до армии музыкантами и по характеру чем-то схожие со мной. Еще на первой репетиции, я сразу им сказал, что петь песни «Любэ» не собираюсь.
- А что же будем петь? – Максимка хоть уже и понял, но решил уточнить.
- Есть у меня песенка, которую я специально сочинил для «батяни» комбата, - усмехнулся я. – Только смотрите сами, я и так сослан на подхоз, а вас туда отправят сразу после выступления. Так что играть или не играть – выбор за вами.
- Ты хочешь чтобы у комбата случился инфаркт? – засмеялся Артем. – Там же будет еще и комиссия со столицы.
- Я покажу этим засранцам в погонах, кто я такой, - злостно оскалился я. – Меня, ни за что - ни про что сослали к свиньям, и теперь просят потанцевать для больших дяденек. Спеть им «Батяню комбата»! – я засмеялся смехом злодеев из американских фильмов. – Вот ублюдки простодушные! Ну дайте мне только гитару, я вам спою песенку!
И сейчас, за две минуты до нашего выступления я спросил у них:
- Ну что ребята, не передумали?
- Что-то мне как-то не по себе, - честно признался Максимка. – Давай, может действительно споем «комбата»? Зачем нам лишние проблемы? Нас же просто казнят за это!
- Ты тоже так думаешь? – спросил я Артема.
- Да, но я сыграю, - ответил он. – Только ради того, чтобы увидеть их рожи.
- Может передумаете, пока не поздно? – Максимку даже начало колотить от страха. – Там же комиссия и генерал!
- Мы и про генерала не забудем, - пообещал я.
- Вообще-то и правда немного не по себе, - признался Артем. – Я думаю, мы не сможем даже допеть нашу песню, нас уберут со сцены.
- Пусть попробуют, - сказал я. – Я специально подбил берцы стальными набойками. Они реально почувствуют, что такое панк-рок.
Максимка положил гитару в сторону:
- Нет, я реально пас! Мне еще служить и служить, зачем искать себе лишний гемор?
- Почему же ты сразу не отказался? – накинулся я на него. – Решил отступить в последнюю секунду? Ты классный товарищ, на тебя всегда можно положиться, так?
- Прости, я не могу этого сделать, - Максимка в знак отказа начал пятится назад, к выходу и чуть не столкнулся с зашедшей девочкой. Та огляделась по сторонам и спросила:
- Вы сейчас выступаете?
- Да, - ответил я. – А ты, наверное, дочь комбата, не так ли?
- Ты просто ясновидящий! – злостно ответила она.
- Ты какого хрена мне хамишь? – не понял я. – Думаешь, если дочь комбата, то простых солдат можно на хер посылать? Избалованная стерва!
- Ты охренел? – она все-таки немного сбавила обороты.
- Иди папочке пожалуйся, - посоветовал я.
- И пожалуюсь, не сомневайся, - заверила она.
Максимка в это время выбежал в открытую дверь. Моя группа распадалась прям на глазах. Пришлось закурить, чтобы не начать психовать еще больше.
- Ты тоже убежишь? – спросил я Артема.
Тот, жуя свою губу, посмотрел на дочь комбата и сказал:
- Покурить оставь.
Я хлопнул его по плечу:
- Сейчас мы им покажем.
- Дайте сигарету, - обозвалась девушка, которая доставала из футляра скрипку.
- Чего? – покосился я в ее сторону. – Тебе хоть пятнадцать есть?
- Мне восемнадцать, - заявила она. – И я попросила сигарету, а не мораль почитать.
Я протянул ей сигарету и сказал:
- Держи дочь комбата, для тебя ничего не жалко.
В комнату вбежал запыханый Чекечан, в руках он держал мою косуху и черный плащ с капюшоном.
- Где ты так долго? – спросил я.
- Некоторые трудности были на складе, - пояснил он. – Теперь должен прапору двадцать купонов.
- Не бойся, рассчитаемся, - я сбросил с себя военный китель и с удовольствием напялил косуху с цепями. Артем старательно вымазал лицо мелом и накинул на себя плащ.
- Время! – поторопил я его и прислушался к завываниям со сцены. Мазай с третей роты завывал какую-то песню об Афганистане. Я уверен, были бы в зале собаки, они сто пудов поддержали бы его вой.
- Что вы делаете? – девочка, покуривая сигарету, внимательно следила за нашими приготовлениями.
- Тебе какая разница? – посмотрел я на нее.
- Просто интересно, - хмыкнула она и поправила Артему засучившийся сзади плащ. – Похоже на какое-то представление.
- Это представление для твоего любимого папочки, - ответил я. – И параллельно этому празднику, рождение новой панк группы. Тема, как назовем нашу группу?
- Хер его знает!
- Отличное название, - засмеялась дочь комбата. – А вы рисковые парни, мало бы кто решился запороть праздничный концерт, особенно когда в зале пять генералов с Киева.
- Пять генералов? – выпучил глаза Артем. – Ни хрена себе!
- Представь, какая у нас сегодня публика? – засмеялся я. – Жалко президента нет.
Артем замешкался, я протянул ему дымящуюся сигарету:
- Держи!
Он посмотрел на дверь, потом на выход на сцену. Я понял, что он уже тоже на грани побега.
- Бля, - сказал он.
- Что такое? – не понял я. – Обосрался?
- Чувствую, что это хреново для нас закончится, - он начал снимать плащ.
- Ты чего? – я выбросил сигарету в сторону. – Испугался? Испугался генералов?
Он молча бросил плащ в сторону и тяжело вздохнул:
- Я не могу.
- Ну беги тогда, спрячься в параше как Максимка. Вам там самое место, - сказал я ему и взял в руки гитару, песня про Афган подходила к концу.
Артем на ходу стирая мел с лица зашагал в сторону выхода, несколько медленно, словно все еще решался. Девушка с улыбкой посмотрела на него и сказала мне:
- Я поспешила с выводами.
Артем скрылся в дверях.
- Охренеть, - сказал я сам себе.
- У вашей группы была самая короткая история в мире, - улыбнулась девочка. – Ну а сам ты, не побоишься?
- Ты плохо меня знаешь, если они убежали – то это к лучшему. Я не хочу иметь дела с такими крысами и это очень хорошо, что они ушли раньше, чем мы вышли на сцену. Я привык надеяться только на себя, а это… - я махнул рукой в сторону двери, - была моя ошибка. Сапер ошибается один раз, простой человек – несколько раз, а у меня вообще безлимит на это дело.
Мазай издал последний вопль и зал взорвался аплодисментами. Я обратил внимание на девочку, у нее горели глаза от интереса. Еще несколько секунд и она спросила:
- Можно я с тобой? Я подыграю тебе на скрипке.
- Что же на это скажет твой папочка? – спросил я.
- Не знаю, - пожала она плечами, - но это определенно будет интереснее чем «Престо» Баха.
Зал все еще аплодировал песне Мазая, тот под овации покидал сцену. Ведущий сего праздника объявил мое выступление, и мы с дочерью комбата вышли на сцену. Аплодисменты мгновенно оборвались и в зале повисла немая тишина, комбат кажись и вовсе потерял дар речи.
Моя напарница скрипачка, потянула начало нашей песни, мне оставалось лишь подхватить мотив на гитаре. Мы все-таки это сделали, мы взорвали иллюзию нормальности в этом месте.
В глазах комбата, я прочитал, что останусь на свинарнике навсегда. Плевать, мне плевать. Мы с его дочерью возродили панк-рок. После первой песенки, которая родилась в импровизации, нас не убрали со сцены и мы успели спеть еще пару песенок любимых груп.
Ближе к осени, когда в свинарнике начало холодать по ночам, я подхватил пневмонию. Целый день валялся в затхлой комнатушке, не в силах встать и попить воды, чтобы хоть чем-нибудь смочить засохшее горло. Там меня и нашел Лопата, сразу понял, что я не «кошу», а дела действительно очень прискорбны. Яростно выматерившись, он отволок меня в санчасть.
Что самое занимательное, что почти во всех фильмах о армии и войне – медсестра всегда красивая девушка. Я же убедился в обратном, то есть разрушил этот бывалый «миф». Наша была уродиной, да и к тому же – мужиком. Так что приятной атмосферы во время лечения у меня, понятно, не было. Зато здесь, в санчасти было тепло и чисто, а постель напоминала домашнюю.
Доктор сразу же наколол меня всякой дрянью, заставил выпить несколько «колес» и положил меня спать. Примечательно, что я в ту ночь спал сидя, потому что лежа просто-напросто задыхался. И так четыре дня полнейшего коматоза, при котором я уже подумывал о вознесении к небесам. Но все получилось в лучшую сторону и на пятый день я почувствовал себя немного легче. Возможно этому способствовали уколы, от которых, мне казалось, у меня отпадет правая нога.
Спасало от полнейшей скуки только то, что каждый вторник и пятницу к нашему доктору приходила его дочь. Шестнадцатилетняя, рыжая милашка, от которой у всей санчасти были спазмы в штанах. Плюс ко всему, она очень громко сосала «чупа-чупсы», очень громко и жадно. Когда это доводилось слышать, то душа уходила в пятки. Хотя после нескольких месяцев воздержания начнешь находить что-то пошлое даже в обычном «здрастье!». А когда эта девочка топает по коридору санчасти и смачно сосет конфету, то хочется набросится на нее и схватив за косички…
- Слово из пяти букв. Фруктовый плод, - послышалось со стороны. Гарик тоже прихворал и теперь мне составлял неплохую компанию в палате. Неделю назад его задницу обкидало чирями, так что бедняга не мог присесть на стул. Доктор пилюлькин заверил его, что это аллергическая реакция на мыло. Наше военное мыло. Странное такое уж мыло, поверьте мне на слово.
Я отшел от окна, где все это время наблюдал за дочкой нашего врача, и плюхнувшись на койку ответил Гарику:
- Банан.
- Не подходит, - завертел он головой над сканвордом. – Начинается на «Е».
- Ебанан, - предположил я.
- В точку, - засмеялся он. – В самую что ни на есть точку!
В эту секунду, в палату забежал запыхавшийся дежурный с КПП, он посмотрел на меня и сказал:
- К тебе там, приехали.
Малышка Джуд! Наконец-то сучка вспомнила обо мне. Но сейчас, я ни капли на нее не злюсь, а наоборот – боготворю ее. Ее образ представляется мне в виде ангела с крыльями и огромным нимбом на голове. Она стоит возле входа КПП, машет своими огромными крыльями и прикрывается собственными волосами.
Я быстро сбрасываю свою синюю робу, которую дают носить в санчасти, одеваю форму, которая изрядно попахивает свиньями, и несусь на самую ожидаемую встречу этого года (это уж точно!).
- Девушка? – спрашивает меня Гарик, видя мою лихорадочную спешку.
- Еще какая! – отвечаю я. – Самая охренительная на свете!
Далее я бегу, как дикий олень через весь плац к главному въезду. Так я даже не бежал и на марш-броске на той неделе. Тут я думаю все дело в мотивации.
Как сумасшедший проскакиваю все помещение КПП и оказываюсь по ту сторону забора, на воле. Здесь и солнце светит по другому и воздух, кажись свежее. На небольшой автостоянке у части стоит синий «Форд фокус», и это далеко не понтовый «Бентли» моей знакомой порнозвезды. Весь мой азарт и предвкушение близкой свободы отходят куда-то на второй план, и я начинаю понимать, что ничего такого меня сейчас не ожидает. Но мне все так же интересно, кто не забыл обо мне и перся много сотен километров сюда, чтобы лицезреть мое воняющее свиньями тело. Хотя это все же слабое утешение, так как я отчетливо понимаю, что это не Малышка Джуд, и это не конец моих мучений.
Из салона «фокуса» эффектно появляется Олеся. Она несколько секунд без каких-либо эмоций смотрит на меня, а потом снимает свои огромные солнцезащитные очки. Потом все же я заметил на ее лице легкую улыбку, которую она не сдержала, видя как я нелепо выгляжу в этой форме.
- Чудно выглядишь, - подтвердила она мои догадки.
Я перевожу дух и пытаюсь успокоить свое сердце, которое набрало обороты от моей пробежки. Не знаю даже, какое сейчас чувство меня переполняет, то ли радость от встречи любимой девушки, то ли разочарование.
- Решила проведать старика? – спрашиваю я, стоя на своем месте, даже не делая попыток подойти поближе.
- Как ты здесь? – она тоже стоит возле своей машины, не решаясь подойти поближе, словно мы стали с ней в некой мере чужими друг другу. А может я держал это расстояние, так как бы было неловко, если бы она уловила свиной запах, исходящий от формы, которую моя ленивая рожа не удосужилась постирать.
- Здесь не курорт, ты же сама понимаешь, - говорю я.
Олеся собственноручно ломает невидимый барьер между нами и подойдя ко мне, крепко меня обнимает, не обращая ни малейшего внимание на грязную форму. Я механически обнимаю и ее, и вдыхаю этот давно забытый запах, запах ее волос.
- Не стоит меня жалеть, - шепчу я ей на ушко и подпеваю при этом: - «Я прекрасно живу, только кушать охота порой…»
Олеся смеется, но как-то через слезы. Довольно таки заметно, что ей трудно смеяться.
- Почему ты плачешь? – спросил я нежно гладя рукой по ее голове.
- Мне трудно это говорить, - сказала она и освободилась от моих объятий. По ее лицу я понял, что произошло действительно что-то серьезное. Она глубоко вздыхает и смотрит прямо в мои глаза, чувство тревоги как по «блютузу» передается и мне. Неожиданно в глубине горла появляется какой-то ком, который я с трудом глотаю:
- Что случилось?
- Твоя сестра Оля. Она вчера утопилась.
И земля начинает уходить из-под моих ног, и окружающий мир крутится в голове как калейдоскоп. Это шутка? Это сон?
Она берет мои руки и приседает рядом со мной на корточки.
- Как? – слабым голосом выговариваю я каждую букву.
- В клинике, она там ходила в бассейн каждый день купаться…
Я уже чувствую, что опускаюсь на колени:
- Этого не может быть! Оля хорошо плавает…
Олеся становится на колени рядом со мной и обнимая утыкается головой в мое плечо. Слезы предательски катятся из моих глаз, я не могу сказать и слова. Как так? Оли больше нету. Почему так? За что?