-= Клуб начинающих писателей и художников =-

Насекомое

Мыть тарелку не хотелось. Пётр Семёнович поймал себя на том, что в уме перебирает варианты, как разжалобить сидящую напротив его жену, и всучить той грязную посуду.
- Устал.
- Я то же – горестно вздохнула жена.
- Башка болит весь день, наверное, из-за погоды.
- А у меня спина, разогнуться не могу.
Он посмотрел на жену, на её натруженные руки на осунувшееся от усталости лицо, кряхтя, поднялся со стула и побрёл к раковине.
"У старости своё очарование… Туфта всё это! Какое на хер очарование? Три шунта на сердце, не заросшая до конца грудная клетка после операции? Страшная одышка от хронического бронхита, язвы в желудке от лекарств? А ещё шейный и поясничный радикулиты? Или необходимость, таясь ото всех, запихивать между ягодицами кусок туалетной бумаги, потому что плохо стал держать задний проход? Если это так, то прелесть старости попахивает говном".
Кран зашипел, булькнул и выплюнул в раковину струю ржавчины, вперемежку с какими то чёрными сгустками.
- А сегодня весь день так! – донёсся до него голос жены из другой комнаты. – Оставь я после помою.
- Что же ты не сказала, дура старая?
- Забыла.
"Забыла она…. За что деньги платим сволочам из жилкомхоза? С каждым годом дерут всё больше, а обслуживание всё хуже. И всем на всё наплевать! Никому ничего не докажешь. Как рыба об лёд. Пенсию добавят на копейку, кричат об этом на рубль, а цены подскакивают на десять. Дерьмократия, одним словом. Свобода для воров. Если украл миллиард, то заседаешь в думе, а ты попробуй банку огурцов стырить, так засадят всерьёз и надолго…"
Супруга смотрела по телевизору очередной сериал. Пётр Семёнович опустился рядом на диван, задумался. В последние годы он не любил голубой экран. – "Там одни воры, пидоры и гомики. Ещё и жить, нас учат. Как в очко, что ли трахаться? Уроды. Шарахнуть бы по ним бомбой атомной, чтоб не воняли на всю страну. Недавно по местному каналу объявили информацию о среднем заработке. Назвали такую цифру, что чуть телевизор в окно не выкинул. Если взять Абрамовича и его, простого электрика, да поделить их доход на двоих, то выходило что и он миллиардер и весь в шоколаде. Жена директора колхоза Глаша спит со всеми, а доярка Маша не даёт никому, но в среднем они обе бляди… Рабочего класса в стране нет. Нет и всё! Никто про него не вспоминает. Опустили ниже плинтуса. В контору ни ногой. Офисное быдло, плесень бесполезная, шипит как змея подколодная. Суки. И не пикнешь, враз за ворота вылетишь. И так намекали, что, не пора ли пора? А как на пенсию прожить, половина которой на лекарства уходит? А вторая половина за жильё. Детям уже помочь не в состоянии. Завтра у дочери день рождения, надо после работы подарок купить, с женой планшетник ей дорогой присмотрели, сэкономили".
Вечером следующего дня Пётр Семёнович торопливо шагал с работы по заброшенному парку. Дома уже его ждали с накрытым столом. В руке он держал пакет с купленным подарком для дочери. Пётр Семёнович малость опоздал на автобус, и не стал ждать следующего. Если сократить путь через парк, он за пятнадцать минут дойдёт до дома быстрым шагом. Правда, об этом месте ходили нехорошие разговоры, что шпаны там по вечерам много. Но это же когда стемнеет, а сейчас ещё светло. Возле самого выхода из парка его окликнули: - "Мужик, дай закурить!" Пётр Семёнович оглянулся. К нему приближались трое. У одного в руках свёрнутая газета. Внутри всё напряглось. Метнул взгляд на тропинку, ведущую из парка. «Не успеет. Молодые, догонят. Может, обойдётся?» Рука потянулась к пачке сигарет "Тройка".
- Что ты суёшь, старый? На хорошие сигареты не заработал, трудящийся?
- Не заработал. Пошёл я, домой тороплюсь.
- Домой торопишься? А что в пакете? Покажи.
Краем глаза заметил, как двое заходят сбоку. Не обойдётся.
- В пакете? Да пустая посудина, в которой обед на работу таскаю – с безнадёгой в голосе сказал Пётр Семёнович.
- Врёшь, тварь старая! – схватил его за грудки тот, что стоял лицом к нему. Кровь прилила голове Петра Семёновича. Он с силой оторвал, вцепившиеся в его рубаху руки нападавшего. "Убью сука!", с размаху ударил кулаком в ненавистную рожу. Больше он ничего не успел. Его хрястнули по голове завёрнутым в газету стальным прутом. Петру Семёновичу показалось, что мозги его взорвалась и рассыпалась на множество мелких частей. Ноги подкосились, и он рухнул на землю. Инстинктивно он пытался прикрыть голову руками но, получив удар прутом по почкам, он потерял сознание. Его бездыханное тело продолжали пинать, ломая рёбра. Потом его развернули на спину, вырвали из руки пакет с подарком для дочери.
- Вот старый козёл, такой прикольный планшетник хотел замылить! – обиделся тот, кого успел ударить Пётр Семёнович. Он посмотрел на распластанное тело своего обидчика, на залитое кровью лицо.
- Спёкся старый пердун. Валим отсюда. – Все трое быстро зашагали прочь. Но неожиданно один из них с воплем вернулся назад. С разбегу он, подпрыгнув, с силой опустился обеими ногами на разбитое лицо Петра Семёновича. Хрястнул сломанный нос, обломились зубы, державшие протезы. Пнув напоследок бездыханное тело, нелюдь побежал догонять остальных.
* * *
Пётр Семёнович выжил. Но только зачем? Один господь только знал, какие мучения ему пришлось перенести, прежде чем он встал на ноги. Сломанные рёбра, выбитые зубы, перебитый нос, проломленный череп. Из-за отбитых почек он стал мочиться в постель. Пришлось спать отдельно от жены на раскладушке, подстелив под себя клеёнку. Почти постоянно болела голова. Но самое страшное, после полученного удара, что то произошло с мозгами. Время от времени глаза застилал кровавый туман, лица окружающих расплывались, голоса людей ударами молота стучали в висках. А ещё Пётр Семёнович с ужасом осознал, что стал не в состоянии исполнять мужские обязанности, стал импотентом. Он ловил на себе взгляды жены, полные тоски и безысходности. Когда Пётр Семёнович начал приходить в себя и к нему допустили жену, та с ужасом в голосе рассказала, как её вечером подловили в подъезде трое неизвестных. Зажав ей рот и больно ударив по печени, предупредили, что если муж, что-либо вякнет полиции, то дочери их не сдобровать. Пустят по кругу и замочат. Пётр Семёнович молчал. – "Не знаю. Не помню. Не видел, ударили сзади". Он не сомневался, что отморозки, избившие его, не пожалеют и дочь. Незадолго до выписки из больницы, к нему под видом родственника зашёл один из покалечивших его в парке. – "Классная тёлка, твоя дочка, чувак. Выйдешь из больнички, познакомишь? Ладно, шучу. Если не желаешь ей зла, молчи. Бог прощать велел. Я сказал, - ты слышал. На, жри, поправляйся". Хохотнув, ублюдок, положил ему на тумбочку пакет с огрызками обхарканных яблок, повернулся и ушёл, насвистывая. Пётр Семёнович закусив угол простыни, сжав кулаки, так что побелели костяшки, мычал в бессильной ярости. Из глаз его текли слёзы.
А сегодня его уволили с работы. Кому нужен инвалид? Он зашёл к себе в цех, на наждаке заточил лезвие большой отвёртки, сунул в потайной карман. В ближайшем магазине купил пол-литру водки, разовый стаканчик, пару яблок на закуску. Твёрдой походкой Пётр Семёнович направился в парк. Возле места, где его покалечили, нашёл деревянную лавочку с облупившейся голубой краской. Расстелил газету, положил туда яблоки, поставил бутылку с водкой. Налил стакан до краёв, залпом выпил. Выдохнув налил опять, не чувствуя вкуса, опрокинул в себя второй. Сел на лавочку, закурил, огляделся. Сентябрь в этом году подарил тёплое бабье лето. Погода стояла тихая, солнечная. Природа напоследок щедро разбрызгала все краски осени. Жёлтые, оранжевые, пурпурные наряды деревьев красовались на фоне прозрачно-голубого неба. В воздухе сверкали серебряные нити паутинок, землю разноцветным ковром укрывали опавшие с деревьев листья. Пётр Семёнович не трогало всё этого великолепие. Сигарета, тлела в его пальцах, обжигала пальцы, Пётр Семёнович, достал другую, подкурил от старой, и опять забыл о ней. Окидывая взором прошедшую жизнь, он силился понять, за что судьба так тяжело обошлась напоследок с ним. Жил как все. Окончил школу, отслужил в армии, выучился на электрика, стал работать. При советах рабочему был почёт и уважение, зарабатывали прилично. Когда женился, дали жильё в малосемейке, встали в очередь на квартиру. Каждое лето ездили на море отдыхать, потихоньку копили деньги на машину. А дальше перестройка и всё пошло кувырком. Квартиру бесплатно получить не успели, накопленные деньги обесценились. Потом всё хуже и хуже… Зарплату платили с задержками, до смешного мало. Работяга сделался вдруг быдлом, защищать которого было некому. Как чуть - показывали на ворота, за которыми очередь на твоё место. Не все же могли торговать, да в нужное время оказались у кормушки. Родилась дочь, пришлось подрабатывать. И тут с ним такое… Ублюдки! За что?
Пётр Семёнович потянулся за бутылкой. В висках стучало, окружающий мир приобретал багровый оттенок, близился приступ. Руки его дрожали, часть водки пролилась мимо. Хруст от откусываемого яблока отдался в мозгах таким вселенским скрежетом, что Пётр Семёнович в страхе выплюнул его. Сквозь багровую мглу он различил неясный и колыхающийся силуэт, приближающийся к нему.
- Дя-дя-я-я, д-а-а-а-й з-а-а-к-у-у-р-ить! – замедленно, как показалось ему бесконечно долго, раскатами грома, прогремело в его ушах.
«Это они! Они пришли!» – облегчённо, почти радостно подумал Пётр Семёнович. – «Сейчас ребятки, сейчас…» Багровый силуэт колебался прямо перед ним. Пётр Семёнович встал, примерился в середину колыхающегося контура. «Сейчас…» - он выхватил из кармана отвёртку и с размаха воткнул её в багровый силуэт, стоявший перед ним. Тот хлюпнул и уменьшился в размере. Страшный крик раздался сбоку. И это был крик его дочери. Пелена разом схлынула с глаз Петра Семёновича. Он увидел свою дочь с прижатыми ко рту ладошками, обезумевшими глазами смотрящую вниз, ему под ноги. А там, скорчившись, суча ногами, извивался, тот, в кого он только что воткнул свою отвёртку. Пётр Семёнович узнал жениха своей дочери.
Петра Семёновича нашли в парке. Он повесился на ремне, который подарила на день рождения его дочь.