-= Клуб начинающих писателей и художников =-

 - Марта, опять в винограднике моем шуршала? Всё! Мое настроение лопнуло,  объявляю тебе войну! - и Василь, замахнувшись газетой шмякнул муху, присосавшуюся к густой капле вишнёвого варенья на клеёнке,  затем стёр рукавом молочные усы и помолчав, добавил уже помягче:  -Ладно, на один день объявляю.

 - Мели,  Емеля, твоя неделя!  Не навоевался, штоль? Костылём своим все полы исшаркал, а всё опять -  в окопы, ишь бравенький какой! Ты, старый, газетку-та отложь, согнётся ишо, выбирал ба себе оружье покрепче, а я и сковородой обойдусь,  повоюем, чё уш... -  и она закатилась хрипловатым смехом.  Марта догадалась, отчего Василь так расстроился.

  -  Твой "Бисер розовый"  Серёжик Юрков срезал, но я сама добро дала, не убудет с нас.  Он мимо бежал со стадиона, пока ты баню протапливал,  веся так и светился от радости, медальку  мне свою показал - третьте место он выиграл. Не спомню уш за што,  прыжки какии-то,  а ить ишо с  год назад в нашей областной химию ему капали, помнишь? Хворый  всё прошлое лето проходил, как травиночку качало мальца, а теперя, вот - третьте место! Ну, дай Бог,  дай Бог.., а  у меня даже петушка не нашлось  угостить. Тогда я Серёжика сама на виноградник и завела, сунула в руки секатор и велела резать любую кисточку, которая полюбится. И, надо жа,  ни "Ариэль", ни "Ливия" иму не приглянулися, он сразу куда-то вглубь юркнул, чик! и состриг твой "Бисер розовый".  Я лишь потом узрела,  што эту кисточку  ты тряпочкой повязал. Не сердись, Василь, Бог даст проживём еще годок, и выставишь ты свой "Бисер" на выставку на будущий год.  Тожа мне,  один день войны объявил,  зачем так. Ты жа помнишь, войну эту...

Марта осеклась, и тут же пожалела, что напомнила мужу про войну. Василь молчал, слышно было только,  как жена судорожно взялась скрести  сковородку металлической мочалкой от подгоревшей картошки. Потом он встал из-за стола и,  опираясь на костыль, подошел поближе, приобняв ее.  

  - Да, Бог с ним, с виноградом, прости, Марта...  Знаешь, я до смерти теперь не забуду  тот день войны, когда мы, наконец-то, взяли село, где  я впервые и услыхал твой голос... - он вздохнул, - Больше всего хочу затереть в памяти именно этот день,  и не могу. Ты никогда больше так горько не выла,  как в тот вечер, даже когда Мишеньку хоронили... Марта отложила сковородку, - Василь, не начинай, тебе жа нельзя...

  - Как сейчас  помню, гада этого! - цедил сквозь зубы Василь,  - Никогда не прощу! Трусы у него еще такие, синие были... взял же где-то, гнида,.. и на спине чирий... У нас у всех черные  трусы, а у него - синие... Ненавижу!..  - сжимал руки Василь, - Еще больше ненавижу, что свой насиловал... Если б Терёхин тогда меня не оттащил от него, убил бы, суку,  без суда и следствия бы убил!..

Марта плакала. Она знала, теперь Василь долго не успокоится, сначала будет молча  курить одну за одной, потом уйдёт  в сарай -  там у него фронтовая фляжка и сало,  и до глубокой ночи будет что-то строгать,  чтоб никто не слышал, как он швыркает носом, а  Марта будет тихо сидеть на крыльце на вязаном коврике, слушая ночной треск сверчков и не будет мешать.