У каждого человека наступает критический момент, когда единственный видимый для него выход - пуля в висок. Или нет?
1 глава.
Вы когда – нибудь опускали руки? Конечно же опускали. Не так много человеку нужно времени, чтобы потухнуть. Я – не исключение. Мои мечты отошли на второй план еще в том возрасте, когда я должен был играть в онлайн – игры, встречаться с девушками, ночами веселиться с дешевеньким алкоголем, а утром, выключив надоедливый будильник, продолжать просыпать пары. Я бы, конечно, являлся к последней лекции дурацкого и совершенно ненужного для моей специальности предмета, и, по иронии судьбы, её вёл бы самый деспотичный преподаватель университета, который бы ненавидел меня, да и если честно, ненавидел бы абсолютно всех, а я в свою очередь подкалывал его и сдавал экзамены по несколько раз. Это были бы самые счастливые моменты моей жизни, ведь нет ничего прекраснее молодости, жаль, что в этот период жизни мы этого не замечаем. Как быстро уходят эти моменты, как быстро уходят стремления и мечты, как быстро проходит желание борьбы с окружающим миром. Но как нам исполняется лет так двадцать пять, мы находимся в зоне риска заболевания эфебифобией и желаем всеми силами избегать подростков. Обычная жизнь студента доступна счастливчикам, как вы догадались, я в их список не вхожу. В последний год школы, тот самый выпускной класс, я, как и все мои друзья, слишком много веселился, расслаблялся, отдыхал непонятно от чего. Мы курили слишком много, пили слишком много, просыпаясь по утрам с ярко – красными, налитыми капиллярами на белках глаз, мы не помнили, что было вчера, так повторялось каждую, каждую ночь. Мы не могли остановиться. Мы стали прожигателями времени. Именно в это время подростки перестают контролировать себя в отношении с окружающими. Вечные ссоры, споры, истерики при разговорах с родителями, да, мы искусно владели оскорбительными речевыми оборотами и любили эффектно уходить из дома, громко хлопнув дверью и прокричав что – то вроде: «Отстаньте от меня!» или «Вы только портите мне жизнь!». В эти моменты мы чувствовали правоту, ничем непоколебимую и гордо отстоянную в «схватке» с домашними «тиранами». В один из таких дней моя жизнь изменилась навсегда. Cхватив рюкзак, что – то высказав матери по поводу её вмешательства в мою жизнь и вечных слёз, я решил позвонить нашей компании ребят, желая напиться до потери сознания. На третьей или четвертой банке дешевого пива, от которого рвота подступала к горлу, раздался звонок: - Мама в больнице. Сердечный приступ. – раздался на другом конце телефона впервые дрожащий за последние годы голос отца. Именно в этот момент, а не в день похорон, я почувствовал, как потерял себя. Как потерял мечты, цели. Тогда ты вспоминаешь всё: Бога, вселенную, ты расплавляешься, ты забиваешься, ты уже не человек, ты нечто неизвестное, непохожее ни на что и ни на кого существо. Ты прокручиваешь в голове ту пластинку, с голосом матери, с детскими воспоминаниями и она душит тебя. Твой каждый день – попытка вдохнуть кислорода, но ты пичкаешь себя дымом сигарет, заполняя легкие ядовитым веществом, медленно отравляющим тебя. Но тебе это нравится , тебе нравится умирать медленно и приятно. С последней встречи с матерью прошло немало времени, боль притупилась, но нехватка главного человека в моей жизни, человека, единственно любящего меня любым, ждущего домой к ужину, дала о себе знать. 2 глава - Простите, вы случайно не знаете, где есть по близости хоть какой – то отель или хостел? Мужчина лет тридцати пяти, с легкой щетиной и идеально выглаженным костюмом, стоял напротив и пристально рассматривал меня. - Поедете налево и через два квартала должны увидеть вывеску. – я пытался ему как – то объяснить, хотя, если честно, был не уверен, есть ли вообще там отель. - Благодарю. – слегка высказал он с ухмылкой и направился к выходу. Тут я смог более подробно рассмотреть его: кожаный портфель и туфли, настолько блестящие , насколько только возможно их было начистить. Весь его облик был пропитан успехом, роскошью, ранее мною виденной только на страницах социальных сетей или передач на телевидении. Мне не стало ни обидно, ни горько за то, что я стою за кассой дешевого кафе в дряхлой рубашке и кроссовках с стертой подошвой. Я уже привык к этому. Я смирился с тем, что я аутсайдер. Спустя 8 лет после гибели матери многое что изменилось: отец, то ли от горя, то ли от чувства свободы, не отрывался от бутылки даже утром, снова и снова подливая в себя. Он перестал замечать, что вокруг есть мир, что есть его сын, которому не нашлось денег на учебу, и десятилетняя дочь, довольствующаяся старенькими платьями из second hand и убирающая дом, пока её единственный и любимый папочка спит на диване, а брат целыми днями на работе. Сегодня , как и каждый вечер, ей пришлось выслушивать наш разговор: - Сколько за сегодня? – испытывающе спрашивал он у меня. - Это не так важно. - Черт тебя побери, я спросил, сколько за сегодня?! Я молчал, стиснув зубы до скрипа, и продолжал выкидывать пустые бутылки в ведро. - Сколько?! - Не твоё дело! Это наши с Мэг деньги, слышишь? Не твои! Посмотри сколько у нас счетов,- взяв со стола бумаги, я то и дело тыкал его в них носом, но это не помогало, ничто не помогало вернуть его в реальность,- а ты целыми днями со своими дружками проигрываешь деньги в карты! - Выродок, ты благодаря мне живешь на этом свете, ты должен мне ноги целовать, ублюдок! Я ударил его со всей ненавистью, которая накопилась за эти годы, со всей яростью и обидой, после чего он еще какое – то время материл меня и пытался подняться с пола, но я не собирался ему помогать. Я не хотел, чтобы Мэг продолжала расти с этим чудовищем, мне было жаль, что она не застала того времени, когда отец ходил на работу, как и все нормальные люди, а вечерами мы всей семьей ужинали за столом. Мэг еще не было и трёх лет, когда мамы не стало, пьющий отец и брат – неудачник – все, что она видела в своей жизни. Я понимал, что ей даже тяжелее, чем мне. Она часто приходит домой в слезах, знаете, дети в школе такие жестокие, они издеваются над теми, кто «не дотягивает» до их уровня. Когда – то я тоже входил в число обидчиков. Я вышел на крыльцо, нервно принимая новую «дозу» дыма, а в руке крутил счета: тысяча, десять, пятнадцать. Долг по кредиту, долг по ипотеке. « Ненавижу, ненавижу свою жизнь, будь она проклята» - проносилось в моей голове. Я понимал, что не смогу оплатить это все, моей зарплаты в жалком придорожном кафе хватает лишь на пропитание, но найти другую работу я не мог, кому нужен человек без образования? Почему, почему именно я? Ведь я просто живу, просто работаю, я не делаю ничего противозаконного, не порчу другим людям жизнь, за что это мне? Где та хваленая справедливость, равноправие, о котором кричат все на Земле? Может быть я в прошлой жизни нагрешил, если исходить из буддистских взглядов? А может когда – то в детстве убил ни в чем неповинного таракана или паука? Конечно, я никогда не узнаю ответа, почему мне не позволено было провести жизнь счастливо, почему вместо подсчета задолженностей и наблюдения собственного нищенского существования, я не сижу со своими друзьями в кино и не смотрю очередной боевик. Я никогда не мог понять, почему я не был одарён красотой или талантом, а у других было всё. Так или иначе, мне еще было необходимо как – то вырастить Мэг , надеясь, что она не станет девушкой для развлечений, а всё же добьется большего, чем её братик, который провалил свою миссию примера для подражания. Потушив последнюю сигарету, я заметил как к дому напротив подъезжает черный новенький фольцваген с еще блестящими дисками на колесах чуть – чуть обляпаными грязью. Дом этот принадлежал мистеру Хамперсону и его семье, которая состояла из 3 человек: самого Хамперсона, его жены и дочери Эстель. Если первые двое никак не интересовали меня и наше общение ограничивалось соседской любезностью и иногда их помощью в ведении хозяйства после смерти матери, то вот мысль об Эстель не могла оставить меня в покое до сих пор. Еще с восьмого класса моя голова была занята только ей, хотя общались мы нечасто. Она не была ни королевой красоты, ни супер – умной девушкой, но она умела чувствовать мир так, как не чувствовали другие и этим она привлекала меня. Как – то наше общение постепенно начинало становиться теснее, сами того не замечая мы влюбились так, как только могут влюбляться подростки: невинно, нежно и робко. Первое прикосновение руками и по твоему телу проносится разряд тока, полностью отключающий твое сознание, первые объятия: ты не желаешь никуда уходить и тебе тошно от мысли, что ты не можешь вот так, сидя на скамейке, обняв любимую, провести всю свою жизнь. Уткнувшись носом ей в волосы, сладко пахнувшие духами, ты забываешь обо всем, обо всех проблемах, а дальше ваши руки сцепляются друг с другом и весь мир плывет по наклонной, будто это и не мир вовсе, а вихрь, обходивший вас стороной. Удар от двери автомобиля вывел меня из воспоминаний и я увидел как около него стоит девушка моего возраста с длинными русыми волосами в светлых прямых брюках и ярко – голубой блузке, которую еще знающие люди называют «бирюзовой». Не узнать любовь всей моей жизни я не мог, но она явно изменилась, теперь она выглядела взрослее, стройнее и…красивее. От этой мысли мне стало только хуже, я почувствовал как кровь ударила в голову и руки начали предательски потеть, а вены на руках слегка вздулись. - Здравствуй – сказала она, встав прямо передо мной, я и не заметил, что стоял несколько минут и смотрел на неё, конечно же, она была вынуждена подойти. Вблизи я начал пристально рассматривать её, отчего, явно казался дураком. Зеленые глаза, казавшиеся голубыми при солнечном свете и карими при искуственном, их я никогда не забуду. Светлые тени и черная полоса подводки сверху, слегка поднятая от кончика глаза и заостренная на конце – стрелка. - Привет. - Как ты? – на самом деле мне было абсолютно все равно, но правила приличия заставили меня задать этот вопрос. Я боялся услышать, что она сможет развить разговор и окажется, что она обручена или что – то вроде этого. - Отлично, а ты? - Не хочешь вечером прогуляться? – черт дернул меня за язык. Ведь нельзя, нельзя ворошить прошлое. Особенно прошлое, где ты был счастлив. Она слегка чуть шире раскрыла глаза и было видно, что она сильно удивлена, хоть и предательская улыбка выдавала, что она тоже этого хочет. - С радостью. 3 глава Уже было темно, на улице держалась теплая погода и я поверить не мог, что сейчас гуляю с Эстель. - Помнишь как ты впервые поцеловал меня? Вон под тем деревом, за фонарем, - она улыбалась той самой влюбленной улыбкой и радостно смотрела на меня, указывая на место. «Не уж то у неё тоже еще остались чувства ко мне?» - на моем лице теперь красовалась такая же немного дебильная улыбка. - Помню, ты мне еще губу прикусила. - Между прочем в фильме главному герою это понравилось! - Я потом две недели ходил с губами как у Джоли, - мне стало смешно от воспоминаний. - Как тебе живется? Я помню, что после нашего расставания.., - она не могла договорить эту фразу и я понимал её. Много произошло в тот самый выпускной класс и вспоминать тот год мне решительно не хотелось. Я был счастливый, амбициозный, но как – то вечером, встретившись у фонаря, мы по обыкновенной привычке пошли гулять к реке. Не то чтобы я предчувствовал неладное, но еще с утра в моей душе поселилось сомнение в грядущем дне. Перед ситуациями, которые происходят ради того, чтобы изменить нашу жизнь до неузнаваемости, мы всегда чувствуем сомнение. Так вот в тот день, в такой же теплый вечер, я и узнал, что остаюсь один. Один со своими мечтами, надеждами и целями. Да, конечно, расставалась она со слезами на глазах и явно не хотела этого, но разве это что – то меняет? Факт есть – мы расстались. Любовь всей моей жизни не была готова к тому, чтобы посвятить мне всю себя, у неё еще было впереди много планов: окончание юридического колледжа, путешествия по миру, изучение языков, в общем, её интересовало все, кроме отношений. Это и неудивительно, подросткам нужно влюбляться, а не любить, чтобы не испортить себе жизнь. Так или иначе это меня подкосило, мы ходили как чужие, не обращая друг на друга внимания, но оба знали, какую боль приносим, когда лишь украдкой поглядываем на объект обожания. Иногда на уроках я замечал как она смотрит на меня и у неё текла слеза по щеке, но я ничего не мог сделать, так как понимал, что все равно мы бы разъехались после окончания школы по разным уголкам страны и, как бы это не печально, рано или поздно расстались, задохнувшись от расстояния. Когда люди перестают общаться, не хотя этого, но понимая что так надо, они приносят себе невыносимую боль. Года идут, боль затихает, да и после смерти матери мне было не до любовных страданий. Сначала у меня отняли любовь, а потом мечты и цели разбились об реалии жизни. - Как я себя чувствую?,- на моем лице появилась неоправданная ухмылка, действительно, как я себя чувствую, последний раз я от неё слышал этот вопрос, когда она пришла ко мне со своей семьей после смерти матери, - нормально, действительно но – рма – льно. Дальше мы молча спустились по тропе через парк к реке и сели на упавшее дерево, на которое садились еще школьниками.
A.Б (20-го, 30 лет)
