По крыше колотил дождь, и вода ручьём текла по грязным улицам деревни, всё больше размывая слякоть. Близилась тёмная беззвёздная ночь.
В широкие оконные щели ветхого деревянного дома гулко задувал ветер, отчего зажжённые в комнате свечи панически колыхались. Комнатка эта была маленькая, шагов пять в длину и три в ширину, с закоптелыми зелёными обоями, такими, что нельзя было уже разобрать и рисунка на них, с дощатыми гнилыми полами, почти совсем голыми. Лишь у самой двери валялся крохотный коврик, оборванный, походивший больше на половую тряпку. Вся мебель здесь состояла из серого кофейного столика со свечами, полуразбитого зеркала, которое никто не решался выбросить, и громоздкой железной кровати, густо накрытой различными лохмотьями, одеялами, драными перинами. Висела здесь также люстра со старым серым от пыли и паутины плафоном. Электрический свет теперь не горел, его отключили из-за бушующей грозы.
В кровати лежал блондин чрезвычайно болезненного вида, с лицом бледным и прыщавым. С первого взгляда угадывалась в нём ужасная, леденящая безысходность, отрешённость от мира. Он даже не двигался, казалось, не дышал. Стеклянными карими глазами юноша упёрся в стену, а уголки его обветренных бескровных губ нервно подрагивали. Маленькая тоненькая девушка сидела у постели на коленях, держа в беленьких ручках его грубую ледяную руку. Её звали Агнета. Она была красива, но тревожна и напугана. То и дело на глазах у неё наворачивались слёзы. Временами она привставала, поправляла сальную длинную чёлку молодого человека и садилась обратно, исступлённо хватая его руку вновь.
- Роман… - прошептала она и передёрнула плечами. По полу полз холодный сквозняк, но верная возлюбленная не уходила с места. – Роман…
- Нет, – ломким, но холодным голосом произнёс парень, притом еле шевеля губами. – Я для себя решил, оставь меня…
Агнета всхлипнула, теперь уже со слезами и приложила ладонь Романа к своей щеке. Он с усилием отдёрнул руку.
- Не понимаю… Я не понимаю… Почему? Ты должен, должен! Для меня должен, для матери должен!
- Маменька не в себе… Она и не заметит, что я умру. Старуха окончательно впала в детство.
И он слабо ухмыльнулся, причём довольно неприятно. На кровать запрыгнул тощий облезлый кот по имени Эди. Серая шерсть почти выпала на ногах: он был болен, давно уже подволакивал одну лапу.
- Убери его, - сморщившись, пробормотал Роман.
- Он любит тебя, - ответила Агнес, снимая кота на пол. – Как любим тебя и все мы.
- Мне недолго осталось. День или два… Я совсем теперь не чувствую ног.
- Что за слова! – шёпотом воскликнула Агнета и положила голову к нему на постель, закрывшись руками. –Тебе нужно лишь только… Поверить… Попробуй поверить в то, что оживёшь! Что с того, что не чувствуешь ног? Силы покидают тебя, оттого что ты их не держишь!
- Я умираю, - сказал Роман серьёзно и с трудом перевёл на девушку взгляд. – Это теперь ясно… Мир вокруг бледнеет. Я стал меньше чувствовать, мне всё кажется, что я сплю… Дело кончено, любимая.
Они молчали. Агнета вдруг снова начала всхлипывать. Юноше это как будто опротивело, он попытался отодвинуться к стенке, но не смог, так как не было сил даже шевелить руками.
- Свечи раздражают мои глаза, потуши их, прошу, - прошептал он.
Агнета поднялась и погасила свет, оставив лишь маленький огарок, с которым собиралась выйти.
- Гроза пройдёт, - сказала она, едва сдерживая слёзы, стараясь казаться спокойной, - и включат электричество, так что…
- Я не хочу жить. Я устал. Жизнь грязная, бедная, бессмысленная…
- Бессмысленная? – дрогнувшим голосом произнесла Агнета. – А как же я? Как же мы, Роман? Что теперь? О, оставь всё это, прошу! Какая невыносимая мука…
Девушка всхлипнула и, подойдя к постели, осветила лицо юноши. Это было истинно восковое лицо! Он будто уже умер, а между тем дышал, и сердце его билось.
- Мне хочется забыться… - чуть слышно прошептал Роман.
За окном бешено взревел гром, и дождь хлынул с новой силой. Запахло сыростью. Молчали долго, минут десять.
- Роман? – тревожно позвала Агнета, и слеза покатилась по её бледной щеке. О, как она боялась, что он умрёт сейчас, теперь!
- Уходи, - ответил он, - прошу тебя.
Девушка помедлила ещё мгновенье, как бы не решаясь покидать его, затем резко сорвалась с места и вышла из коморки в тесный коридор. Здесь была полутьма. Когда отключили свет, Агнета успела зажечь только одну свечу, в самом углу.
Как странно сделаны люди! Как меняются перед смертью! Как отрицают свой конец, и тут же спешат расстаться с родными, потому что чувствуют его близость! Спешат расстаться с хорошими воспоминаниями, добротой, душевным теплом, всеми своими самими лучшими качествами и чувствами, но поминутно возвращаются к ним, ибо они – жизнь, или последний хрупкий мостик, соединяющий с нею. А Роман будто решился сжечь этот мостик, порвать все связи, настолько уже устал просто лежать, смотреть, как эта молодая, полная сил девушка ежедневно сидит с ним с утра до глубокой ночи, не завтракая и не ужиная, как смотрит на него и, тая дыхание, ждёт, когда тот проронит хоть несколько слов. Он умирал и не хотел видеть чужого страдания.
Агнета стояла у двери Романа и невольно прислушивалась. Из-за шума воды, правда, невозможно было ничего расслышать. Она стояла просто так, от расстройства и потерянности. Поминутно по телу её проходила крупная дрожь.
- Агнета, деточка, это ты? – внезапно раздался глухой женский голос.
- Да, это я, матушка…
- Ах, я как раз шла к Роро, дорогая…
Из тьмы выступила женщина в возрасте. На самом деле ей было не больше пятидесяти, но нервная болезнь и нищета сильно её потрепали. Морщинистое лицо с дряхлой, обвисшей и бледной кожей выглядело усталым; глаза давным-давно потухли и теперь в них смутно различался голубой оттенок; рыжие волосы повыпадали, стали очень жидкими; женщина была очень худа, можно сказать – кости, обтянутые кожей. Одет на ней был тонкий замызганный непонятного цвета халат в заплатках и шерстяные носки на голую ногу.
- Постойте, матушка, не идите к нему, он вас не примет, - остановила её Агнета и ласково придержала за руку.
- Не примет? – недоумённо улыбнулась та. – Ах, да-да, не примет, точно…
Она как-то сконфуженно опустила глаза и стала соображать. Женщину эту звали Белинда, но Агнета пристрастилась называть её «матушка» или «маменька», потому что давно была помолвлена с Романом. Вообще-то Белинда и правда стала терять разум. Несколько месяцев она совсем даже не говорила, и дар речи стал возвращаться к ней только в последние дни. Обыкновенно это были короткие несвязанные между собой слова, реже – предложения. Теперь Агнета удивилась: матушка говорила весьма хорошо.
-Не примет… - пробормотала она. - Я, милая… Впрочем… Как он?
- Он сейчас… Переживает… не лучшие времена…
На улице страшно завыл ветер.
- Маменька, дорогая, вернёмся в спальню, - сказала Агнета и тихонько повернула женщину обратно. – Вам нужно поспать. Я вижу, вы утомились.
- Нет, я не утомилась, что ты… - возражала та, но всё же шла. – Я только хотела навестить Роро…
Так она ласково звала Романа. Надо сказать, что у сына она сидела редко, последнее время он перестал её выносить и раздражался. Она же совершенно ничего не понимала и только по-детски улыбалась.
Они вошли в крохотную спаленку, здесь всего только и умещалось, что одна кровать и старинный громоздкий шкаф. Агнета уложила женщину в постель и плотно укутала одеялами, ибо было прохладно. Та улыбнулась ей.
- Не переживай за него, деточка, - сказала она как бы со знанием дела.
Агнета потёрла глаза и, устало взглянув на Белинду, очень тихо промолвила:
- Он угасает.
- О, перестань, милая! Всё будет хорошо! Материнское сердце чует! Теперь ступай, дитя. Тебя ждут дома уже давно. Я провожу.
Как необыкновенно ясно выражалась сегодня эта женщина! Агнета не переставала удивляться. Тем временем Белинда ловко освободилась из одеял и, открыв поржавевшим ключом дверцу шкафа, взяла за руку юную девушку. За окном ударил гром.
- Ручаюсь, уже завтра утром, когда мы пробудимся, ты будешь готовить завтрак. Всё будет хорошо, деточка, не переживай. Ступай, ступай, я – мать, у матери ключи от сердца своего дитя, так что… - она подтолкнула Агнету к шкафу. – Шагай.
- Матушка, - робко обратилась Агнета, - но… это – шкаф.
- Да-да, милая, ступай.
Девушка послушно вступила в просторный полупустой шифоньер.
- До завтра, милая, - сказала Белинда и, трепетно пожав руку Агнеты, закрыла дверцу.
Дикий ужас охватил девушку. Она боялась замкнутого пространства и попыталась высвободиться, но матушка, казалось, держала дверь снаружи. Агнета внезапно почувствовала, что ей нечем дышать, тут же пропал всякий звук, она не слышала абсолютно ничего. Внезапно зажёгся свет. Агнета огляделась. Она стояла в коридоре у парадной двери. Лампочка мигала: гроза ещё не кончилась. Девушка щёлкнула выключатель, оделась со свечой и вышла вон в удушливый водяной вихрь.
Позже, поразмыслив, она пришла к выводу, что в полутьме и усталости, верно, перепутала дверцу шкафа с дверью в коридор, и рассудок её слегка помутился. Это очень может быть, потому что Агнета всё-таки ничего не ела весь день, а ночь перед этим не спала.
Дома её ждала мать и голодные братья, по бедности их семья не уступала семье Романа. Перекинувшись парой слов со старшим братом, Агнета отправилась спать под дикие раскаты грома.
Dolt75 (22-го, 50 лет)
