Судьба начала подавать знаки Погорелову Ивану Петровичу с самого раннего утра. Причем такие знаки, которые просто невозможно было игнорировать. Судите сами.
- Он проснулся ровно за пять минут до звонка будильника, и, хотя совершенно не выспался, уверенно встал с дивана и, немного пошатываясь, пошел делать себе чай.
- Беспородный пёс, отзывавшийся, если это совпадало с его планами, на кличку «Бонифаций», спавший как обычно в коридоре на выцветшем синтетическом коврике, не подскочил с радостным лаем, а лишь проводил Ивана Петровича сонным взглядом и, кажется, снова уснул.
- Большую красную кружку чая, которую Погорелов себе налил на тесной кухоньке, он, споткнувшись об, оказывается, вовсе не спящего пса, поставил мимо стола, но хотя она и разбилась (на счастье!), расплескавшийся кипяток не обжег Ивана Петровича ни единой каплей, как, кстати, и успевшего удрать в коридор Бонифация.
- Тряпка, которой можно было собрать растекшийся по пестрому линолеуму чай, лежала рядом, её даже искать не пришлось: вчера Иван Петрович протирал пол от случайно просыпавшейся гречки и оставил тряпку здесь же, возле мойки. Как знал!
- Кроме того, по телевизору, который Погорелов включил, снова налив себе чаю, в другую красную кружку, поменьше разбившейся, транслировали вчерашнее интервью с каким-то незнакомым Ивану Петровичу писателем. Повторный просмотр этого интервью был не менее интересным вчерашнего, тем более, что оно, вчерашнее, уже как-то выветрилось из головы.
- Колбасы в холодильнике осталось ровно столько, чтобы сделать бутерброды из остатков хлеба. Удачно, не находите ли?
А ещё заметили? Погорелов сразу же обратил на это внимание, как только записал все пункты на тетрадном листе после завтрака. Знаков было ровно шесть! Это же было любимейшее и счастливое число Ивана Петровича, он даже родился шестого июня! Все эти знаки могли означать только одно: пришло время воплощать в жизнь свою давнюю мечту и написать какой-нибудь роман.
Какой-нибудь роман уже много лет ждал, когда Погорелов его напишет. Еще, вероятно, со школьной скамьи, слушая похвалы своим сочинениям на уроках литературы, Иван Петрович был убежден, что его будущая роль в этом мире – это роль маститого писателя, окруженного поклонниками, как иной певец, ждущими с замиранием сердца выхода очередной книги своего кумира. Но жизнь сложилась так, что свой кусок хлеба с колбасой пришлось зарабатывать в должности скромного бухгалтера небольшой торговой конторы, а писательский дар пришлось на время отложить. Пока дар был отложен, в жизни Ивана Петровича появился пёс, иногда отзывавшийся на кличку Бонифаций, который, так как родители Погорелова жили в другом городе, фактически составлял всю его семью. Впрочем, для Погореловской однокомнатной квартиры этого было достаточно. В общем, жизнь была спокойна и, практически, по расписанию.
Но сегодня все знаки указывали на то, что пришло время перемен! Иван Петрович даже подошел к календарю, висящему на стене в кухне и карандашом, болтающемся рядом на нитке, жирно, несколько раз обвел дату.
Собираясь на улицу, выгулять пса, Погорелов продолжал раздумывать о сегодняшнем особенном дне. Хорошо, что процессы одевания и пристегивания поводка к ошейнику Бонифация, были доведены до такого автоматизма, что не требовали участия мозга. Мозг и без того был занят.
«Вот, - думал Погорелов, - пришло время мне призвать моё призвание… Нет! Воплотить в жизнь моё призвание, надо правильно выражаться, я же теперь писатель!» Ему подумалось, что работа теперь будет мешать, как можно сосредоточиться над текстом, создавать шедевр, после целого дня кропотливой работы с цифрами? Надо будет позвонить на работу и взять три дня отгулов, не зря же несколько раз выходил на работу в выходные.
К этому времени Иван Петрович с Бонифацием дошли до соседствующего с их домом скверика и пес, от которого отцепили поводок, с радостным лаем помчался по влажной, покрытой росой траве. Погорелов проводил его пустым взглядом, сел на деревянную скамеечку и продолжил размышлять.
«Так, а хватит ли мне трех дней на полноценный роман, который можно выпустить отдельной книгой? Дело-то серьезное, с наскоку не сделать. Да, надо, пожалуй, пять дней брать, с выходными неделя получится, это вернее будет! - утвердился в решении Погорелов, невнятно здороваясь с проходящей мимо соседкой с пуделем. – Тогда пора бы обдумать детали».
Но детали романа он обдумывать не стал: его отвлекла каким-то вопросом та соседка, с которой он только что поздоровался. Пришлось выныривать из мыслей, фокусировать на ней взгляд и прислушиваться к её словам. Разговор о погоде его немного раздражал, надо было решать много вопросов о книге, но треп собачников ни о чем был освященной годами традицией, которую невозможно было нарушить, но можно было постараться свести к минимуму. Хотя, надо признать, с этой болтушкой такая задача была чрезвычайно сложной. Через десять минут, воспользовавшись тем, что Бонифаций за какой-то надобностью подбежал к хозяину, за что тут же поплатился, в миг оказавшись на поводке, Иван Петрович распрощался с соседкой и пошел домой, не обращая внимания на пса, скользящего на пузе по траве и упиравшегося всеми четырьмя лапами. Впрочем, с окончанием травы, сопротивление пса так же сошло на нет и он легко потрусил рядом с хозяином.
Дома, насыпав корма в собачью миску, Погорелов позвонил на работу, на удивление легко получил пять отгулов, убрал спальные принадлежности с дивана и уселся в потертое, но очень удобное кресло. Перед глазами возникла его будущая книга, довольно толстая, из качественной лощеной бумаги в твердом переплете. На обложке красовалась его фамилия: «Погорелов И.П.».
«Стоп! – сказал себе Погорелов. – Так не пойдет. Фамилия не звучит, нужен какой-то псевдоним. Чтобы был звучный и запоминающийся. Горелов, Горелый, Гора, Релогоп (тьфу!) Горин – такой уже был, не пойдёт. Может, Горрин? Или Горелый? Нет, Горрин лучше, практически то, что надо!»
Перед глазами снова возникла книга, теперь автором был указан «Горрин И.П.». Но, внезапно понял Иван Петрович, на обложке отсутствовало название книги!
«Да! Нужно дать моему роману хорошее название – броское, запоминающееся! – Погорелов вскочил с кресла и начал шагать по комнате от кресла до окна и обратно. – Как же лучше назвать? Мне нужно что-то незаурядное, такое название, которое привлечет читателя, намекнет ему, о чем стоявшая перед ним на полке книга, заставит взять её в руки. Кстати, а о чем будем моя книга?»
Вопрос оказался неожиданным. Погорелов снова сел в кресло, вытер руки о подлокотники, тряхнул головой и сказал вслух:
– О чем я буду писать книгу?
Так сложилось, что за все годы, пока Иван Петрович ждал знака стать писателем, он не задумывался, о чем же будет писать. Даже жанр, в котором он мог бы создать свой шедевр, был еще не определён. Мысли о написании книги, посещавшие ранее Погорелова, были лишь о грядущей славе и многочисленных раздаваемых автографах, а иногда и о нобелевке по литературе. Но никогда эти мысли не касались, собственно, самого романа.
– О чем будет мой роман? – повторил Иван Петрович и снова задумался.
К нему подошел сытый Бонифаций, коротко гафкнул и подставил голову, требуя ласки. Рассеяно поглаживая голову пса, Погорелов размышлял. Мемуары были отброшены сразу. Скучная жизнь сделает ещё более скучной любую книгу. Роман о жизни? А много ли автор знал эту жизнь за пределами бухгалтерской программы и однокомнатной квартиры? Детектив? Ну, это вообще смешно. Иван Петрович всегда старался держаться подальше от любого криминала, нечего его тащить в высокую литературу. Может, юмористический роман? Вроде «Двенадцати стульев»? На работе говорили, что он неплохо рассказывает анекдоты, только редко. Так эти анекдоты придуманы другими людьми, а попытки Погорелова пошутить ещё ни разу не вызвали громкого смеха, скорее, вежливое недоумение. Получается, остался лишь жанр фантастики или фэнтези. Мир можно придумать, и жить этот мир будет по тем законам, какие взбредут автору в голову. Кстати, фэнтези даже лучше – чтобы писать научную или космическую фантастику нужны хоть какие-то научные знания. Иначе можно невольно такое понаписать, что и вправду юмористическая книга получится – все будут потешаться над автором-недотепой, не знающим простейших вещей.
Теперь можно было придумывать название. Скажем, «Дом счастливых людей». Или несчастных. Или «Герой должен…» Чего он должен? Кому должен? «Приключения кентавра». Как-то по-детски. «Спящий бог проснулся». Ну, в общем-то, и бог с ним… «Война наоборот». Блин, это как? Как же сложно всё!
Иван Петрович потрепал пса по ушам, встал с кресла и пошел готовить себе обед и, заодно, ужин. На это время он решил не думать о книге, чтобы отдохнуть, а после обеда сразу же сесть за ноутбук и начать писать. Даже если название не придумается.
На обед (а вечером и на ужин) у Погорелова была картошка с тушенкой. И сесть писать книгу, основательно подкрепившись и с трудом встав из-за стола, сразу не получилось, потому что потяжелевший живот, очевидно, тянул веки вниз, глаза закрывались и заставляли лечь на диван и поспать полтора часика. Надо заметить, Бонифаций, получивший свою долю картошки, не возражал против такого времяпровождения и тоже задремал, вытянувшись возле дивана.
Вечером, к сожалению, тоже не получилось ничего написать, так как зашел сосед с пивом и рыбой, какое уж тут писательство? Зато под пиво сосед всецело одобрил планы Ивана Петровича и даже попросил сделать его, соседа, одним из героев романа. Погорелов, кушая копченую рыбку, согласился выполнить эту просьбу, почему бы не сделать приятно хорошему человеку.
Когда пиво кончилось, а сосед ушел, Погорелов, взглянув на часы, пошел умываться и лег спать. Бонифаций, который получил обязательную порцию ласки от соседа, уже дремал на любимом коврике в коридоре.
На следующий день Ивану Петровичу так же не удалось ничего написать – по возвращению с утренней прогулки с Бонифацием, выяснилось, что по дому накопилось много дел, от уборки до звонка маме, который отнял час самого, наверняка, продуктивного времени. Вечером заглянул сосед, спросив, как продвигается роман. Пришлось соврать ему, что процесс идет, но почитать пока нельзя, только, когда роман напишется.
Лежа на диване, перед сном, Погорелов представлял себя писателем, уже достигшем успеха: «Вот сосед спросит, мол, что ты делаешь сегодня вечером? А я так небрежно отвечу ему, да так, очередную книгу пишу... Ты, кстати, там тоже будешь присутствовать, я с тебя написал помощника главного героя».
«Очередную» – хорошее слово, - далее размышлял Погорелов. – Это признак опытного, уважаемого писателя, обрётшего своего читателя и претендующего на сборник сочинений. Жаль, что первая книга не может быть очередной. Вот если бы сразу с очередной начать…»
На третий день, вернувшись с прогулки с собакой, Иван Петрович решительно сел за ноутбук. Проверил почту, почитал новости в интернете и сразу же открыл «word», готовый писать весь день. Бонифаций запрыгнул на диван, покрутился на нем и улегся, собираясь морально поддерживать хозяина.
Подумав минут пятнадцать над названием для романа и ничего не придумав, Погорелов начал писать.
«Это лето выдалось богатым на урожай пшеницы и кентавры расплодились сверх всякой меры. Людской король был вынужден прибегнуть к услугам охотников, ибо полулошади совсем обнаглели, воруя зерно посреди дня, а иногда нападая на людей».
Погорелов перечитал то, что у него получилось, подумал, стер «выдалось богатым на урожай пшеницы и», подправил первые два слова. Теперь первое предложение обрело вид: «Этим летом кентавры расплодились сверх всякой меры».
«Вот! – удовлетворенно подумал Погорелов. – Теперь и с названием всё понятно. Скажем, «Охотник на кентавров». Записав название над текстом, Иван Петрович отхлебнул чай из красной кружки и продолжил:
«За каждую голову полулошади давали целую серебряную монету, и желающих её получить находилось немало. Нельзя сказать, что это был легкий заработок: кентавры (себя они, кстати, считали полулюдьми) жили племенами, поодиночке ходили редко, и, как правило, необходимо было убить не менее двух кентавров, чтобы заработать награду. Правда, и награда, в случае, если охотник выживал и тем более побеждал, была вдвое больше.
Наиболее удачливым охотником был Креон».
Поставив точку, Иван Петрович снова почитал новости в интернете и пошел обедать. Пес одобрительно побежал следом.
Послеобеденный сон прервался звонком в дверь. Пришел сосед – поинтересоваться написанием романа. Иван Петрович раздраженно сообщил, что главный герой книги вылитый сосед, но читать еще нельзя, так как роман незакончен, и вообще, не надо отрывать от работы! Сосед ушел, а испорченное настроение осталось. Погорелов похвалил себя за предусмотрительность, не зря взял пять отгулов, три дня уже пропали. И сел читать новости в интернете.
На следующий день Иван Петрович сидел за ноутбуком и пытался продолжить свой роман. Энтузиазм постепенно уменьшался, а текст и не думал увеличиваться. Но надо было заставлять себя, что он и сделал.
«Были недели, когда он зарабатывал по десять серебряных монет. Конечно, они не задерживались в его кармане, кабаки и доступные женщины быстро лишали его всей наличности. И тогда он снова уходил на охоту».
Погорелов заменил слово «уходил» на «уезжал» и продолжил. В тот день он смог написать три страницы текста. Сосед не заходил, обиделся что ли?
На следующий день ноутбук открывался только ради интернета.
А вечером, Иван Петрович с важным видом заявил всё-таки заглянувшему соседу, что роман в работе, читать, безусловно, ещё нельзя, и не надо приходить каждый день. «Творческая мысль не должна испытывать помех!» – закончил Погорелов. Впереди было два выходных, а за ними его ждала привычная работа.
Уже засыпая, он подумал: «Я всё-таки стал писателем! Я же начал писать, и название придумал. А когда-нибудь я обязательно закончу свой роман. Точно закончу…»
Вардак (24-го, 20 лет)
