Рыженькая не дурно пахнущая бобриха кружилась вокруг постояльца ее заведения как юла. Сомневающаяся в себе бобровая морда смотрела в старое обшарпанное зеркало, притащенное с ближайшей сельской помойки хозяйкой цирюльни.
Пожилой бобер был не уверенным в себе животным. Возможно, под вечным страхом перед человеком. Этот вид беспрерывно вел охоту на пушистых, чтобы раздобыть мех и «бобровую струю».
Казалось удивительным, как хорошо поживший бобер достиг таких успехов в карьере и личной жизни. Жена бобра - ладная, с пузом, с манящими оранжевыми зубами и лощеным мехом. Она вдохновляла его на поступки, владела техникой разгрызания бревен и другими разными техниками, от которых у бобра всегда вставали дыбом тончайшие волоски каштанового меха.
- Ах, как такому незаурядному и видному мужчине идет эта седина! – ублажающим голосом вещала рыжая цирюльница. – Вы не поверите, не поверите как приятно мне ее закрасить будет, но ведь не за чем. Идет она вам, вижу я!
- Ты еще скажи, седина бобра не портит, - смущенно улыбнулся бобер.
- А я скажу, скажу. И не такое вам еще сказать могу… Вот вчера ко мне заходили кое-какие местные на стрижечку. Так и что вы думаете? – многозначительно вздохнула сплетница. – Супружницу то вашу видели на прошлой неделе в компании.
Бобер неестественно задергал хвостом и задышал волнительно. Ему хотелось скорее ретироваться с этого неудобного места. Продолжения было ни к чему, но воодушевленная мастер – универсал не унималась.
Стекло зеркала запотевало от частого дыхания.
Монолог мог длиться вечность…
- Остановись, хватит уже! – бобер решительно прикрикнул. – Крась, да я пойду.
Еще никогда в своей жизни он не был так зол.
- Конечно, конечно. Замолкаю, намазываю! Всё, тише - тише – тише, - и умелые цепкие пальчики заелозили по меху на мясистой голове.
Это была победа. Теперь рыжеволосой хитрюге оставалось закончить свое основное дело и затащить разочарованного бобра к себе.
«Седина бобра не портит,
Портит - старая жена!
По твоей счастливой морде
Видно, что пришла весна».
Она с обворожительной улыбкой шептала ему на ушко свои стихи, а он, лежа на спине, смотрел вертикальными зрачками в небесную чистоту и ни о чем не думал…
Pavel Frigus (13-го, 27 лет)
