ГЛАВА 2
Ленинград встретил нас духотой и сильной влажностью. Как только мы вышли из вагона поезда «бабушка» Вера заплакала. Она оперлась рукой об опору навеса перрона и положив голову на изгиб локтевого сустава беззвучно зарыдала. Со стороны могло показаться, что ей стало плохо, но вздрагивающие плечи говорили, об ее истинных эмоциях.
- Вер …ну прекрати…Я тебя очень прошу! – успокаивала ее мать.
Я, молча, стоял в стороне и не мешал им разобраться в своих чувствах. Мы еще немного постояли и двинулись, вместе с другими пассажирами к выходу из вокзала. На площади, перед вокзалом, мы снова остановились.
- Ну, что будем делать дальше? - спросила мать «бабушку» Веру. - Поедим искать место в гостинице или пойдем в справочную?
- Давай сначала прокатимся по городу! – тихо сказала «бабушка» Вера. – Я его так давно не видела.
Мы взяли такси и поехали смотреть Ленинград.
После войны «бабушка» Вера долго не могла заставить себя поехать в родной город. Она считал, что в живых, кроме нее, ни кого не осталось из их семьи. Отец погиб в начале войны. Мать и старшая сестра погибли от голода во время блокады. Ей только неизвестно была судьба младшего брата Николая, которого она потеряла, когда их вывозили на большую землю. До того, как ей дали срок, она сделала запрос и узнала, что брат жив и живет в Ленинграде. После этого «бабушка» Вера собиралась съездить к брату, но судьба круто изменила ее планы и дальнейшею жизнь.
Узнав в адресном бюро координаты брата «бабушка» Вера была удивлена тому, что Николай жил на той улице, где они жили до войны, но в другом доме. Дом, куда мы приехали, был построен еще до революции. Зайдя в парадную, мы оказались в просторном холле, посередине которого была лестница с литыми чугунными перилами. Поднявшись по обшарпанным, но не утратившим величия ступеням, мы оказались на площадке второго этажа. «Бабушка» Вера остановилась возле нужной двери. Тяжело дыша она постояла пол минуты и позвонила в дверь.
- Кто там? – послышалось за дверью.
- Коль! Это я Вера! – на выдохе произнесла «бабушка» Вера и из ее глаз полились слезы.
… Потом мы седели за столом и брат «бабушки» Веры рассказывал, что с ним было, когда его вывезли на большую землю из блокадного Ленинграда.
- Да, что я все о себе, да о себе! – остановившись на полуслове, вдруг воскликнул он. - Ты то как? Где живешь? Как твоя семья?
- Где живу я!? – сделав паузу» бабушка» Вера продолжила. – Живу я сейчас Коль в Туле…
Мне шел седьмой год, когда я, «бабушка» Вера и мать приехали в Тулу. Была уже глубокая осень и когда мы вышли из вагона поезда, шел нудный дождь и дул холодный ветер. На площади перед вокзалом мать узнала у частников как добраться до поселка Скуратовский. Немного поторговавшись , один из них согласился отвезти нас до места. Мы приехали, когда на улицы было уже темно и понять ,где мы находимся, не представлялось возможным.
Поселок Скуратовский был очень своеобразный. Здесь раньше были угольные шахты и после окончания войны, для того чтоб обеспечить страну углем, сюда ссылали и бывших военнопленных, и зеков отправляемых на поселение, и остальной народ который был неугоден Москве. Вскоре выработки иссякли и более менее порядочный контингент разъехался с этих мест. Уезжая, они за бесценок распродавали, то, что раньше являлось их жильем. Как правило, это были хибары барачного типа. Строились эти хибарки, из чего попало. Главным образом из крепежного леса шахты. Поэтому вид этих строений был убогим и опасным. Но все-таки это было, какое не какое - жилье.
На ночь мы остановились у тети Лиды Корпекеной. Года три назад, выйдя на свободу, она приехала в поселок, устроилась на работу, купила себе домик и после этого забрала своего сына из интерната. Потом она вышла замуж за маленького, плюгавенького мужичонку с детским лицом и родила от него второго сына. После рождения ребенка она устроилась сторожем и начала варить и продавать петушки. В общем, жила она по принципу, чтобы не делать, лишь бы не чего не делать. Торговля петушкам приносила не маленький доход. Все зависело от трудолюбия. Сложностей в изготовление петушков, в общем – нет. Главное чтоб были алюминиевые формы, которые в свою очередь изготовляли разного рода умельцы с темным прошлым. Так вот, бралась кастрюля, литра на три, и кипятилась в ней вода, литра полтора-два. Как только вода закипала, туда добавлялся сахар - килограмм, полтора. Сахар превращался в сироп. Затем в сироп добавляли марганцовку пару, тройку крупинок, для розового колера и пол чайной ложки уксуса для придания своеобразной кислинки. До окончания варки сиропа подготавливали формы. Формы необходимо было разделить на две половинки и смазать подсолнечным маслом, затем собрать и обязательно сильно охладить. По причине того, что холодильников не было, петушки, как правила, делали зимой. В охлажденные формы быстро заливали сироп, вставляли заготовленные заранее палочки и форму проворачивали несколько раз вокруг своей оси для того чтоб сироп равномерно лег по внутренней стенки формы. Форме давали остыть и аккуратно поддев ножом, разбирали ее – петушок на палочки готов. Петушки были и большие и маленькие, все зависело от формы, да и фигурки были и рыбки, и бабочки, в общем, кто на что горазд. А стоили такие изделия по 10-20 копеек, и цена менялась от спроса. Хорошо шел товар - цена поднималась, плохо - падала. Так что, чем больше сделаешь петушков, тем больше будет прибыль. Но за эти изделия милиция гоняла торговок нещадно. Хотя при определенной договоренности, заплати и торгуй спокойно, можно было облегчить себе жизнь, но это было только на «прикормленных» местах.
По обнимавшись, высказав весь букет любезностей, мы прошли в дом. При довольно бедной обстановки, в доме было чисто и даже уютно. На кухни стоял самовар и не убранная еще после позднего ужина посуда. Надо сказать, что тетя Лида обладала страстью ко всяким побрякушкам, слоникам и статуэткам, а к самовару она испытывала не поддельную любовь. Иногда мне даже казалось, что самовар отвечал ей взаимностью. Честно говоря, среди всех тех женщин, которые прошли лагеря, я не знал не одной, которая не любила бы очень крепкий чай, а многие еще и продолжали варить чифирь. Разговор старых сиделец затянулся глубоко за полночь и о чем они говорили мне было не интересно. Увидав, что я постоянно зеваю и клюю носом, тете Лида постелила нам троим на полу, и я тут же уснул. Утром, пока все еще спали, я вышел на улицу обследовать местность. В конце огорода мое внимание привлекла открытая калитка, а за ней еще не замерзшая вода маленького прудика. Выйдя на мосток, с которого полоскали белье, мне пришла в голову идея опробовать игрушку, которую мне купила мать. Это был катер на батарейках. В его корме был вмонтирован выключатель, который управлял моторчиком. Забежав в дом и убедившись, что все еще спят, я достал из сумки катер и помчался к прудику. Эксперимент начался. Включив моторчик, я опустил катер в воду, он вырвался у меня из рук и начал быстро уплывать от меня. Не желая расставаться с игрушкой я резко потянулся вперед думая, что успею его поймать. Очнулся я в доме на кровати. Оказалось, когда я заходил в дом и брал катер, за мной решил пойти старший сын тети Лиды и посмотреть, чем это я там буду заниматься. Не успел он дойти до калитки, как я уже полностью был под водой. Он забежал на мостик опустил руки в холодную воду и ухватив меня за пальто, вытащил наружу. Я был без сознания, но задышал сразу самостоятельно, часто открывая и закрывая рот. Меня раздели, растерли и напоили чаем, а когда все успокоились, как следует, отлупили ремнем, чтоб в дальнейшем не повадно было.
Весь день я пролежал в кровати, а вечером лег на постель, приготовленную нам на полу. За фанерной перегородкой на кухне сидели мать, «бабушка» Вера и тетя Лида.
- Нин, ну и что ты собираешься делать дальше? – хрипловатым голосом проговорила тетя Лида.
- Не знаю Лид! – со вздохом ответила мать.
- А может тебе лучше его вернуть назад!? – после долгой паузы продолжила тетя Лида.
- Лид! Его легко было забрать от туда, но теперь трудно вернуть! – после не долгой паузы мать продолжила, - Да и отдавать назад я его не хочу!
- Вы что дуры, ополоумели или что!? – проговорила «бабушка» Вера и натужено закашляла. Откашлявшись, она продолжила, - Нин прекращай дурить! Малому мать нужна, а не детдом. Забрали, значит все – выкрутимся! А будешь дергаться, быстрей попадешься и на новый срок пойдешь.
- Вер, а что сейчас то делать, а? – нервно воскликнула мать.
- Вам надо здесь осесть! – вклинилась тетя Лида, - Купите хибарку, пропишитесь, а там дальше видно будет. – закончила она.
- Да у нас сейчас три рубля в кармане! Какая хибарка! – возмутилась мать, - О чем ты говоришь Лид?
- А почем здесь можно сейчас купить нормальную хибару? – Спросила «бабушка» Вера тетю Лиду.
- Не знаю! Надо Зинку «козыря» спросит, ей там, что-то предлагали на третей шахте? – задумчиво проговорила она.
- Где денег взять? – не к кому конкретно не обращаясь, вздохнула мать. Потом словно опомнившись, продолжила, - Слушай Лид, а ты петушки то варишь?
- Варю Нин, но формы не дам, да и где ты торговать будешь? – не повышая голоса, закончила тетя Лида.
- Ты вот что, сходи завтра к «бабки» Лене да поговори с ней. Она в курсе тебя. – опять спокойным голосом закончила она.
«Бабка» Лена была теткой с не одной отсидкой в лагерях и на поселке, среди бывших сиделец, была в авторитете. Кому помогала советом, кому деньгами, а кого и прятала от милиции. Но потом, все кому она помогала, по своему были ей должны. Так что, обращаясь к ней за помощью приходилось влезать в своеобразную кабалу. Утром мать сходила к «бабки» Лене и та ей посоветовала ехать в Москву. Как не странно это звучало, но смысл заключался в том, что там легче затеряться среди большой массы людей и если вести себя не вызывающи, то можно было долго жить и работать, не привлекая к себе интереса со стороны милиции. У «бабки» Лены было два сына Коля и Леша. Младшей Коля был женат вот к его жене, и послала «бабка» Лена нас. Валя, так звали жену Коли, занималась тем, что в Детском Мире покупала импортные детские рейтузы. Затем, эти рейтузы, немного смачивали и тянули до взрослого размера ну и как следствие продавали их по взрослой цене. Разница, и к тому же ощутимая, шла ей в карман. Да, правда была одна не приятность с этими рейтузами. Они быстро и легко тянулись и так же быстро садились. Так что нужно было очень быстро их продать. Вот так мы оказались в Москве. Валя «бабку» Лену уважала и сразу уступила одно из мест на вокзале матери. Первые два дня, пока мать не сделала достаточный оборот, мы жили на Ярославском вокзале. Потом, как уж она умудрялась я не знаю, по справки об освобождению мы снимали номер в гостинице. Прожив так в Москве месяц, полтора мать скопила денег и к новому году, где-то за неделю, поехали обратно в Тулу. С вокзала мы сразу поехали к Зинке «козырь». Был декабрь месяц. Тогда зима была как зима не то, что сейчас. Мороз, много снега, а мы тогда еще попали и в вьюгу. Таксист довез нас до поворота к тому месту, от которого была дорога до дома Зинке «козырь». Не далеко, километра три, но дорога была заметена, и таксист отказался нас везти дальше. Пришлось эти три километра идти нам пешком. Я, думал тогда, все не дойдем. По очереди, то мать, то «бабушка» Вера несли меня на закорках, но они быстро выбивались из сил. И тогда мы останавливались и долго отдыхали. К тому же ветер с мелкими снежинками, всю дорогу бил нам в лицо. «Бабушку» Веру все чаще и чаще бил кашель и она просила, чтоб мы ее оставили, а сами быстрей шли в перед не то мы все здесь замерзнем. Я, совершенно серьезно, повторял одно и тоже:
- Дедушка мороз! Пожалуйста! Выключи снег и дай нам дойти до дома, а потом включай обратно!
Так, цепляясь друг за друга, мы все-таки дошли до места.
Зина «козырь» относилась к той категории женщин, которая однажды «сорвавшись» не может остановится. Работу она призирала по определению. Кроме паспорта, который она нехотя получила после предупреждения участкового, о том, что он ее «закроет» за бродяжничество, у нее не чего не было. Детей у нее тоже не было. Однажды, сойдясь с бывшем зеком, в пьяной перепалки сказала лишнее кому-то из компании сидящей за столом, за что тут же была наказана на всю жизнь. Собутыльники сожителя прижали Зинку к столу, вынули язык и, удерживая его вилкой, ножницами отрезали кончик языка. С тех пор Зина сильно шепелявила, а кличку «козырь» она заработала в далекой бесшабашной молодости, когда жила с карточным шулером и переняв понравившееся слово козыря по делу и без дела постоянно повторяла:
- У вас нет козырей против меня.
При всей отталкивающей манере поведения и внешности, Зина не была чистоплотной, в этом человеке таилась добрейшая душа. Кто бы к ней не пришел, она всегда встретит человека с распростертыми объятиями. Накормит, напоит и спать уложит. Правда, через какое-то время, общение с ней заканчивались скандалом. У Зины мы прожили на грязном полу до нового года. Мать, с ее помощью, договорилась о покупке старенького дома. Мы хотели переехать в него сразу, но не сложилось. Там не было дров и требовалось вставить стекла. Зина уговорила мать остаться у нее, а после нового года, когда все будет сделано, мы переедим. Во время празднования, как и следовало ожидать, случился пьяный скандал. Началось все с какой-то мелочи. Сначала выпели за старый год. Потом за новый, а потом пошли воспоминания. Перемыли косточки всем бывшим знакомых. Навешали ярлыков на тех, кто был неприятен, и Зина, с пьяна, что-то брякнула «бабушки» Вере. «Бабушка» Вера, не долго думая, врезала Зине, у которой тут же появился синя. Потом они били посуд, орали друг на друга и в итоге помирились. Во время швыряния посуды и вещей, Зина в запале ударила об стену наручные часы. Когда все успокоились, я под столом нашел их и решил забрать себе. Утром Зина захотела посмотреть который час, а мать напомнила ей. Что она их разбила о стену. Начались пояски часов. Так как их негде не было, мать спросила меня:
- Валера ты часы брал?
Испугавшись, я замотал головой, ели слышно ответил:
- Нет мам!
Они опять продолжили свой поиск. Через какое-то время Зина сказала матери:
- Нин давай обыщем твоего Валерку, часы точно у него!
Не дожидаясь дальнейшего развития событий, я молча достал часы из кармана и протянул их матери. И тут Зину понесло. Она орала всякие гадости и про меня и про нас с матерью и «бабушкой» Верой. Мать молча оторвала шнур от самодельной электрической плитки и начала меня бить. Я терпел, сколько мог, но боль была сильней. Мне было и больно и обидно. Я не понимал, за что меня бьют. Видь Зина, сома их разбила о стену! С тех пор, я ни когда, ни при каких обстоятельствах не брал чужого.
После воспитательной работы мы собрали веши и переехали в новый дом.
…Продолжение следует
Naunet (05-го, 30 лет)
