ГЛАВА 4.
ГРАФСТВО ЗАПАДНЫЙ НАЙТМЕР, 22 ИЮНЯ 1868 Г.
Позавтракав и ознакомившись с газетами, его сиятельство лорд Байрон Гилти отправился наверх, в свой кабинет, дабы посвятить свое время важным государственным делам.
Странный прибор, присланный по почте сегодня утром, он прихватил с собой, а, придя в кабинет, поставил его на стол рядом с глобусом, да и забыл про него.
Его сиятельство был поглощен разработкой законопроекта о четырнадцатичасовом рабочем дне, который, по замыслу автора, должен был «поставить на место» этих зарвавшихся бедняков с городских окраин.
Лорд Гилти ни разу в своей жизни не был ни на одной фабрике, а о жизни рабочих он не имел ни малейшего представления. Из газет он знал, что они, эти самые рабочие, имеют обыкновение устраивать забастовки и стачки, очевидно, в те моменты, когда им не хотелось работать.
Разумеется, представитель палаты лордов не знал, что беднякам, работавшим на заводах и фабриках за жалкие гроши, приходилось из-за нужды отдавать своих детей в работные дома, в которых условия содержания мало отличались от тюремных. Его сиятельство не любил забивать свою голову ненужной информацией.
Лорд Гилти нацепил на нос пенсне, придвинул кипу бумаг, неспешно пролистал их, затем обмакнул перо в чернильницу, и собрался уже поставить свою размашистую подпись, как внезапно рука его дрогнула, отчего жирная фиолетовая клякса упала на белоснежный лист бумаги.
Он представил себе рабочих, которых видел всего лишь пару раз в жизни, всех этих бедных озлобленных людей, проводящих свое время за паровыми станками, и ему стало их неимоверно жаль. Примерно такое же чувство посетило его сегодня утром, когда он обливался слезами после прочтения трех жалостливых газетных статей.
Он позвонил в колокольчик, предназначавшийся для вызова слуг, и уже пару секунд спустя дверь приоткрылась, и в образовавшемся проеме показалась голова Фрейби. Тот все это время крутился поблизости, как верный пес.
- Подойди сюда, пожалуйста, - приказал лорд.
Фрейби так удивился, услышав невиданное прежде слово «пожалуйста», что не сделал ни шагу, а остался стоять, как вкопанный.
- Не стой истуканом, болван, а делай то, что я тебе велел! – беззлобно повторил Гилти. – Джон, ты меня слышал?
- Я Бен! – выпалил слуга, не успев прикусить язык.
Он редко спорил со знатным вельможей, ибо знал, чем эти споры могли бы закончиться. Тем более, этот спор возник по незначительному поводу. Подумаешь, Бен или Джон! Событием было уже то, что лорд назвал своего слугу по имени, а на то, что он слегка ошибся, можно было и глаза закрыть!
- Ах да, точно. Бен, - спохватился Байрон Гилти.
Тон его при этом был настолько благодушным, что Фрейби, привыкший, что на него кричат по поводу и без повода, удивился еще пуще прежнего, однако же подошел к своему хозяину.
- Доволен ли ты своим жалованьем? – поинтересовался Гилти, рассматривая своего слугу сквозь толстые стекла пенсне.
- Доволен, Ваше сиятельство! – уверенно ответил Фрейби. – Совершенно доволен!
Только после того, как эти слова были произнесены, Бенджамин, который еще вчера собирался просить у лорда прибавки, осознал, что за глупость он только что сказал.
Фрейби, в прошлом карточный шулер и завсегдатай опиумных притонов, был тем еще прощелыгой, и своего никогда не упускал. Он был хитер, осторожен и, по-своему, даже неглуп.
Гилти в свое время вытащил Бена из одной очень неприятной переделки, в которую тот по случайности попал. Бедолага избежал каторги, но свободу все равно потерял, попав в услужение к своему хозяину. Впрочем, он не сокрушался, ибо его вполне устраивала тихая и спокойная жизнь.
А теперь Фрейби по собственной воле отказывался от прибавки к жалованью, причем данный факт гораздо больше удивил его самого, чем хозяина! Какие-то судорожные, совершенно обрывочные мысли носились в его голове, подобно щепкам, плавающим в сточной канаве. Иными словами, Фрейби не знал, что с ним происходит.
Впрочем, похожие ощущения, необъяснимые, как ливень в безоблачный день, терзали и его сюзерена. Лорд Гилти, ошалевший от непривычного приступа доброты, не мог так просто найти применения внезапно нахлынувшему на него порыву.
- Послушай меня, Фрейби! – внезапно произнес его сиятельство, когда разрозненные мысли в его голове неожиданно пришли к согласию и образовали свой Парламент. – Скажи мне, нет ли у нас в округе брошенных котят, или маленьких щенят, оставшихся сиротами, или новорожденных детей, от которых отказались родители? Узнай, пожалуйста, а потом сообщи мне. Мы должны помогать всем несчастным и обездоленным, ведь так? Понял меня, Джон?
- Понял, Вашество! – оторопело пробубнил Фрейби, целенаправленно пятясь в сторону двери, чтобы иметь возможность стремительного отступления, в случае, если его хозяин окончательно сдрейфит и сделается буйным.
В данный момент Фрейби смирился со своей участью и согласился быть Джоном.
- Выполняй! Жду твоего ответа через час.
Толстяк послушно ретировался, бормоча под нос нечто невразумительное.
Отсутствовал он меньше часа. Уже через двадцать минут он явил Гилти свое круглое лицо, и оттарабанил длинный и пространный доклад на тему того, как много детей, щенят и котят нуждаются в помощи на всей территории графства Западный Найтмер.
Все эти сведения были тщательно запротоколированы лордом, подошедшим к вопросу облагодетельствования всего сущего с должным рвением.
- Ах да, - в заключение добавил слуга. – Вам еще одна посылка из Лондона.
- От кого?
- Адрес по-прежнему неизвестен, сэр! – ответствовал Фрейби. – Но, рискну предположить, что это тот же самый человек, что отправил вам предыдущую посылку.
Гилти никак не прокомментировал неожиданно проснувшиеся у своего помощника способности к дедукции. Вместо этого он секунд пять пожевал губами, обдумывая свой ответ, а потом произнес следующее:
- Неси ее сюда.
- Слушаю и повинуюсь! – отчеканил Фрейби и в мгновение ока исчез.
Пока он отсутствовал, лорд Гилти подошел к окну и отодвинул тяжелую пыльную портьеру, позволив ослепляющему солнечному свету беспрепятственно проникнуть в помещение.
Вид из окна не отличался разнообразием и живописностью. Гилти увидел крыши хозяйственных построек, обветшалые и давно просившие ремонта, и поле, простиравшееся до горизонта. Но почему-то эта безрадостная картина показалась его сиятельству настолько красивой и безупречной, что он еле сдержал слезы.
Наконец, в дверях снова возник Фрейби.
- Я принес посылку! – торжественно объявил слуга.
- Спасибо. Можешь идти.
После того, как Бен ушел, лорд Байрон Гилти открыл коробку и достал из нее старый дагерротип. Он подошел ближе к окну, чтобы в лучах солнечного света лучше рассмотреть, что было изображено.
Это был портрет девушки, которую Байрон хорошо знал в прошлом. Более, чем хорошо.
Девушку звали Эмили Айвилл.
Глава 5.
ЛОНДОН, 24 ИЮНЯ 1868 ГОДА.
Профессор Роджер Айвилл сидел в своей лаборатории и пролистывал свежую газету. День клонился к закату, сквозь зарешеченное окно пробивался неяркий красноватый свет.
СТРАШНОЕ САМОУБИЙСТВО В ЗАПАДНОМ НАЙТМЕРЕ
Как стало известно нашей редакции, вчера, 22 июня 1868 года, в своем доме в графстве Западный Найтмер, застрелился видный политический деятель лорд Байрон Гилти.
Из предсмертной записки, оставленной его сиятельством, стала ясно, что причина столь неожиданного самоубийства крылась в давнем прошлом сэра Гилти. По морально-этическим соображениям мы не будем приводить текст этой записки целиком. Скажем только, что его сиятельство признался, что много лет назад имел связь с некоей Эмилией Р., работавшей горничной в его лондонском доме. О личности этой Р. неизвестно ничего, кроме того, что она забеременела, а спустя какое-то время умерла от потери крови, вызванной неудачным абортом.
Очевидно, угрызения совести, томивший господина Гилти в течении долгих лет, и привели влиятельного человека к столь трагическому финалу.
Однако же прислуга, работавшая в доме господина Гилти, отрицает, что хозяин был склонен к мукам совести, равно как и любым другим проявлениям чувств.
Впрочем, его камердинер, Бенджамин Фрейби, утверждает, что в день, предшествовавший смерти, его сиятельство резко переменился и будто бы стал добрее.
Редакция газеты приносит свои соболезнования коллегам лорда Гилти.
Роджер Айвилл отложил газету, встал со своего места и подошел к окну, за которым отчаянно шумел город.
«Реморализация…», - рассеянно подумал сходящий с ума профессор. - «Пожалуй, этот эксперимент придется отложить…Моя метьс удалась - а это главное!»