Взрывы зазвучали чаще, мощнее – великан перешёл на неторопливый бег, будто торопясь настигнуть. Грохот раздавался справа, слева, позади, эхо множилось, множимые отзвуки лишали ориентира, казалось уже, что это грохочут очереди скорострельного орудия немалого калибра. А потом хлынуло пламя – справа, в сотне метров от них взъярились клубы багрово-жёлтого огня, накрывая деревья. Андрей даже ощутил жар, но тут же сообразил, что это кровь, хлынувшая к лицу – разум не к месту вспомнил гибель Черино. Неужто!…
Воздух наполнился утробным свистящим воем – совсем как ночью, только сквозь густой полог крон не разглядеть падающие шары. Лишь взметалось пламя с гулким грохотом – справа, слева, сзади, взлетая зловещей живой, текучей стеной. Чудовищные языки пламени заходились в каком-то сумасшедшем, неритмичном танце разрушения, в плясе взбегая по стволам деревьев, разбегаясь по земле, рёв пламени подхватывал вытьё падающих ракет. Звуки взрывов ощутимо били по ушам, подхлёстывая и без того бешеный темп забега, однако огненный ад разворачивался запоздало, даже не припаливая пятки, лишь малость обдавая жаром слабеющих ударных волн. Сомнительно, что именно им четверым досталась такая честь – попасть под ураганный ракетно-артиллерийский обстрел, с ними, заметь их противник, обошлись бы проще. А так… Но некогда думать, некогда…
А вот и тело заговорило о своей бренности, напомнив быстро разливающимся по ногам болезненным нытьём и жаром. Ноги сами собой сбавили ход, начиная забиваться, а после – и подсекаться. Как ни пытался Андрей усилием воли заглушить эти ощущения, но вскоре полёт превратился в неторопливую рысь. Сердце колотилось где-то под горлом, кто-то хрипел в уши – а, это его собственные лёгкие, которые жгло неимоверно. Но он не первый сдался, ох не первый – где-то отстал Мирон, чуть позади бежит Василько, тревожно озираясь в поисках отчима, Инга мельтешит рядом и тоже дышит как загнанная лошадь – хрипло, жадно, хватая воздух, выкусывая из него куски и всё равно не насыщаясь. Но бежала – из чистого упрямства и желания жить, которое горело в её глазах не тусклее пламени, разливающегося по лесу.
Разрывы выбрасывали шары огня с прежней частотой, далеко обогнав беглецов – но то ли по случайности, то ли по неведомому замыслу ложились двумя расходящимися цепочками , обкладывая бегущих двумя пылающими стенами, и лишь после этого зажигали пространство между этих стен. Пожар будет невиданный, горько подумал Андрей, продолжая тяжело бежать. Одно радовало – огонь отжимал их к Черу, а искупаться теперь жизненно необходимо.
- Твари! С...и! Мрази! Ненавижу! Поубиваю! – слышалось вполголоса со стороны Векши – дыхания не хватало орать во всю мощь. К одышке примешивался едкий дым, неумолимо заполнявший ещё нетронутое пространство тяжёлым удушливым одеялом. Усиливался ветер, мельком брошенный по сторонам взгляд узрел во всей зловещей красоте картину, внушавшую чувство обречённости – огонь радостно пожирал зелёный полог древесных крон прямо над ними, обгоняя. Но и это уже не подстёгивало хлыстом – наоборот, побуждало встать, хлопая ртом от недостатка воздуха, как рыбина, выброшенная на берег, и ждать, когда набегающая волна огня охватит и тебя, заставив метаться сумасшедшим орущим факелом в последней агонии. Или того лучше – когда очередной взрыв накроет тебя, как беркут зайца, топя твоё сознание в непроглядной черноте небытия… Исполненные трагичного пафоса собственные мысли заставили уголки губ расползтись в улыбке на стянутом лице. Араксин не останавливался, исполнившись решимости бежать – благо, что и Чер уже вот-вот должен быть. Лишь бы Инга продержалась… Он цапнул её за руку, она брыкнулась, попробовав вырваться.
- Убью, с...а! Беги! – рыкнул Араксин, не вполне понимая, к чему стал плеваться оскорблениями – Инга бежала, приотстав на шаг, он и сам быстрее бежать не смог бы. Инга рыкнула что-то в ответ, да Андрей не расслышал – впереди серебром блеснул Чер. В заложенные уши толкнулся новый удар, земля дрогнула, спину обдало могучим порывом ветра. Ощутимо – с трудом удержал равновесие, сумел не зарыться лицом в траву. - Держись, Векшуня, держись! – прохрипел он, оглянувшись на боевую подругу. Ингино лицо пылало багровым, на лбу ссадина – веткой прилетело. Ему и самому досталось, лицо, кисти рук саднило – нахлестал о кустарник.
- Сам держись! Я вас всех… - она закашлялась надрывно, судорожно выгнув спину, падая. Араксин успел поддержать, хлопнул по спине – дыма хватанула. И потянул за собой, почувствовав, как отяжелела Инга. Кашляя, она продолжала бежать, с заметным трудом поднимая ноги, и никак не могла раздышаться – а времени на передышку и нет совсем. Что там с Василько и Мироном, Андрея уже вовсе не интересовало – не маленькие и не бабы, чай… А ракеты рвутся, рвутся, запоздало, но всё ближе, ближе, у них что там, конвейерная подача? Он даже не сумел удивиться тому, что вспомнил умное словосочетание – Чер словно бы прыгнул им навстречу вместе со своими обрывистыми берегами, пояс потемневшего серебра в широком русле. Грохнуло совсем близко – спину обожгло так, что хриплый вой вырвался сам собой. Рука Инги выскользнула из пальцев, его понесло новым шквальным порывом – словно за спиной и впрямь выросли крылья, резко и внезапно выросли, причинив неимоверную боль. А серебристо-серая поверхность воды проносилась внизу совсем рядом, под ногами, приближаясь навстречу. Он зарылся в неё ногами, не успев почувствовать желанного холода – кувыркнулся во всю дурь скорости, подаренной ему ударной волной. Исчез воздух, свет, холод хлынул со всех сторон, захлестнул, подвесил в невесомости. Араксин наслаждался внезапно пришедшим покоем какие-то мгновения, потому что вслед за этими мгновениями грудь сдавило нехваткой воздуха, он забился, затрепыхался, махая всеми конечностями, пытаясь выбраться туда, где мир полнился грохотом и разрушением… Выбрался, буквально вылетев – и в голове тут же взорвалась граната, ослепив вспышкой, вода против воли хлынула в рот и нос, а сознание завертелось в бурлящем водовороте, уносясь прочь….
…Её несло – медленно, плавно, даже нежно, окружив прохладой. Сознание то разгоралось, то почти угасало, словно свеча на сквозняке, вместе с ним то приходило, то отступало ощущение собственного тела, подзабытого где-то там, где всё шумит и грохочет, где стая невидимых великанов остервенело крушит ни в чём неповинный лес, поджигая его своим огненным дыханием. Где-то там… Инга отчётливо понимала, что ей надо срочно туда, хотя тут, в полумраке-полузабытьи было гораздо уютнее, спокойнее, здесь царила живительная прохлада, и невнятный мягкий гул убаюкивал, обволакивал пеленой, стараясь увлечь, унести подальше от злобных огнедышащих великанов, которые раздавят её, даже не заметив. Или сожгут… Но ей непременно надо к ним, потому что там осталось что-то… или кто-то, кто-то важный, близкий или вовсе даже родной… Не вспомнить, уютный покой до дна вычерпал все воспоминания, оставив лишь память о собственном имени… Инга, да, Инга. И даже больше, Инга Векшина. Векша – так её, кажется, звал тот близкий и родной кто-то. Или даже не Векша… Векшуня, точно… С вернувшимся на миг собственным телом пришло отчётливое ощущение улыбки, тронувшей губы. А потом она исчезла – вместе с телом, оставив сознание в зыбком, качающемся сером полумраке. Векшуня… Точно. Ласковое прозвище стало чем-то вроде нити к огромному клубку воспоминаний, причудливо спутанных так, как это не смог бы сделать самый шкодливый котёнок. Спутанных так, что не разобрать, не ухватиться, где начало и конец. Только имя. И прозвище… А ведь надо вспомнить – это ключ к возвращению… Остервеневшие великаны продолжали драться, и звуки их схватки доносятся даже сюда, тревожа блаженный покой, мешая вспомнить, распугивая завораживающий танец зыбких теней, окутывающих сознание. Вспоминай… Кто-то остался там, может, даже погиб, а ты не можешь вспомнить… Нельзя отдаться воле этого полумрака… Нельзя… Рёв великанов вдруг стих, сменившись прежним равномерным гулом, оставив Ингу наедине с тугим, неподатливым клубком воспоминаний о… о чём? Прошлой жизни? Возможно… Векшуня… Векша… Инга. Нет, неправильно, надо наоборот, тогда, может… Инга, Векша… Векшуня… Кто-то близкий, родной прошептал это перед прыжком в маленький всеобъемлющий мирок покоя и уютного полумрака… Кто? Показалось лицо – нет, только тень его, смазанная, непонятная, не разобрать… Новое лицо, женское, отчего-то при виде его сознание тронула мягкая лапка нежности…
…- Давай, тащи её!