Площадь, занятая Республикой Новой Надежды была невелика. Около двадцати тысяч квадратных километров. Такой неровный ромб с сотней тысяч населения. На глобусе – едва заметная точка, но зато единственный город, где ещё живут люди. Полупустой, с почти не работающей промышленностью, но всё-таки город.
Игорь сделал ещё одну пометку на карте, аккуратно свернул её и положил в стол. Ценная вещь, достать такую удалось с огромным трудом. Почему-то человек, интересующийся картой Республики или, например, картой мира с указанием степени поражения Катаклизмом, считался крайне подозрительным типом.
Катаклизм накрыл Землю неравномерно. Где-то до полного выжигания, в большинстве случаев – до коренного изменения растительности, а некоторые куски вообще не были затронуты. Ходили слухи об уцелевших участках в миллионы квадратных километров, вот только городов там не было. Не повезло. Теперь местное правительство считало себя единственными наследниками человеческой цивилизации, планировало расселение по планете сразу после окончания Фимбулвинтера. Игорь скептически морщился, когда слышал подобное. Нет, в том, что Фимбулвинтер настанет, он не сомневался. Сомневался в том, что удастся сохранить цивилизацию.
Здесь, в городе, всё было не так. Люди, с виду такие же, как и на родине, на самом деле мыслили и действовали совсем по-другому. Как будто Катаклизм, не тронув их тела, изменил мозги. Как можно было воспринимать того, с кем вместе работаешь, как недруга, Игорь до сих пор не понимал. Научился притворяться, конечно, но всё равно не врубался. Хотя это имело и положительную сторону: на работе за ним закрепилась репутация надёжного человека, от которого не нужно ждать подставы. Что мешало так же делать остальным – Игорь не знал. Он вообще многого тут не понимал. Почему, имея такие технические возможности, власти города не могли дать самое необходимое детям-сиротам и инвалидам? Почему вообще сироты воспитываются в детдомах, а не забираются родственниками? Почему ради карьеры люди жертвуют своей семьёй? Почему, несмотря на то, что Катаклизм почти не затронул местность, ходить ночью по городу опаснее, чем по Пустошам? Роль хищных мутантов с успехом выполняли молодёжные банды. Дома Игорь брал с собой оружие только в определённые времена года или направляясь в опасные места, а здесь постоянно носил в кармане пистолет. Вот ещё одна странность города: на улицах ночью, да и днём, опасно, сами власти это признают, а носить оружие категорически запрещено. Да и без оружия защищаться не допускается. Игорь знал случай, когда человеку пришлось отвечать за нанесённое увечье, хотя на него нападали с ножом.
Он наблюдал, пытался делать выводы, но город для него всё равно оставался совершенно чуждым местом. Ничего, это ненадолго. Этой осенью он вернётся домой. Навсегда.
…
В призрачном свете восходящей луны поверхность болота блестела, как чёрное зеркало. Деревья, искривлённые Катаклизмом, застыли в полном безветрии, ни единый звук не нарушал тишины.
Тикка беззвучно ступая, прошла до места, где ручей полностью терялся в болоте, и присела на поваленный ствол. Всё, можно слегка отдохнуть. Погоня не пойдёт ночью к болоту, как бы ни хотелось преследователям её настичь. Страх, не имеющий под собой реального основания, но от того не менее сильный, надёжно держал людей на расстоянии от кромки чёрной воды. Да и найти её в темноте без собак – дело мудрёное. А собаки… Она хихикнула и помассировала пальцами икры.
Недолго длился отдых. Когда луна поднялась достаточно высоко, девушка вздохнула, легко встала и подошла к воде. Разулась, осторожно наступила в болото, нащупывая босой ногой что-то, лежащее под поверхностью. Если бы кто-то посмотрел на неё со стороны, то увидел бы невероятную картину: по поверхности болота медленными скользящими шагами двигался неясный тёмный силуэт.
Переход по невидимой тропе, десяток шагов по лежащему на отмели древесному стволу, ещё два десятка метров по колено в ледяной грязи – и Тикка выбралась на гривку, на десяток сантиметров поднимающуюся выше уровня болота. От потревоженной грязи пахло сероводородом, пузыри газа до сих пор вырывались наружу. Ничего, утром, когда местное население осмелится подойти, болото снова встретит их неподвижной чёрной поверхностью.
По гривке Тикка добралась до реки. Нагнулась, нашарила в холодной воде корпус лодочки. С усилием вытащила из неё пару камней, напрягла мышцы и подняла борта выше поверхности воды. Там же, на дне лодочки она нашарила ковш и начала вычёрпывать воду. Не прошло и получаса, как она направила лодочку вниз по течению
- Спасибо этому дому, пойду к другому, – голос у неё оказался звонким и неожиданно весёлым.
…
Игорь лежал, глядя на ветви деревьев, купающиеся в розовом утреннем свете, и жалел о том, что сегодня не выходной. Ночь прошла замечательно, Альбина была как никогда нежной и страстной, но время не остановить. Наступал день, полный монотонной, часто бессмысленной работы.
- Знаешь, Игорь, это ведь у нас напоследок было, – Альбина потянулась, как сытая кошка, и натянула простыню, пряча под ней грудь. – Я с сегодняшнего дня уже не свободная, нельзя мне теперь вот так.
- Вот как? – Игорь к своему удивлению не ощутил никаких эмоций. Тем не менее, спросил. – Нашла кого-то получше?
- Не лучше, – Альбина отвела взгляд и слегка поморщилась. – Побогаче, повлиятельней. С ним у меня есть шанс выжить.
- А со мной тебя кто-то убьёт? Или сама повесишься от тоски?
- Молчи лучше. Ты ничего не знаешь. Конечно, в газетах этого не напишут, значит, этого и нет. А на самом деле до весны доживёт от силы четверть города. Ты думаешь, зачем Подземстрой?
- Чтобы людей занять. И утилизировать тех, кто на Горсовет может голос поднять.
- Нет, не так. Под землёй создаётся убежище, защищённое от всего. Запас еды, воды, топлива – на пять лет. Потом, когда кончится Фимбулвинтер, мы выйдем и станем единственными хозяевами Земли. А те, кто останется наверху – неизбежно погибнут
- Получается, что четверть населения скроется под землёй. А три четверти останутся снаружи. Но ещё есть хутора за городом, которые его кормят. Они выживут.
- Нет, из них этой осенью вытряхнут каждое зёрнышко. Всё для выживания подземного убежища. Они не переживут зимы. И никто из тех, кто останется наверху, не переживёт зимы.
Альбина говорила с убеждённостью фанатика. От избытка чувств, она села на постели, её чёрные волосы рассыпались по плечам, простыня съехала, открывая груди и живот.
Игорь недоверчиво прищурился, чем вызвал целую лекцию о Фимбулвинтере и её последствиях. Обо всех мало-мальски полезных людях, уже ждущих зимы под землёй, о продотрядах, ожидающих осени, чтобы собрать последний урожай, о страшной участи, ожидающей тех, кто ещё не попал в списки «спасённых». Единственным шансом Игоря на спасение, по мнению Альбины, было стать настолько нужным кому-нибудь из влиятельных лиц, чтобы его включили в личную свиту.
Кажется, Альбина пожалела о своей внезапной откровенности, потому что резко заткнулась и скользнула под простыню:
- Бабий язык без костей, не принимай всерьёз. Ну, давай ещё раз, и попрощаемся.
…
Тикка быстрым шагом прошла по еле заметной тропинке. Следы здесь были, но не моложе, чем позавчерашние. Девушка подумала, что теперь идти к домам не стоит. Хватит, один раз уже еле выкрутилась. А сейчас нужно позаботиться о еде. Она остановилась, извлекла из рюкзака стальную проволоку. Полезная в Пустошах вещь, с ней не пропадёшь с голоду. Да и здесь можно попробовать что-нибудь поймать. Заячьи следы Тикка видела, и речка недалеко.
Фургончик, судя по всему, валялся в овраге ещё со времён Катаклизма. Тикка осторожно подошла, заглянула сквозь выбитые окна в кабину. Как и следовало ожидать, груда костей. Судя по всему, остановили машину на старой трассе, вон она проходит метрах в двухстах, выгребли всё ценное, а затем сбросили ненужную машину в овраг. Да, дикие были времена. Хотя, судя по вчерашним хуторянам, нравы за двадцать лет здесь не сильно изменились. Дикари.
Из любопытства Тикка заглянула в фургон. Ничего ценного здесь, конечно, не было, но внутри металлического кузова было сухо. А это уже плюс, если дождь зарядит – можно заночевать. Так, а это что за штука?
Старый чехол распался под пальцами и блеснуло что-то металлическое. Через минуту девушка держала в руках гитару. Прекрасно сохранившуюся в сухом кузове, ничуть не повреждённую. Тех, кто скидывал фургон в овраг, инструмент, видимо, не заинтересовал. Вот чудаки, да здесь одних струн на крайний случай аж двенадцать! Тикка провела по струнам пальцами раз, другой... Нет. Не будет она разбирать такое чудо. Лучше себе оставит.
…
Игорь не понял, когда впервые возникло чувство опасности. Может быть ещё в конторе, от взгляда начальника. Может при выходе, когда коллега взглянул сочувственно и отвёл глаза. Но когда он обнаружил слежку, чувство опасности вспыхнуло во всю силу.
- Расслабился ты, Пепел, – пробормотал Игорь, делая вид, что изучает взглядом ближайшие метры тротуара под ногами. Его «хвост» тащился в нескольких десятках метров и даже особо не маскировался. Через два квартала его сменил подросток, выглядевший лет на тринадцать.
- Стажёр, что ли? – у Игоря мелькнула мысль, что его просто используют в качестве тренажёра, но эту идею он отодвинул подальше. Да, а может это не безопасники? Банда какая-нибудь? Векселя или Атамана? Вряд ли, не такого калибра скромный слесарь, чтобы за ним следить. Просто выломали бы дверь в квартиру и взяли бы что нужно. Да и нет у него ничего такого, чтобы серьёзная преступность заинтересовалась. А зачем бы им могла заинтересоваться Служба Безопасности? Да мало ли причин, даже его прошлое – уже достаточный повод. А в последнее время им и повода не надо. Не хватает в Подземстрое людей – арест более-менее подходящего, быстрый суд и приговор: «Пять лет подземных работ без права переписки».
Игорь открыл дверь и прошёл в квартиру. Щёлкнул замок, пальцы, стиснувшие рукоятку пистолета, разжались. Надо же, пропустили. С точки зрения Игоря, брать нужно было именно в подъезде, там и оружие могло не помочь.
Задерживаться в квартире Игорь не стал. Вытащил из-под кровати сумку, бросил туда буханку хлеба, сыр и ветчину из холодильника, мешочек с орехами, упаковку ножей и инструментов. Сунул туда же несколько карт и две книги. Подумав, добавил несколько свёртков из шкафа с одеждой. На прощание окинул взглядом комнату, в которой прожил, всё-таки, довольно долго. Пора. Откинул ковёр на стене, проскользнул в давно проделанное отверстие в соседнюю квартиру. Пусто. Только пыль и тишина.
К бегству Игорь был готов все последние три года. Давно был сделан проход в соседний подъезд, давно готовы несколько тайников. И самое главное – было куда бежать. Для подавляющего большинства жителей города – огромная роскошь. Они скорее будут ждать, когда их придут расстреливать, но не побегут. Как Володя-тракторист, один из друзей, попавший в нехорошую ситуацию не так давно. Тогда Игорь, ни о чём не подозревая, зашёл к нему после работы и застал его в подавленном состоянии. Тот сразу объяснил ему причину:
- Лучше бы тебе уйти поскорее. Со мной теперь опасно общаться, тоже можешь попасть под гусеницы.
- Так что случилось?
Из сбивчивого рассказа он понял, что Володька перешёл дорогу кому-то из сильных города сего. Теперь ему, вместе с женой и двумя детьми грозила незавидная участь. С работы его, как и жену, уже выгнали, детей он боялся отпускать в школу, сказав, что их могут просто похитить, следовало ждать ещё целой кучи нарастающих неприятностей, начиная от поджога квартиры и кончая тем, что ему просто выстрелят в голову в подъезде. За помощью обращаться не к кому, слишком влиятельные люди начали действовать. И бежать тоже не выход.
- Почему не выход? – не понял Игорь. – Приковали цепью к батарее?
- Некуда, – пояснил Володька с видом человека, разъясняющего, почему нельзя хватать голой рукой за раскалённую сковородку. – Никто в городе не станет мне помогать, везде найдут.
- Значит надо бежать за город. Мир велик.
- Если сбегу – сразу по всем хуторам разойдётся розыскной лист. Любой хозяин хутора сдаст чужаков городским за небольшую сумму. Нет такого, кто бы спрятал.
- Тогда нужно бежать дальше. На север в леса, или за реку на запад.
- С ума сошёл! – вытаращился на него Володька. – Там же мёртвые земли!
- А что ты теряешь? – спросил Игорь. – Там у тебя будет шанс выжить, а здесь, по твоим словам, вас убьют. Или доведут до того, что сам застрелишься.
- Если бы это моих спасло, я бы застрелился. Но в мёртвых землях умирать – ещё хуже.
- Да? А я слышал, что там люди живут.
- Брехня, – усмехнулся Володька. – Там Катаклизм прошёлся так, что ничего нормального не осталось, нет там людей уже двадцать лет, мутанты одни. Всё до самого Гибралтара превратилось в пустоши! Я читал в заводской библиотеке!
Он принялся рассказывать о жутких мутантах, пожирающих людей словно клубнику, о растениях, убивающих своим ароматом, о грибах, образующих систему ловчих петель, о том, как не вернулись прекрасно оснащённые экспедиции. Закончил он тем, что пусть его убьют, но в мёртвые земли он не сунется. Так и остался он ждать своей судьбы, не в силах сделать рывок с шансом на спасение.
Нежилой подъезд аж с тремя выходами – хорошее место для отрыва. Игорь вышел с торцевой двери, неспешно проследовал к подворотне и скрылся от глаз потенциального наблюдателя. Теперь предстояло хорошо попетлять по городу, на случай, если прежняя неуклюжая слежка призвана была его спугнуть. Чтобы посмотреть, куда он направится.
Если это действительно так, то гипотетических наблюдателей ждало разочарование. Игорь не собирался идти к своим сообщникам, строившим планы по захвату власти. Главным образом потому, что не было ни сообщников, ни планов. Не пошёл он также и к друзьям, подставлять их не было ни малейшего желания. Он направился к окраине города, где в одном из заброшенных зданий было у него местечко, чтобы пересидеть завтрашний день. А следующей ночью он выйдет за город, заглянет по дороге к почтовому ящику и покинет город навсегда. Сердце забилось чаще, когда он вспомнил дом и родных. Ничего, через неделю, а то и раньше, он их увидит. И Тикку. Она за эти три года выросла, уже, наверное, и жениха заимела. Почему-то эта мысль вызвала у него краткий приступ грусти.
…
Впервые Глеб увидел её на лугу. Сидящая на поваленном дереве, она не вскочила, когда он показался из-за кустов, а только искоса взглянула и откинулась назад, прижавшись спиной к толстому дубу. Невысокая, тоненькая, в широких мужских штанах и мужской же рубашке, с «конским хвостом» золотистых волос. Совершенно незнакомая. Ничего подобного не встречалось ни в одном из ближайших хуторов. Рядом с ней стоял небольшой рюкзачок, к которому была прислонена гитара.
- Ты кто? – Глеб слегка ошалел. Чужих здесь быть не могло. Ладно, если попадётся на дороге какой-нибудь прохожий, а здесь, в лесу чужаков не было уже много лет.
- Тикка, – она улыбнулась так весело и открыто, что Глеб полминуты тупо смотрел на неё и не мог сообразить, что сказать.
- Ты откуда? – наконец сумел он выговорить.
- С той стороны реки, – она продолжала улыбаться.
Глеб расхохотался. Всю скованность как рукой сняло.
- Ну ты и пошутить, – отсмеявшись выговорил он. – Ты бродяжка, что ли?
Она не ответила, молча посмотрела на небо, улыбка пропала с её лица. Он тоже ничего не говорил, пока не ощутил, что молчание затягивается.
- Не переживай, – наконец попытался утешить её. – Всякое в жизни бывает. А гитара тебе зачем? Ты играешь?
- Да, временами. А ты здесь живёшь?
- Да. Наш хутор вон там, под Красной горкой.
- Видела я ваших. Они похуже одеты. Ты не хозяин, слишком молод. Хозяйский сын? Наследник?
- Типа того, – Глеб снова смутился непонятно почему. Не из-за того же, что остальные хуторяне хуже него одеты. Он посмотрел на золотистый хвост волос и вдруг представил, как эти волосы будут выглядеть распущенными по подушке в лунном свете. А если это бродяжка, то за неё заступиться некому. Шагнул к ней и махнул рукой в направлении хутора:
- Пошли.
- Куда? – Её левая рука как бы невзначай коснулась рукояти небольшого ножа.
- Ко мне. Покормлю, – у Глеба вдруг пропало желание грубо схватить её за плечо, как он сначала намеревался.
- Приглашал один такой. А потом заявил, что я ему нравлюсь. Вот только насчёт взаимности не спросил, гад. Плохо кончилось, – она несколько нервно усмехнулась и снова коснулась ножа, висевшего на поясе. – Я уж как-нибудь сама прокормлюсь.
- А что ты ешь?
- Что в лесу поймаю, что в реке выловлю, чем огороды поделятся, – она глянула насмешливо, как будто видела его насквозь.
- Возле огорода ловушки, – неожиданно для себя сказал Глеб.
- Знаю, – Она вновь улыбнулась и начала перечислять, загибая пальцы. – Подвесные капканы-петли, самострелы, несколько совершенно людоедских штук, из тех, что ногу шипами фиксируют, одна грядка отравлена, да ещё и два волкодава бегают вдоль проволоки.
Глеб почувствовал глухую ярость.
- Кто проболтался? – набычившись спросил он.
- Сама видела. Те, кто там работают, некоторые места обходят, так что мне оставалось посмотреть повнимательней, а с крайней грядки вообще ничего не рвут. Когда один пацанёнок хотел морковку оттуда съесть, получил по заднице, а его мать морковку выбросила. А с других грядок рвал – ничего.
- Вот паразиты. Морковь же ещё с мизинец, – Глеб негодующе фыркнул, а затем подумал, что девушка наблюдает за огородом не один день. И никто её не заметил. Или заметил? Глеб вспомнил, как Стас позавчера рассказывал, что видел в лесу русалку. Затем пришла мысль, что может быть, она сегодня нарочно показалась ему на глаза. Зачем?
Она совсем не была похожа на обычных бродяжек. Слишком уверенно себя вела. Не было ни заискивающей улыбки, ни просьб. И чистая она, одежда, волосы, кожа.… Недавно бродяжничает? Любая бродяжка-одиночка за миску похлёбки готова ноги раздвинуть, а эта… как она с таким гонором зимовать собирается?
На следующий день он пришёл к дубу сразу после обеда. Тикка была там, такая же жизнерадостная и улыбчивая. После обмена малозначащими фразами, он попросил её:
- Сыграй что-нибудь.
Тикка взяла гитару и начала перебирать струны. Затем в мелодию влился её тихий девичий голос. Глеб слышал каждое слово, но потом так и не смог вспомнить, о чём была песня. Гитара давно затихла, а он всё сидел неподвижно, приходя в себя.
- Ты бродячая певица?
- Похожа? – она отставила гитару.
- Слышал о таких. За песни платить надо. Я тебе хлеба принесу. Его в лесу не поймать и на огороде он не растёт.
-Лучше расскажи про город, – Тикка изобразила на лице живейший интерес.
- Ты, наверное, о городе знаешь больше меня. Я-то там бываю раз в месяц.
- Вот и расскажи. Что там изменилось за последние полгода, что осталось прежним? Мне это важно.
Два дня Глеб приходил к дубу, болтал с девушкой, рассказывал ей про город, про себя удивляясь, что она не знает элементарных вещей. А когда он на второй день пытался начертить на пыльной земле план города, Тикка придвинулась вплотную, чтобы лучше понять, и нечаянно коснулась его плечом.
Глеб замер. Прикосновение, совершенно случайное, подействовало на него так, как будто он не прикасался раньше ни к одной женщине. От чистого девичьего запаха перехватило дыхание. Он бросил ветку и попытался обнять собеседницу, но руки только скользнули по фигуре. Тикка изящным быстрым движением высвободилась из объятий и отскочила на два шага, настороженно посматривая. Глеб, недовольно передёрнул плечами, шагнул к девушке:
- Чего ты? Я тебе ничего плохого не сделаю.
- Ох, заболталась я, – Тикка изобразила Верку, батрачку, которую Глеб в последнее время активно прижимал. – Мне по хозяйству надо, поросюки три дня не доены, куры без пригляду сала не набирают…
- Ты что, ревнуешь? – Глеб был немного ошарашен. Примерно такими словами Верка пыталась его остановить, когда он завалил её в лесу неделю назад. От осознания, что Тикка видела всё дальнейшее, его бросило в жар. Одновременно он почувствовал возмущение. Да кто она, чтобы ревновать? Не только не жена, даже не любовница. И вообще, какое её дело! Он на хуторе всех молодых батрачек перепробовал, и законная жинка не посмела даже косо глянуть, не то, что слова сказать. Тем не менее, он счёл нужным оправдаться. – У меня с ней несерьёзно! Так, на сеновале поваляться!
Тикка фыркнула и скрылась в кустах. Глеб рванулся за ней, но запутался в ветвях, а когда освободился, обнаружил, что остался в одиночестве.
Вернулся домой Глеб в насквозь расстроенных чувствах. Поужинал, почти не чувствуя вкуса еды, присел на завалинку. Верка, проходившая как раз мимо, кокетливо улыбнулась и вильнула задницей. Глеб не прореагировал, сейчас девушка вызвала только чувство отвращения. Он поморщился, вспомнив жену, мысленно перебрал всех батрачек хутора и понял, что ни одну из них он сейчас не хочет. А при мысли о Тикке, в теле вскипел жар. Хотелось сжать её в объятиях так, чтобы у неё все косточки хрустнули, впиться ей в губы, раздвинуть бёдра, увидеть в глазах вместо насмешки выражение покорности.… Проворочался полночи, а потом решил: завтра же скрутит ей руки и притащит на хутор. Хватит! Не ухаживать же за ней, как за порядочной девушкой из хорошей семьи. Посидит взаперти недельку, поголодает – смирной станет. Можно ещё пригрозить, что если не с ним, то со всеми и сразу. На самом деле он отдавать девушку никому не собирался, но пригрозить-то можно, чтобы поласковей была. Сначала потерпит, затем привыкнет. А чтобы не сбежала, есть много способов. Сухожилие подрезать, например.
Когда Глеб подошёл к месту, где вчера расстался с любимой девушкой, как он про себя уже называл Тикку, её там не было. На поваленном стволе выделялось большое пятно крови, капли были видны и на траве, и на листьях. Во многих местах трава была смята, а одна из веток кустарника сломана. На земле лежал окровавленный кусок ткани, в котором Глеб узнал рукав рубашки. Очень знакомой ему.
С часто бьющимся сердцем, Глеб обшарил поляну. Нашёл несколько клочков ткани и пуговиц, следы волочения чего-то тяжёлого, но больше ничего.
- Мутант какой-нибудь? – пробормотал Глеб, поёжившись, и пожалел, что не взял с собой ружья. Последний раз здесь было такое лет десять назад, когда переплывший реку монстр, напоминающий изуродованного пса, разорвал батрачку на поле. С тех пор ничего подобного не было, все уже привыкли к безопасности.
Наконец он медленно пошёл к хутору. Оглядываясь, сжимая в руке подобранную толстую палку. Нужно сказать всем, чтобы поодиночке никто не вздумал высовываться со двора. А ночью вообще не стоит выходить из дома.
Indiya (24-го, 25 лет)
