Шаги Корха ещё дважды гулко грянули по крыше шнекохода и стало тихо. Кирина прикрыла глаза, сосредоточившись на окружающем пространстве – осязание привычно вышло за пределы тела. Равномерно-тёплый сгусток биоэнергетических излучений удалялся в сторону посёлка – быстро, торопливо, видимо, опасаясь ночных обитателей. Кирина только улыбнулась, в очередной раз поблагодарив судьбу за свои способности.
Пространство затихло. Фоновое излучение деревьев – не в счёт, как и колючие импульсы от антенны.
Кирина зябко закуталась в свою куртку, сбросила ботинки и поджала ноги, собираясь в комочек. Не хотелось возвращаться в пропахший близостью смерти и немощи дом. Здесь душе было спокойнее. И Кирина знала причину. Днём бодрствовавшее сознание и подсознание ставили своего рода барьер для защиты от слишком большого потока информации – пока сама Кирина его не убирала. Ночью же этот барьер исчезал сам собой – чуткий мозг псионика бдительно следил за обстановкой, сканируя фон вокруг себя. И в поле восприятия невольно врывались эмоции, чувства тех, кто спал за стенкой или в соседних домах. И возникали не самые приятные ощущения – жизнь не была лёгкой, и это отражалось на менталитете здешних обитателей. И передавалось Кирине – особенно во время сна, открытому подсознанию. Стало ясно, что привыкать ночевать дома придётся дольше. И дело даже не в антенне.
Глаза закрылись сами собой. Тишина невольно убаюкивала…
Винтокрыл гудел на плоской взлётно-посадочной площадке в полукилометре от Школы. Очередная пещера, темневшая позади машины, - вход в подземный ангар, где парковали летательную и колёсно-гусеничную технику. Шнекороторные вездеходы же располагались ближе к болотам – здешние каменные развалы угробили бы шнеки до времени…
- Полетаем, - Стрижий широко улыбнулся. – А то эта тряска на шнеках невольно вгоняет в «серый коридор».
Асмунд только хмыкнул, разглядывая машину. Короткий веретенообразный корпус с вытянутой носовой частью, двухкилевое хвостовое оперение. На двух коротких крыльях – небольшие тянущие винты, позволяющие винтокрылу летать быстрее, чем обычные вертолёты, и обходиться без хвостового винта-стабилизатора. Шустрая, вёрткая машина. Где-то в блистере под носом стоял четырёхствольный пулемёт.
Хвостовая аппарель была гостеприимно опущена – единственный пассажирский вход, когда все три винта работают.
Асмунд сощурился от бьющего в лицо ветра, шагая за Стрижим в обход машины. Он тоже не очень любил поездки на шнекоходах. Хотя сам был родом с болот, на шнеках в детстве покататься почти не пришлось – семья не могла себе позволить лишние лекарства для детей, не говоря уж о более-менее дорогой технике. Так что приход пилигримов из Школы показался отцу и двум матерям семейства светом в конце тоннеля, надеждой на некоторый подъём…
Они поднялись по короткому «языку» аппарели в тёмный пассажирский отсек, носа сразу коснулся букет ароматов, присущих каждой технике.
За машиной хорошо следили – корпус почти не вибрировал, вместо лавочек, как у большинства вертолётов в здешнем парке техники, к стенам крепились довольно уютные кожаные кресла. Одно из них Асмунд тут же и занял, устроив мешок с амуницией на коленях. Стрижий усаживаться не торопился, прошёл в кабину пилотов. Не может обойтись без ценных указаний, как обычно. Будто пилоты не в курсе, куда лететь. С таким дефицитом топлива (переход на реакторное двигло шёл со скрипом) маршрут летательных аппаратов высчитывался едва ли не до десятка километров, равно как и время на прогрев и работу вхолостую в ожидании экипажа. А каждая минута простоя сокращала время полёта. Так что медлительность Стрижего при сборах была следствием либо откровенного пренебрежения к тонкостям топливного снабжения, либо желанием подольше погулять по болотам, лишний раз потренировать подопечного…
Асмунд только хмыкнул про себя, хорошо зная наставника. Впрочем, когда дойдёт до дела… Здесь даже только попытка это представить могла у человека, знакомого со Стрижим, вызвать лёгкие мурашки.
Винтокрыл дрогнул, отрываясь от земли, качнулся, утратив опору под полозьями, подвешенный к подъёмному винту, плавно развернулся почти на сто восемьдесят…
Стрижий плюхнулся в кресло, весело взглянул на Асмунда.
- Ну что, как тебе идея завалить собрата-психотика?
Асмунд только хмыкнул.
- Ладно, сделаю это сам, вы, молодые, ещё слишком сентиментальные, - Стрижий махнул рукой. – Думаете, что ещё можно что-то исправить. А исправить ничего нельзя уже…
Асмунд ни о чём подобном и не думал. Но ох уж эти стереотипы старшего поколения о младшем, никуда от них не деться…
- Я знаю, что ничего исправить нельзя, - сказал Асмунд, поднимая руки в знак безоговорочного согласия. – Корень личности сформировался и укрепился, контролировать себя он уже не сможет.
- Умничка, - похвалил Стрижий, улыбнувшись. Однако улыбка вышла скорее оскалом, а лицо больше напоминало маску. По глазам видно было, что наставнику не до веселья. Бешеному не позавидуешь…
- Надеюсь, только нужное взял? – спросил Стрижий.
Асмунд кивнул – только самое-самое. Он привык к ворчанию наставника – тот ворчал только тогда, когда на душе было неспокойно. Это Кирина поведала по секрету… Интересно, кстати, как доехала до дома?
- Ладно, немного ликбеза, - вздохнул Стрижий, словно сбросив маску ворчливого тренера, обнажив внезапно усталое лицо. – Драться с бешенным не будем, будь хоть малейшая возможность его застрелить.
Асмунд кивнул.
- Хотя сам, бывало, дрался, - сказал Стрижий. – Приятного мало, безопаснее с медведем схватиться, он себя форсировать не умеет…
Асмунд не удержался от ухмылки – удивительно подобное слышать от одного из лучших, если не лучшего рукопашника в Школе, любителя ярмарочных забав. С другой стороны, форсированный психотик – и впрямь не ярмарочный медведь. А тем более бешеный…
- А ведь наши пилигримы были в тех местах частенько. Как проглядели-то…
- Может, прятали от них малого-то? – предположил Асмунд. – Такое ведь тоже случается, хоть и реже сейчас.
- Ну да, сейчас-то уже понимать начали, что к чему. Или коммерческая жилка взыграла, что вероятнее. Всё-таки выгодно пристроить выродка таким же выродкам не то же самое, чем жить рядом с ним и ждать, когда он озвереет и порвёт тебя на клочки. Или сожжёт. Или заставит свернуться спиралькой. Или шваркнет об угол силой мысли… Не всем так везёт, как тебе.
Асмунд кивнул. Это он верно… Повезло родиться старшим среди братьев и сестёр. Не сказать, что батя души в нём не чаял. Или радовался звериной силе, крывшейся в худеньком парнишке. Однако ж незаурядным данным сына быстро нашёл применение, достойное ломовой лошади. И хотя, как и большинство местных, грамоте обучен не был, однако, не обделённый наблюдательностью, по-своему старался помочь сыну обуздать эту силу, подчас не поддававшуюся контролю. Можно сказать, что когда-то такими путями создавалась современная методика обучения психотиков… Сколько было сломано молодых деревьев, как болели, ускоренно срастаясь, кости, трескавшиеся от ударов по более старым деревьям и иным предметам. Стрижий даже дивился везению Асмунда, что всё срослось правильно.
Но Стрижий прав в самом главном - повезло Асмунду и с семьёй. Вообще очень много везения, говорили в Школе. Иные успевают пережить очень многое. Легче всего псионикам – их обычно сразу убивают, едва те начинают проявлять свои способности. Остальных же нередко предают анафеме и моральному уничтожению. Из психотиков, как правило, после такого получаются бешеные – когда сломанная психика вкупе с необычайными возможностями организма создают самого натурального монстра. Кто вырастил очередного – не столь уж важно… Перевоспитанию они и впрямь не поддаются – попытки были, даже такие, которые заканчивались гибелью наставников. Так что Стрижий знал о чём говорил…
Живого бешеного видеть ещё не приходилось – только труп, привезённый однажды для научного отдела. Неприглядное зрелище – как и любой труп сам по себе. Но труп бешеного… Иссохшие, деревянно-твёрдые мышцы, к которым намертво прилипла землистая кожа, огромные глаза на худом лице, голову можно было смело назвать черепом – даже сквозь волосы проглядывалась природная форма костей. Длинные пальцы с отросшими ногтями… Нестабильный эмоциональный фон постоянно провоцировал взрывы метаболических реакций, отчего организм буквально высыхал. И не помогали даже огромные объёмы поглощаемой пищи. В итоге получалась такая шустрая, очень подвижная мумия, постоянно пребывающая в движении – исключая короткие периоды сна, а также ремиссии, когда бешеный впадал в некое подобие анабиоза, забиваясь в какое-нибудь укрытие. Там взвинченный организм пережидал период эмоционального и метаболического спада, немного восстанавливался, и бешеный снова приходил в движение. Правда, для того, чтобы у него выработался такой звериный модус вивенди, бешеному надо достаточно долго прожить в отдалении от людей. Бывало, что и жили – как рассказывали наставники. Жили себе, забившись в какой-нибудь уголок, где коротали свой не очень долгий век и умирали, заразившись чем-нибудь либо состарившись прежде времени от шальных метаболических скачков. Но это совсем уж редкие индивиды. Чаще всего какая-то часть сознания бешеного, жаждавшая социальной жизни, вынуждала ошиваться вблизи поселений. Отчего происходили самые печальные инциденты, ронявшие очередную тень и на Школу, и на всех тех, чьи способности как-то превосходили простые человеческие…
- Нам бы псионика, - сказал Асмунд.
Стрижий усмехнулся.
- Асмунд, мальчик мой, я уже давно не тот безусый отчаянный юнец, готовый свернуть бешеного в рог бараний и завязать морским узлом. В Фараде нас ждёт наша сестра по эволюции, так что не переживай.
- Кто? – удивился Асмунд. Отчасти факту поддержки, отчасти собственной прозорливости – Стрижий-то всё словесно обставил так, будто им придётся одним искать и брать бешеного.
- Наша милая Карди. Хотя я бы предпочёл, чтоб это был Зоран. Или Харальд.
Асмунд спрятал усмешку. Старшая преподавательница псиоников и Стрижий – давняя взрывоопасная парочка, пребывавшая в сложных отношениях любви-ненависти. Всё никак не могут определиться, остаться ли им вместе или же разойтись. Около двадцати лет не определятся никак… Положительно, всё становится веселее.
- Женился б ты на ней, а? – сказал Асмунд. Стрижий сверкнул зубами.
- Чтоб потом остаток жизни прожить в «сером коридоре», дабы её псионические пальчики не плели узор из моих нервов? Не, дружище…
- Тогда разойдитесь, чего вы? Вы ж не уживётесь вместе-то. Эти ваши шальные любовные приключения вам свои семьи создать не дают.
- Помолчал бы ты, а? – мирно предложил Стрижий. – И не совал бы свой нос в чужие дела. Мало ли как у людей любовь выглядит…
Асмунд покорно кивнул – не хватало тут же в вертолёте получить больно.
- Это вы, неучи, нам места для личной жизни не оставляете, - вздохнул Стрижий. – Пока вас обучишь, ни сил, ни нервов не останется.
- Так не учили бы, делов-то, - хмыкнул Асмунд, поняв, что угроза миновала.
- А потом отлавливай вас, бешеных да психованных по топям, - возразил Стрижий. – Ну да ладно я, забубённая голова, ты-то чего не пытаешься семью устроить?
- Потому что баб-психотичек ещё не видел, - сказал Асмунд. – А любая другая меня может и не выдержать.
- А их и нету, это чисто мужской прикол, - сказал Стрижий весело. – Ну, пошарил бы среди векторов, псионичек. Ты вроде как с этой… как её… такая, миниатюрненькая, светленькая… Я её совсем мелкой забирал.
- Кирина, - подсказал Асмунд.
- Да, Кирина… ты ж с ней общаешься хорошо, - сказал Стрижий. – Или вы типа как брат с сестрой?
Асмунд пожал плечами.
- Ладно ты плечиками пожимать, - проворчал Стрижий.
- Она думает создавать семью с нормальными людьми, - сказал Асмунд. – Следует политике Школы.
- Зря, - вздохнул Стрижий. – Человеческое паскудство, оно такое, пулей не вышибешь, только с мозгами. Я ей удивляюсь, как она на свой урман ездит. Мне тогда одного взгляда хватило, чтобы понять, что за людишки у неё в родственничках.
- Эк ты их не любишь, - сказал Асмунд.
- А за что? – Стрижий нахмурился. – Один из шрамов на моей спине – это след от раскалённого прута. Меня им приласкали, когда хотели проверить, смогу ли я от боли порвать верёвки, которыми меня растянули как на дыбе. Верёвки я так и не порвал, было-то всего двенадцать. В итоге мне посчитали рёбра сапогами, отвязали и бросили одного посреди болота. К ночи я доковылял до дома. А через месяц выследил одного и сломал ему ногу, прыгнув в «серый», – и плевать, что он был здоровый сильный мужик. Сломал ногу в колене, ещё потоптался потом по ней, так что нога у него в итоге усохла и не гнулась. Благо, что про меня случайно узнали пилигримы Школы.
Beloyrskay (22-го, 49 лет)
