– Ребят, а вы слышали историю про самого крутого проводника? – Неожиданно спросил Бубен, когда мы с кружками и тарелками в темноте сидели у костра.
Половина народа уже спала у телег, завернувшись в теплые спальники. Еще пятеро бродили около входа в ангар, неся дозор. Через пару часов их должны были сменить. Я честно попытался уснуть, но вымотанное сегодняшними нагрузками тело почему-то считало иначе. Проворочался в спальнике, наверное, больше часа, пока, наконец, не плюнул и не вернулся обратно к костру. Налил себе кипятка, не спеша разобрал карабин и также не спеша чистил детали, особо не вслушиваясь в разговоры.
– Что за самый крутой проводник? – Тут же оживился Гробовщик, ковырявшийся палкой в костре.
Рассказчик немного смутился.
– Да, поговаривают, был такой. Ни имени, ни прозвища – даже лица никто не вспомнит. Но провести куда угодно мог. Тут же везде подземные туннели и пещеры, – Бубен ткнул пальцем куда-то под себя. – Вот по ним он и водил. Денег, конечно, просил за свои услуги, закачаешься.
Мы с Гробовщиком ухмыльнулись.
– Не, о таком не слышал, – сказал напарник. – Но про самого крутого проводника, так уж и быть, расскажу.
Гробовщика нельзя было назвать болтливым человеком, но если уж он рассказывал какую-либо историю (что случалось крайне редко), то делал это интересно. Поэтому все моментально притихли, готовясь слушать.
– В общем, был у нас на Пустошах такой следопыт, то ли Сокол его звали, то ли Ворон. Точно не помню, вроде Ворон все же, – начал Гробовщик свой рассказ. – Мордатый такой, высокий, небритый всегда, на губе старый шрам от ножа. А еще всегда очки какие-то специальные носил. Это я так, к слову, вдруг кто из вас его тоже вспомнит. Тяжелый человек был, мрачный всегда, неразговорчивый, поговаривали, пять лет в одиночку в лесу прожил, вдали от людей – вот и привык молчать всегда и начеку быть. Но траппер первоклассный – надо если пройти куда или зверя выследить, то к нему все шли. Это сейчас каждая собака, плащ нацепившая, себя следопытом мнит. Раньше не так все было. Я пока сам в трапперы не подался, доводилось пару раз в караванах оказаться, которые Ворон вел. И это, я вам скажу, даже жутко было, странно он ходил так, вроде крадется, а вроде нет, принюхивался постоянно, иногда мог даже на деревья залезть и по ним тихонько дальше двигать. И стрелял без промаха почти, винтовка у него была, старая такая, из довоенных еще, с прицелом хорошим – лично в бинокль видел, как он с километра бандита убрал. А еще у него птица была, вот ее-то я вообще терпеть не мог – черная такая, уродливая, клюв шо твой топор! Но дрессированная…
– Какая? – Перебил рассказчика любопытный Балахон, и на него тут же недовольно зашикали.
– Ну… обученная. Он ее пускал по пути вперед, и если опасность какая или что интересное, то она ему сигнал подавала. Каркала, как ворона, мерзко так – ни с чем не спутаешь, – объяснил Гробовщик, даже не заметив, что его перебили. – А однажды Ворон взял и пропал, без следа. Он частенько уходил куда-нибудь, Пустоши исследовал, привычка у него такая осталась с тех пор, как один жил дикарем. Видать, вляпался где-то, а может, ушел в другой регион, кто ж его знает. Хотя, поговаривают, видели несколько раз какого-то мужика в камуфляже и шкуре медвежьей по ночам, с винтовкой длинной. В общем, если заберетесь когда-нибудь ближе к северу и выйдет этот мужик навстречу из кустов, то за стволы не хватайтесь, послушайте, что скажет. Может патронов или еды попросить, или предложит провести куда надо. Главное, не огорчайте Ворона – примета плохая, обязательно что-то случится.
– Например?
– Балахон, завались!
Напарник остановился, подождал минуту, пока все заткнутся, и продолжил.
– Можете в засаду попасть, даже в самом безопасном и проверенном месте. Или зверье нападет ночью, или еще зараза какая, – на этой невеселой ноте Гробовщик и закончил рассказ, почесав голову. – Такие вот дела.
– И это все? – Спросил кто-то разочарованным голосом. – Вся история?
– Ну да, просили про лучшего проводника – я и рассказал, что знал.
– А ты его сам-то видел после исчезновения? А то брешешь поди…
– Нет. Кобольд, вот, видел, его лучше спросите.
Я поморщился. Да, слова Гробовщика были правдой, только видел я Ворона в несколько другом состоянии. И к тому же не был до конца уверен, что найденное в подземных катакомбах тело в приметных очках и со снайперской винтовкой принадлежало именно пропавшему трапперу, а не кому-нибудь еще.
– Кобольд, вправду видел? – Это опять неугомонный Балахон, смотрит на меня с надеждой. Знаю такую категорию юнцов, которые на Пустоши за приключениями суются, романтики хреновы. А этому и вправду лет немного, не больше восемнадцати, и как это его Целина взять в дело согласился. Совсем что ли с кадрами туго?
– Видал что-то в темноте, было дело. Я, правда, напился тогда так, что ходить не мог, наверное, спьяну и привиделось, – нагло соврал я. На Пустошах я никогда не напивался до такого состояния, с выпивки на глюки меня не пробивало, да и не видел никакого мужика с винтовкой.
Кто-то из слушателей разочарованно вздохнул, явно большего от меня ожидали.
– Кобольд, может, ты что-нибудь другое расскажешь?
– Да, Кобольд. Расскажи, а?
– Что вам рассказать? – Вздохнул уже я, начав собирать карабин обратно. – Про ихтиандра опять или живую шишку?
– Про жучьего торговца! – Выпалил Бубен.
– Да я ж вам ее тоже рассказывал уже.
– Ну, расскажи!
Я снова вздохнул. Рассказывать в третий раз выдуманную байку о торгаше, к которому в руки случайно попал контейнер с мутагеном, из-за чего он медленно начал превращаться в гигантское насекомое, мне не особо хотелось. Но в этом была только моя вина – очень уж красочно в первый вечер поведал эту душещипательную историю, вроде кто-то даже проблевался.
– Значит, зашел как-то в Кремлань караван… – Начал было я свой рассказ, когда в темноте раздался чей-то истошный крик. Вопил, судя по всему, кто-то из оставленных у входа часовых, эхо громко отражалось от стен ангара, из-за чего казалось, будто кричащих несколько. А может, так оно и было.
Мы все сразу подскочили на ноги, хватая лежащее рядом оружие, человека три так и сидели у костра, удивленно уставившись в темноту. У телег зашевелились те, кто спал, поспешно повылезали из спальников, протирая заспанные глаза. Тут же донесся грохот выстрелов, я насчитал шесть штук. А потом все окончательно затихло, будто и не было ничего. Только зловещая тишина.
– Мужики, что делать будем? – Протянул кто-то из толпы. – Там наших, кажись, бьют.
– Побили уже, – пробубнил мрачный Коваль, накидывая на себя ремень патронташа. – Надо проверить, что там. Пойдем двумя группами, по шесть человек. Старшими я и Кобольд. Гробовщик, ты с остальными останешься здесь, если на вас кто выбежит – валите, не думая, мы, если что, фонарем три раза мигнем. Понятно всем?
– Вполне, – отозвался напарник, остальные тоже спорить не стали. На том и порешили.
Моей группе выпало идти по правой стороне ангара. Маленькой колонной, один за другим, мы втянулись в непривычно жуткую, как будто сковывающую дыхание, темноту. Парни были сильно напряжены, да я и сам нервничал не меньше – хрен его знает, что в этом лабиринте контейнеров можно встретить, Проклятый завод все же под боком. Но пока все было тихо, лишь пару раз со стороны группы Коваля раздались выстрелы, судя по всему из разряда «привиделось». Свет от факелов и фонарей выхватывал только привычно ржавые бока контейнеров с остатками облупившейся краски, и я поймал себя на мысли, что буду ненавидеть их всю оставшуюся жизнь.
Первым топал плечистый крепыш по имени Синтий, бывший наемный стрелок, выглядевший самым спокойным из всех моих подопечных. У него фонаря не было, только штуцер огромного калибра, поэтому, идущий вторым Карп честно подсвечивал Синтию сразу двумя. Я, как лидер группы, шел третьим и никак не мог успокоиться, не помогало даже гладкое деревянное ложе карабина в руках. То ли темнота жути нагоняла, то ли эхо того крика в ушах. Троица за спиной и вовсе сбилась в кучу, нервно перешептываясь, один случайно наступил сзади мне на сапог, из-за чего был обозван сукой и обиделся.
– Командир, смотри, – пробасил Синтий, когда наша группа, по моим прикидкам, практически добралась до выхода из ангара.
Он указывал стволом штуцера куда-то на пол перед собой. Я обошел застывшего столбом Карпа, и моему взгляду открылась приличная лужа крови. Свежая, даже засохнуть не успела.
– Кого-то выпотрошили, – нервно хихикнул усатый мужик средних лет, тот самый, который встал мне на ногу. По мерзкому голосу я понял, что это он утром стебал Бубна и Карпа касательно денежной награды. К слову, итоговый приз получил он же. Неприятный тип.
– Я тебя сейчас сам выпотрошу, умник. За тылом кто следить будет?
– А, так того, Штырь следит. Да, Штырь? Штырь?
Штырь ни за каким тылом не следил, потому что когда мы обернулись, его за нашими спинами не оказалось.
– Что за твою мать?! – Аж подпрыгнул усатый. – Да он только что там стоял, я вам говорю! Штырь, собака, выходи! Штыыырь!
Я поморщился. Сейчас на эти вопли все, что угодно сбежится, усатого надо заткнуть. Синтий меня опередил, шагнул к нему и коротко, но сильно, врезал пудовым кулаком по зубам. Усач умолк, удивленно вытаращившись на здоровяка.
– Синтий, ты чего, я ж свой!
– Заткнись, – коротко ответил бывший наемник, а потом повернулся ко мне. – Командир, что делать-то будем?
Я задумался. А что делать? До выхода мы, конечно, почти дошли, но потеряли Штыря. Поди отбился где в темноте, а, может, встретился с нашим ночным гостем, который выпотрошил кого-то на этом самом месте.
– Отходим назад, только медленно. Усы, ты первым идешь, понял? Синтий, прикрываешь его, Карп светит. А ты вместе со мной замыкаешь, глядим в оба, не растягиваемся. Пошли!
Этот мой приказ двигаться плотной группой и стал в итоге роковым. Мы едва успели преодолеть десяток метров, как с крыши ближайшего контейнера прямо на спину Синтию прыгнул гибкий черный силуэт. Бывший наемник успел среагировать, отскочил в сторону, навскидку выстрелил во врага. Громыхнуло, пуля ударила в ржавую стенку контейнера, пробив ее насквозь. Не попал! Черная сволочь приземлилась точнехонько между нами, в забегавших лучах света на миг сверкнули короткие кривые клыки.
– Ааа! – Завопил усатый, бабахнул из обреза, даже не подумав, что может попасть в нас. Со звоном разлетелся вдребезги один из фонарей Карпа.
Я отскочил в сторону, разорвав дистанцию с врагом, но врезался в Синтия, и мы оба покатились по полу. Все смешалось, крики, мелькающие темные силуэты, где свой, где чужой совершенно не разберешь.
– Сука!
– Карп, слева, слева смотри!
– Я его не вижу!
– Все в круг, спина к спине! – Закричал я, вскочив на ноги.
Естественно, что никто меня не послушал. Карп бросился бежать в одну сторону, визжащий, словно перепуганная баба, усатый в другую, третий парень неподвижно лежал на полу. Черной твари не было видно. На месте кроме меня остался только Синтий. Бывший наемник со спокойным лицом достал из кармана что-то вытянутое. Да это же динамитная шашка!
– Синтий, стой!
Здоровяк не отреагировал, чиркнул зажигалкой, загоревшийся на мгновение огонек осветил его ничего не выражающее лицо. Весело зашипел фитиль динамита. Слишком короткий, на пару секунд горения рассчитанный.
Я выругался и с разбегу нырнул в спасительную темноту, как можно дальше от съехавшего с катушек самоубийцы с динамитом. Получилось не очень, ударился обо что-то, рассадив локоть до крови, и снова потерял карабин. Позади от души громыхнуло, вдобавок оглушив меня напрочь. Так и пролежал, наверное, с минуту, пытаясь что-нибудь услышать, но получилось плохо. С трудом поднялся на ноги и оглянулся – в темноте за одним из контейнеров, кажется, горел факел, по крайней мере, свет был как будто бы от него. Идти обратно точно не вариант – еще пальнут с перепугу, приняв в темноте за монстра. Почему-то мне не подумалось, что за контейнером могло случиться тоже самое.
Я медленно дошел до него, выглянул из-за угла… и уткнулся лицом в стволы обреза. Это оказался усатый, который, увидев меня, успокоился и опустил оружие.
– А, это ты, – скорее прочитал по губам, чем услышал я. – Я-то думал одна из этих тварей. Никогда таких не видел.
– Я тоже.
– Веришь, нет – я в нее дуплетом засадил, и хоть бы хны, – усатый потряс обрезом в воздухе.
Я сомневался, что он засадил дуплетом прямо в тварь, но промолчал.
– Валить надо отсюда, пока не поздно, – снова заговорил усатый, махнул рукой себе за спину. – Выход там. Спрячемся в лесу, а там видно будет. Коли отобьются, так вернемся. Ты со мной?
Я хотел было шагнуть к нему, сам не знаю зачем, но боковым зрением увидел, скорее даже почувствовал какое-то движение и замер.
– Не шевелись, кретин.
Усатый удивленно посмотрел на меня, видать, не понял.
– Да пошел ты! – Наконец, ответил он и рванул к выходу.
Пробежал всего пару метров, возникшая буквально из ниоткуда тварь располовинила его одним резким ударом. Раздался сочный хруст, словно тыква на ярмарке упала с прилавка, и все вокруг забрызгало кровью. Я на мгновение зажмурился, почувствовав горячие капли у себя на лице. Отбегался усатый, надо было меня слушать.
Неизвестная тварь, словно ящерица, распласталась на стене. Я же статуей застыл на месте, не сводя с нее глаз. Темный силуэт, который даже сейчас, неподвижный, невозможно и разглядеть толком. В свете упавшего факела блестят только большие глаза. Лап то ли четыре, то ли все шесть. Длинные когти скребут по стене, оставляя на ней глубокие борозды. Или не оставляют, а это воображение дорисовывает в мозгу детали.
Оглушительная тишина. Крики, выстрелы, взрывы – все это осталось где-то далеко-далеко. Теперь здесь только мы двое. Я и тварь.
Она медленно переместилась по стене чуть ниже, длинный, с мой локоть, язык высунулся из пасти, лизнул окровавленное тело. Точнее, его верхнюю половину. И я, наконец, понял, с кем имею дело. Ночной вестник. Так их называют – легендарных посланников смерти, которые, по рассказам, приходят во мраке ночи за грешными душами.
Брехня, все это, значит. Просто у них тут логово, на Проклятом заводе, остальное неважно.
Карабин валяется где-то там, позади. Тварь даже не даст мне уйти отсюда, не то, что найти его в темноте. От ножа на поясе пользы тоже немного. Снова остается только верный револьвер. Я потянулся к кобуре. Медленно-медленно.
Время остановилось.
Где же у него уязвимое место? Я слышал не одну байку про ночных вестников, но никто из рассказчиков не вносил ясности – они либо откровенно выдумывали, а сами вовсе не видели тварей, даже описывали их по-разному, либо речь шла об итоге охоты, который исчислялся в людских жизнях. Но однажды я услышал историю, которая отличалась от других. Года три назад мы с Гробовщиком сидели поздним вечером в придорожном трактире и откровенно напивались, просаживая честно заработанные деньги. Один из посетителей, седой, как лунь, старик, с посмуглевшей от старости кожей, рассказывал о том, что его отряд столкнулся с ночным вестником и даже смог его убить. Тогда в трактире, по-моему, на него вообще никто не обратил внимания, старик будто бы говорил сам с собой. Голос у него был неприятный, по-старчески тихий и дребезжащий. Наверное, это была одна из причин, почему я тоже не особо вслушивался в его болтовню. Вторая причина сидела у меня на коленях и пьяно смеялась с любой шутки, даже самой пошлой и неуместной. Двадцатилетнему юнцу-авантюристу тогда было явно не до рассказов о ночных вестниках. Впрочем, кое-что все же отложилось – старик говорил про то, что у них был пулемет. У меня сейчас пулемета не было. И взрывчатки тоже.
Я вытащил револьвер наполовину, тварь продолжала слизывать кровь с трупа. В нос бил тяжелый металлический запах этой самой крови, да и сам вестник благоухал не полевыми цветами, скорее чем-то прокисшим, тошнотворным. Может пальнуть в глаз? А пока тварь катается от боли попытаться добить или сбежать? Рискованно и глупо, но как обычно, даже идеи лучше нет, слишком ситуация безвыходная.
Щелчок взведенного курка прозвучал не тише пушечного выстрела. Я бы выругался, но от страха забыл, как говорить. Вестник рывком вскинул голову и наши взгляды встретились. Меня словно пронзило иглой в затылок.
Его глаза были черными, как сама ночь. Жуткие и в тоже время притягательные, убаюкивающие, успокаивающие… Интересно, что там, за этой черной пеленой? Ответ тут же сам собой всплыл у меня в голове – тоннель без начала и конца. То, что мы, люди, называем вечностью.
Когтистые лапы пришли в движение, тварь меняла позу, не отрывая взгляда от меня.
Время потекло еще медленнее. Словно мёд. Золотистый, свежий, стоящий в кадке у все того же рыночного прилавка, с которого упала разбившаяся тыква. Можно ли сравнить мёд с бесконечностью? И снова в голове возник ответ – да, можно. Я улыбнулся. Вечность, казавшаяся мне страшной, бесконечной чернотой, теперь больше не пугала. Если она такая же сладкая и липкая, светло-янтарная, как тот самый мёд, то я готов пройти сквозь нее. Узнать правду. Если эта правда существует. А существует ли?
Наваждение отпустило в тот момент, когда вестник, упруго оттолкнувшись от стены, прыгнул. Одно неуловимо мощное движение, и тварь уже летит ко мне, раскинув в стороны когтистые лапы.
Я чертовски медленно вскинул револьвер навстречу смерти.
Выстрел.
nadeg2 (02-го, 47 лет)
