* * * *
Предавшись воспоминаниям, Иван Фёдорович сам не заметил, как ослабил на громадном шмотнике верёвки и начал вытряхивать содержимое из мешка. На землю скуля и дёргаясь, выпала девушка лет семнадцати-восемнадцати. Она была связана по рукам и ногам, а рот её пересекала тугая тряпка зажатая промеж челюстей и затянутая на затылке в узел, но не смотря, на этот кляп пленница пищала и визжала, пока снова не получила затрещину, после чего вновь стала тихой и удобной.
Профессор Иван Фёдорович давно научился бить и унижать людей, его ежемесячные занятия оккультизмом имели свои бесспорные преимущества. Нечеловеческая сила старческих рук стала первым даром от Бога Землероя, подарившего некогда слабому и забитому человечку способность одним лишь сжатием кулаков гнуть подковы и ломать арматуру. Впоследствии их сотрудничество только развивалось. Желания профессора непомерно росли, а аппетиты древнего бога не знали своих пределов, вынуждая Ивана Фёдоровича и его двух подельников, которых он про себя считал бездарями и конченными кретинами, идти на новые похищения молодых и красивых девушек.
Сейчас спустя пять лет с той самой поры, когда он впервые увидел у себя на кухне Сергея, с неподдельным интересом взирающего на пожилого профессора, собирающегося закончить свой жизненный путь, болтаясь в петле, историк не мог поверить, что когда-то был на столько слаб и ничтожен. Иван Фёдорович ненавидел себя за своё прошлое, презирал и выжигал в памяти то тщедушное, безропотное существо, которым он являлся. Но больше всех на свете профессор ненавидел Сергея - мальчика мажора, сына богатых родителей, баловня судьбы, из прошлого, взирающего на ничтожество в петле, снисходительно улыбающимися глазками. Только он - самый молодой и сейчас самый бесполезный из колдунов в их троице, знал об истинной жалкой натуре профессора. И это знание мальчишки, тайны Ивана Фёдоровича, не давало историку покоя, душило по ночам, не позволяя новому приобретённому властному характеру смириться с тем, что кто-то знал его беспомощным.
- Ничего-ничего! - рычал профессор про себя. Наступит день и он расправится с парнишкой, найдёт нового компаньона для их обрядов и гордыня успокоится.
Тем временем, пока Иван Фёдорович предавался злорадным размышлениям об устранении одного из своих напарников, Сергей вытащил из-за пазухи свёрток, развернул его, оголяя маленького идола, похожего на перевёрнутые корни огромного дерева щупальцами растущего вверх и начал устанавливать статуэтку на сырой земле, бережно утрамбовывая её подставку бурой глиной. Следом за идолом в руках юноши появилась старинная книга, та самая, книга, которая так поразила историка в первую встречу с этим странным молодым человеком.
* * * *
- Меня зовут Сергей, я ищу профессора Ивана Фёдоровича Воронцова, - вновь всплыли в памяти историка слова гостя, обращённые к дрожащему от ужаса на табурете самоубийце.
Историк не отреагировал на слова юноши, в голове его тогда, крутились совершенно глупые мысли. Как он сейчас выглядит перед незваным гостем на табурете и верёвкой на кадыке? Что этот молодой человек забыл у него дома, и какие дела могут связывать профессора исторических наук с этим сопляком мальчишкой? Он ещё так мог долго стоять по стойке смирно на табурете, не обращая на Сергея никакого внимания, если бы тот не достал из сумки, висевшей у него на плече маленького тёмно-зелёного идола в виде языческого бога и толстую потёртую книгу в кожаном переплёте.
В тот же миг глаза профессора перестали бессмысленно взирать на юношу, и Иван Фёдорович кубарем слетел со своего недавнего постамента, впившись взглядом опытного археолога в вещи, находящиеся в руках незнакомца.
- Позволите? – протягивая дрожащие руки к явно очень древним артефактам, невесть как сохранившимся в целости и сохранности до наших дней, прохрипел историк.
- Конечно-конечно, - одобрительно закивал Сергей и протянул профессору вещи. – Я собственно ради этого сюда и пришёл, хочу, чтобы Вы взглянули…
Но профессор его уже не слушал, он жадно впился глазами в принесенные незнакомцем артефакты, одной рукой гладил идола, другой листал страницы бесценной книги, совершенно позабыв о том, что совсем недавно собирался оттолкнуться ногами от табурета и повиснуть безжизненным грузом в петле.
Сергей, похоже, понимал, даже разделял, захватившее историка волнение и старался тому не мешать, с явным презрением оглядывая жилище уволенного преподавателя. Всё помещение квартиры профессора было завалено книгами, журналами, которые высокими нагромождениями занимали не только единственную комнату жилого помещения, но и кухню, огромными стопками погребая под собой маленький стол и даже табуретки. Сергею тогда подумалось, что и в туалете и ванной наверняка творится подобная картина, но проверять он не стал, вышел в коридор и, нисколько не заботясь о мнении по этому поводу хозяина жилища, закурил. Вскоре красный от охватившего его возбуждения к нему присоединился профессор.
- Вы хоть осознаёте, Вы хоть понимаете, молодой человек, – вдохновлённый, каким-то знанием, почерпнутым со страниц древней книги, возопил Иван Фёдорович. – Сколько лет этим работам!? Да ведь это… это… не одна тысяча лет!
Он многозначительно тряс книгой, как будто пытаясь вмазать ей по голове Сергею и тот решительно отшатнулся.
- Постойте, - вдруг опешил профессор и замер, уставившись на гостя, похоже наконец-то приходя в себя от неудавшегося самоубийства и от внезапного визита незнакомца, в руках которого каким-то непостижимым образом оказались бесценные предметы. – А Вы… а Вы, собственно, кто такой?
- Повторяю, - тяжело вздыхая, вновь заговорил юноша. – Меня зовут Сергей. Я на днях на Вашу статью в альманахе наткнулся, и решил зайти, пообщаться о ценности моего наследства, оставленного прабабкой. Вот смотрите.
С этими словами юноша протянул профессору Исторический журнал под номером 21, в котором Иван Фёдорович в сжатой и маленькой статейке описывал несколько славянских божеств, способных исполнять самые заветные желания древних язычников.
- Дверь была открыта, и я вошёл, а Вы тут в петле, - продолжал рассуждать Сергей, пока профессор пробегал статью глазами, будто убеждая себя в том, что именно он был автором этого текста. – Так что Вы скажете профессор? Я в этой книге не понимаю нифига, иероглифы одни сплошные.
Чем был этот визит незнакомца для профессора? Божьим знаком или волей других потусторонних сил Иван Фёдорович не знал, но уже тогда, находясь с незнакомцем в коридоре своей квартиры, он понял, что использует этот шанс.
Мальчишка оказался сынком, какого-то нефтяного бизнесмена, который не ограничивал любимое чадо не в средствах, не в развлеченьях. Откуда на самом деле у юноши взялась подобная книга Иван Фёдорович больше не расспрашивал, понимая, что правдивого ответа не получит, да и не хотел его знать, от этого артефакта и без лишнего любопытства, свойственного всем людям, тянуло древней яростью и злостью. Такое случается, когда берёшь в руки Настоящую Вещь, сразу понимаешь - не подделка, чувствуешь всю ценность, уникальность этой находки, и остаётся только одно единственное желание поглядеть, попробовать, привести в действие древний механизм, скрывающийся за тайным знанием. Как не странно, животрепещущего ужаса человека перед неизведанной силой он не ощущал, вся трусость Ивана Фёдоровича осталась, там – на кухне в петле удавки и теперь пожилому профессору хотелось действий и экспериментов.
К большому удивлению историка его смелый порыв испытать книгу и идола на практике с лёгкой небрежностью поддержал Сергей, пообещавший, что непременно найдёт третьего человека для предстоящего ритуала. Ценность и практическое применение артефактов юноша уловил мгновенно, как только профессор перевёл начертанные на страницах древней книги иероглифы. При помощи идола и заклинаний, на священных для язычников капищах, тогдашними волхвами призывался демон-бог Землерой, который в силу своих способностей и талантов награждал колдунов богатством и могуществом, даровал смерть и вечную жизнь. Соблазнительная перспектива, не так ли?
Началась кропотливая работа. Иван Фёдорович обложившийся словарями и справочниками пытался в точности воссоздать все процессы древнего ритуала, а Сергей, как и обещал, нашёл третьего будущего колдуна, который обо всём здесь происходящем имел смутное представление.
Звали его Костей. Невзрачный, тощий человечек с явными пристрастиями к наркотикам был готов сделать всё что угодно за дозу. Сергей, как водится, его подкармливал, не давая тому страдать от ломки, но не перегибал палку, не позволяя Косте уйти в любимое состояние нирваны. За очередной укол наркоша был готов читать вслух что угодно, и где угодно, не вдаваясь в подробности происходящего, и такой вид сотрудничества юношу и профессора вполне устраивал. Ритуал строго требовал троих участников, и поэтому приходилось мириться с присутствием в их коллективе Костика, который за прошедшие недели подготовки к обряду занимался тем, что спал, жрал, нюхал, кололся и справлял естественные надобности, но его терпели.
В один прекрасный осенний день мобильный телефон Сергея раздался радостным звонком. Он поднял трубку и из динамика послышался счастливый голос профессора.
- Серёжа?
- Ага.
- Я нашёл, нашёл то самое место!
* * * *
Припомнив тот первый ритуал, профессор невольно поёжился. Пять лет назад всё пошло не так гладко, как они рассчитывали. Словно неумелые школяры испытатели, они создавали заклинание грубо и топорно, призывая божество на заброшенном кладбище, не осознавая того, что потребует оно взамен своих эксклюзивных услуг.
В ту ночь они потеряли Костю, обменяв свои жизни на жизнь наркомана, когда существо, выбравшееся на поверхность прямо из сырой земли, попросило жертвы. Тогда в прошлом, Иван Фёдорович ещё не имел свойственной теперешней кровожадности, но перепугавшись до смерти, он всё-таки нашёл в себе силы толкнуть вперёд несчастного наркошу, который ухнул прямо в распахнутую пасть разгневанного бога, не привыкшего отвечать на просьбы смертных без должной оплаты.
По достоинству Землерой этой жертвы не оценил, обозвав тело Кости тухлым мясом, но угрожать смертельной расправой, оставшимся в живых Сергею и Ивану Фёдоровичу, перестал, высказав оторопевшим людям свои предпочтения в пище, и посулил великую награду, если все его прихоти будут исполнены. Жрать древний бог любил, основным лакомством считая молодых дев, как он изволил выразиться - не достигших тридцатилетнего возраста, но лучше, всё же, помоложе. Божество было не против малолеток и грудных младенцев, за которых обещало отдельную благодарность и награду. На этом их первая, и как тогда считал Иван Фёдорович последняя, встреча закончилась.
Они кинулись наутёк с кладбища. Иван Фёдорович находился в шоке оттого, что ему пришлось пережить. Бледный с головы до пяи и ошалевший, он смотрел на Сергея бешеными глазами, пытаясь разглядеть в напарнике тот кошмар, который посетил пожилого профессора. Сергей тоже выглядел неважно, казался тоже напуганным, но было в этом облике трусливого мальчишки, что-то ненатуральное, наигранное. Нет, он вроде и боялся, а может и притворялся.
В ту ночь они расстались прямо на том месте. Иван Фёдорович вернул книгу и идола юноше, не желая иметь ничего общего с силами глотавшими целиком людей, требующих на завтрак девственниц, а на ужин младенцев. Профессор бежал прочь от заброшенного кладбища, надеясь больше никогда не вспоминать погибшего Костю, прожорливого бога и своего преступления, когда он собственными руками обрёк, пусть и никчёмного, но человека, на верную гибель. Однако, всем его стремлениям к новой жизни, всем обещаниям самому себе в том, что он - никогда, ничего, никому, было не суждено сбыться.
Случилось всё это спустя месяц, когда в жизни профессора объявился такой персонаж, как Пономарь, а по паспорту – Григорий Алексеевич Пономарёв, мелкий главарь банды местных городских трущоб. Встреча их была давно предопределена. Единственной странностью оказалось то, что они ещё не встречались на районе, когда нищий безработный Иван Фёдорович по ночам выбирался из квартиры для сбора стеклотары. Нет-нет, конечно, Пономарь со своей кодлой не грабил побирушек, так часто попадавшихся на улице в те времена, но любил и практиковал использование опущенных судьбой людишек в виде боксёрских груш, чтобы пацаны его не теряли спортивной формы и шакальей злости.
Сгорбленную тщедушную фигуру профессора ночные хозяева района приметили издалека и решительно пошли ему наперерез.
- Дядь, а дядь, - обратился к нему самый мелкий и от того самый злобный шпанёнок. – Есть сигаретка? Есть выпить? Может доллары есть?
От подобного обращения Иван Фёдорович опешил. Он понимал, точнее говоря, ему рассказывали, чем заканчиваются подобные разговоры. Преградившему дорогу пареньку ничего из перечисленного списка не было нужно, он просто искал причину, чтобы признать отказ в той - или иной просьбе для себя оскорбительным, обидеться и стребовать с жертвы уплаты морального долга здоровьем.
- Забирайте всё что есть… - тихим почти мёртвым голосом просипел Иван Фёдорович, гремя бутылкам в авоське. Он не осознанно протянул руки вперёд и предложил самому мелкому из хулиганов всю свою сегодняшнюю ночную добычу - пивные чебурашки и пустые водочные бутылки.
- Да ты Нас - правильных пацанов, смотрю, совсем не уважаешь, - вполне натурально возмутившись, взвизгнул мелкий пакостник. – Сам напросился папаша!
После этих его слов, Иван Фёдорович почувствовал слабый тычок в спину, потом такой же легкий совсем безболезненный шлепок в челюсть справа, затем слева, он пошатнулся, но не упал и даже не почувствовал боли, хоть и понял что били его всерьёз и крепко. Профессор неумело отмахнулся. Рука его неуловимым для человеческого глаза движением отправила ближайшего нападающего бандита в полёт на метров пять-семь, тело которого упало на скамейку, стоящую у подъезда, ломая её напополам. В следующий миг на него накинулись со всех сторон, кто-то повис на шее, другие молотили в грудь, в лицо и в лоб, но профессор продолжал стоять, как вкопанный, чувствуя, что от земли, прямо через асфальт, старческое тело наполняет энергетический заряд. Он развернулся. Подонки, висящие у него на плечах, словно дети, не соблюдающие технику безопасности на каруселях, полетели в разные стороны, ломая хребты о стены, рядом стоящего кирпичного дома, и о деревья, растущие в каждом дворе. Злодеев было не много, с десяток и спустя минуту после начала драки из всей этой кодлы на ногах остался всего лишь один.
Пономарь, широко раскрыв рот и выпучив глаза, любовался тем, как всех его храбрых спортсменов и отморозков ломает, калечит и буквально уродует худой сгорбленный мужичок. Он не стал вмешиваться. Григорий Алексеевич Пономарёв не просто так командовал двумя десятками бойцов, чтобы быть полным идиотом и кидаться на нереального по меркам даже любого шаолиня, популярного персонажа рукопашных боевиков тех лет, врага, дабы проверить крепость своих кулаков, он понял это бесполезно. Пономарь развёл руки в стороны, показывая свои мирные намерения, и ушел, оставив волшебного невзрачного мужика посреди разразившейся во дворе бойни.
Иван Фёдорович бледный и позеленевший от неожиданной и нереальной сцены, разыгравшейся на улице, дрожащими руками начал собирать бутылки, выкатившиеся из авоськи вовремя скоротечного сражения. Профессор двинул домой на негнущихся ногах, не веря в то, что он способен на подобный поступок. Историк часто останавливался, крепко жмурил глаза, вновь открывал их, но, как и прежде оставался в той самой реальности, в которой произошло чудо. Иван Фёдорович несколько раз ущипнул себя больно, до синяка за ногу, но и тогда события казавшиеся сном не рассеялись, и он не проснулся у себя на кушетке, посреди единственной комнаты, заваленной книгами и журналами. Всё с ним происшедшее было новой действительностью.
Он не помнил, как добрался домой, как бродил по квартире до утра, беспрерывно бормоча под нос полную околесицу, как сломал чугунную ванну, с грохотом перебудив соседей, пробуя на ней свои новые способности, и как настало утро, когда Иван Фёдорович успокоился и принял себя нового, перерождённого, сильного и непобедимого. Этот дар, как тогда он мечтательно любил рассуждать, был дарован свыше ему за все его страдания и лишения, именно он, а никто-то другой заслуживал подобной благодарности небес более остальных и обязан принять его и применить по достоинству.
В то утро Иван Фёдорович лихорадочно придумывал способ применения своей новой силы. В голову лезли глупые мысли о героях иностранных боевиков, которые при помощи нечеловеческих способностей на экране телевизора сеяли по миру добро, освобождая страны третьего мира. Теперь он может и так.
Вскоре его мысли вернулись к более обыденным вещам, вполне нормальному человеческому желанию на этом деле заработать, даже возможно разбогатеть. Однако, тут все его представления себя в форме спортсмена тяжеатлета, выигрывающего все соревнования по миру, получающего призы и медали, разом рухнули.
Он представил: как будет выглядеть пожилой хрупкий мужичок, поднимающий трёхсот килограммовую штангу; как округлятся глаза уважаемого жури и многочисленной публики при виде подобной картины; как будут пожирать его завистливыми взглядами другие конкуренты; как вызовут, а они уж точно вызовут, врачей, учёных для исследования паранормальных способностей Ивана Фёдоровича; как наступит череда экспериментов, опытов над его уже не молодым телом; как признают его новым феноменом науки - жертвой мутации; как запрут его в какой-нибудь секретной и от того совсем некомфортной камере для уродов, и от этих мыслей профессор побледнел.
Профессор поёжился. В голове всплыли воспоминания о тех падонках, встреченных ночью на улице, с позиции сильного промышлявших разбоем и грабежом, но он заниматься этим не мог. Конечно, теперь Иван Фёдорович был способен переломить пополам любого бандита вставшего у историка на пути, взыскать славу смертельно-опасного костолома в криминальных кругах, но что его сила против пуль и заточек? Карьера нового авторитета под кличкой – Профессор, если ему таким суждено стать, во времена вооружённых банд лихих 90-х, попахивала, мягко говоря, кретинизмом, так как Иван Фёдорович догадывался, что такой образ жизни, заполненный разборками и дележом разнообразной добычи, самый верный путь на то кладбище, с которого он недавно бежал. Короток век у работников пера и владельцев Мерседесов нынче, именно поэтому учёный оставил рассуждения о собственном месте в иерархии бандитских группировок и вспомнил об институте.
За последние недели безделья, так он называл поиски капища кровожадных язычников, Иван Фёдорович с удивлением обнаружил, что тоскует по своему маленькому рабочему кабинету, по своим приятелям преподавателям, даже по бездырям студентам, и от этого вновь загрустил. Теперь, конечно, историк был способен изувечить ректора, чего страстно желал, да и врезать хорошенького пинка той козочке Олесе, занявшей его место - профессорское место, для него казалось не лишним, но пожилой учёный понимал, что подобными действиями работу не вернёт. А может…
Иван Фёдорович вскочил из-за кухонного стола и ринулся прямиком в коридор, затем так же резко вернулся, чтобы вновь и вновь повторить свой маршрут. Он любил думать на ходу, передвигая ногами, приводить мысли в порядок. Страшная по своей жестокости идея пульсировала в его голове, пожирая остатки человечности в измученном несчастьями рассудке. Будет ли ему жалко эту Олесю, если что-то нехорошее, непоправимое произойдёт с племянницей ректора? Станет ли его совесть непреодолимой преградой перед запланированным убийством родственницы презираемого Иваном Фёдоровичем бывшего начальника? Ответ профессор отыскал в себе моментально, жуткий кровожадный и злой он не напугал его, а только неожиданно удивил. Историк не испытал ничего, ни одной эмоции, связанной с возможным убийством. С возможным?
Он спокойно присел на единственный, не заваленный книгами и макулатурой, табурет и затих. Профессору стала интересна такая возможность вернуть старую работу - его работу, так им горячо желанную и любимую. Сможет ли Землерой – языческий бог тёмных волхвов помочь и в этом? Если верить писаниям, начертанным в древней, как сама Матушка Русь книге, у могущества божества не имелось границ, тот, кто способен даровать бессмертие, уж точно в силах вернуть маленькому человечку его рабочее место.
Размышления Ивана Фёдоровича прервал пронзительный, коробящий тело дверной звонок, от которого он даже подпрыгнул на месте. Уже несколько лет к историку не приходили гости, если не брать в расчёт юношу Сергея, который нарушил обыденный ход вещей в жизни учёного. У профессора не было друзей или даже хороших знакомых, соседи его сторонились, считая чудаковатым и странным, именно по этой причине непривычный, режущий слух дверной звонок, так волновал и пугал одновременно. Некоторое время Иван Фёдорович продолжал сидеть на месте, каждый раз вздрагивая от пронзительной трели, почему-то надеясь, что сейчас, еще чуть-чуть, и она закончится, а незваный утренний гость, стоящий за дверью, не дождавшись ответа, развернётся и уйдёт, оставит в покое профессора. Однако звонки продолжались.
Иван Фёдорович тяжело вздохнул и когда понял, что его сегодня не оставят в покое, медленно шаркая ногами двинулся к двери. Он отпер замок и едва не отпрянул вглубь коридора, узнав назойливого гостя. На пороге квартиры профессора стоял Пономарь – уличный бандит, в руках которого вороненой сталью блестел пистолет.
Pethen (19-го, 28 лет)
