-= Клуб начинающих писателей и художников =-

- Многие тысячи лет пролежал Он в своем склепе, наблюдая за миром из нематериального тела. И теперь, когда нам понадобилась помощь, мы взываем к Нему! Сегодня на закате группа отправится в склеп и совершит ритуал Возрождения. Господин должен быть пробужден! – самозабвенно вещал Прист, держа руку на книге в потрепанном переплете, с изображением глаза на корешке.

- Простите, но я правильно понимаю? Мы пробуждаем Его только потому, что какая-то шпана нарвалась на Охотников и удрала, поджав хвосты? – парень в очках, коротко стриженый, сидящий по левую руку от Приста, взглянул на того поверх линз. – Это же глупость! Он явно не оценит такого проявления нашей к Нему любви. Насколько я помню из текстов нашей Библии – как раз той книженции, что у Вас, уважаемый, в руках – Он завещал нам взывать к Нему только в случае крайней необходимости.

- Ты будешь пятым членом выходящей сегодня группы, - зашипел по-змеиному Прист, хлопнув книгой по длинному столу, за которым собрались члены древнего ордена Дракона.

Орден Дракона – ковен вампиров, решивший жить в симбиозе с человеческим миром, подчиняющийся законам Маскарада и Каинитам – заповедям, которые были оставлены первым вампиром. Среди первых заповедей – не убий ради насыщения, почти как и у обычных людей. Орден Дракона был основан небезызвестным Владиславом Цепешем, известным больше под псевдонимом Дракула. Никто не знает, кто обратил Дракулу, и почему Его нужно пробуждать с помощью особого ритуала. Бытует версия, что Цепеш и есть тот самый Каин, который оставил Заповеди и Библию для детей Ночи.

- Да и переборщили Вы с «многие тысячи лет», - продолжил парень, не обращая внимания на реакцию Приста. – В последний раз Он уснул в тысяча девятисотом году. Это произошло относительно недавно, так что…

- Вон отсюда! Живо!

- Не имеете права, - вальяжно расположившись в кожаном кресле, молодой вампир криво усмехнулся, наблюдая за брюзжащим Пристом. – Мое место в Ордене было утверждено самим Графом еще задолго до моего обращения. Основываясь на постановлении о власти, данной мне, левому крылу Дракона, только я имею право изгонять кого-либо во время Собрания. Не смотрите так на меня. Совсем недавно я ознакомился с истинным текстом документа, который был написан на валашском диалекте. Надо признать, долгая была работа – переводить, но оно того стоило. Поэтому я бы попросил собственные полномочия не превышать. Кем Вы здесь, простите, являетесь? Четвертым, пятым рогом с конца хвоста? Вот и нечего здесь слюни пускать. Вы – вампир! Не позорьте себя, в конце концов!.. Господа, - парень, назвавший себя крылом дракона, поднялся с кресла, а его примеру последовали и остальные. Серо-зеленые глаза изучали серьезные лица присутствующих. Перепалка молодежи и Приста никого не рассмешила, не до того было. – Я знаю, что все, кроме меня, поддерживают идею нашего уважаемого священника о пробуждении Его. И я не имею полномочий оспаривать ваше решение. Одобряю. И я еду пятым. Свободны все, кроме тех, кто едет сегодня на закате.

Вампиры, пока что ничего не произнося, покинули свои места, исчезнув за дверью из темного стекла. Впрочем, из этого же материала был сделан и весь кабинет для собраний – способный защитить от ультрафиолета, слой атомарного серебра, нанесенный на обычное стекло. Таким образом, те, кто раньше боялся солнечных лучей, могли теперь наслаждаться видами прекрасных переливов заката или рассвета, или же наблюдать, как ласковые солнечные лучи отражаются от тонированных стекол машин. Словом, этот зал был своего рода панацеей для вампиров, не способных существовать под жестокими лучами солнца.

- Вы просили нас остаться, - девушка в светлой блузке и черной, до колена, юбке провела пальцем по идеально гладкой поверхности столешницы, оставляя едва заметный след. – Зачем?

Молодой вампир снял очки и потер красные следы на переносице, глядя на девушку несколько раздраженным взглядом.

- Идиоту понятно, что это был блеф с моей стороны, – вкрадчиво, словно опытный психиатр очередному больному, начал пояснять «левое крыло Дракона». – Мы можем провернуть все тихо и незаметно, никто ничего не заподозрит. Мы направимся в крипту, но не пробудим Его дух. Да, мы проведем ритуал, но он не возымеет силы без крови, а кровь с собой не возьмем. Вы должны понимать, что поднятие Его не в период нашего процветания не принесет ничего хорошего!

Трое парней и одна девушка склонили головы в некоем виноватом жесте. Разумеется, каждый услышал слова Честера о том, что в Каинитах строго-настрого воспрещается взывать к Высшему без особой на то надобности, ибо неизвестно, что привнесет в мир людей Его сила. И каждый – это не только в их квадре – но и каждый вампир на собрании, включая и Приста. Поэтому тот вдруг осекся и замолчал, и не пытался противоречить Честеру.

- Как и было оговорено – выдвигаемся на закате, машины подготовят, я распоряжусь. Нужно все провести гладко. Я ясно выражаюсь? – очки вернулись на привычное место, чуть сдавив переносицу. Хватило слабого кивка головы, чтобы квадра исчезла с глаз Честера.

Крипта представляла собой сложный лабиринт подземных ходов, каждый из которых упирался в тупик, и только один-единственный вел к усыпальнице. Огромные своды потолков подпирались мощными колоннами, выполненными в ионическом стиле. Зала за залой, проход за проходом. В ноздри то и дело ударял запах сырости, сладковатый аромат гнили и разложения был едва-едва уловим в начале ходов, а ближе к середине, становился все сильнее, превращаясь в отвратительный смрад. Как оказалось, источником гнилостного запаха оказались конечности людей, видимо, шахтеров, которым понадобилось вдруг проверить шахту подземного лифта. Но вот незадача – они ошиблись ходом. Либо это действительно была оплошность людей, либо ее кто-то подстроил. Кто-то, кто давненько не питался.

- Вход где-то здесь, - Честер остановился перед монолитной стеной, на которой в свете четырех фонарей виднелась гравюра, изображавшая девятиглавого дракона, изрыгающего пламя и пожирающего младенцев. – Насколько помню из Каинит, вход должен быть где-то снизу…

- Простите нас, - тихо прошептала девушка, отступая на шаг назад от присевшего на корточки Честера, который ощупывал плиту снизу в поисках рычага или иного пути открытия прохода.

Только когда свет отстранился от него, вампир в очках вскинул взгляд и тут же вскрикнул от пронзившей плечо острой боли.

- У нас приказ: избавиться от помехи и пробудить Его, - пробасил один из квадры и резко топнул ногой, отчего пол под Честером исчез, а тот отправился в полет вниз, во тьму, сжимая плечо, из которого торчал штык-нож.

Удостоверившись по глухому звуку упавшего тела, что Честер приземлился, долговязый вампир из квадры заставил плиту, что ушла из-под ног жертвы, встать снова на место, закрыв тем самым доступ к минимальному свету – от фонарей.

- Он почувствует кровь, - с благоговением прошептала девушка, - и восстанет, как предсказывал Прист!

Честер же, больно приземлившись на ровный бетонный пол, тихо шипел от боли, свернувшись в позу эмбриона и крепко держась за пробитое плечо. Из-за острой боли молодой вампир не сразу заметил, что он находится в помещении, достаточно ярко освещенном для склепа. И не сразу до него дошло, что от яркого света факела его спасает чья-то тень.

- Жертва предательства, - гулко отражаясь от стен, прозвучал бесцветный голос. – Я помогу тебе отомстить, если ты сейчас поможешь мне.

Превозмогая боль, Честер принял положение полусидя, вскидывая взгляд на того, кто являлся источником странного голоса. Серо-зеленые глаза, сейчас казавшиеся почти черными из-за расширенного зрачка, близоруко сощурились. Очки приземлились отдельно от него, и, кажется, возможности найти их не представится.

Молодой вампир увидел перед собой взрослого мужчину крепкого телосложения с довольно заметными мускулами, но не накачанного, что часто можно было наблюдать в спортивных клубах или тренажерных залах. Тот, кого встретил Честер, телосложением похож на… воина. На обычного воина, закалившего свое тело во многих боях. Навскидку роста мужчина был чуть выше среднего – довольно распространенная ростовка. Ничего странного не было и в темных волосах, слегка вьющихся и едва-едва доходящих кончиками до плеч, квадратный подбородок почему-то навевал мысль о том, что перед ним личность волевая, с жестким характером. Прямой нос, который, как показалось Честеру, пересекает короткий шрам. Возможно, это игра светотени. И только глаза сильно выделялись на фоне незаурядной внешности – горящие мертвенно-желтым огнем, они неотрывно следили за малейшим движением Честера, даже за теми жестами, которые выходили у него неосознанно. Например, пережимание болевшего плеча, или неловкое шевеление ногами по холодному бетонному полу усыпальницы.

Если сверяться с его знаниями Библии и Доктрины, по описанию, Честер встретил самого Дракулу. Впрочем, кому еще обитать в этой крипте?

- Я… не дам Вам своей крови, - громко сглотнув, дрогнувшим голосом проговорил Честер, сжимая сильнее руку на плече, чувствуя, как его собственная кровь ленивым потоком лижет его ладонь и пальцы.

Мужчина, который, кажется, являлся Дракулой, презрительно хмыкнул, что заставило Честера немного разозлиться. Как будто он тут шутки пришел рассказывать! Он всеми силами помешает Пробуждению, пусть хоть весь ковен окрысится против него!

- Глупый правнук дела моего темного прошлого. Ты и представить себе не можешь, как сильно вы все ошибаетесь на мой счет. Чтобы пробудиться, мне не нужна кровь, как и не необходима она мне для питания. Когда-то давно я был проклят, и проклятье мое состояло только в том, что меня невозможно убить. Я не связан, как вы, узами голода. Я выше этого, – зычным голосом с торжественными интонациями произнес обитатель крипты. И уже тише, но повелительным тоном добавил, - Поднимись, дитя.

Честер почувствовал, как чужая воля наполнила все его тело и разум, и ощутил толчок – руками он оттолкнулся от земляного пола. Его зеленые глаза, отчего-то вдруг начавшие воспринимать мир в более четком свете, наткнулись на повелительный взгляд желтых глаз.

Издав гортанный рык, Дракула медленно, грациозно, словно большой кот, приблизился к жертве предательства своего же «племени». Невероятного цвета глаза чуть сильнее раскрылись, позволяя увидеть рисунок радужки.

- Тебе не повезло оказаться здесь в это время, - вкрадчиво произнес мужчина, бесцеремонно схватив за подбородок Честера и поворачивая его голову то вправо, то влево, словно изучая черты лица. – Я независим от жажды крови в гастрономическом смысле, но это вовсе не означает, что я не захочу использовать тебя в качестве источника для наполнения своей купели.

«Что? Какого черта? Да он вообще… какой-то… почему меня клонит в сон…»

Огромная купальня имела круглую форму. Яркий солнечный свет пробивался сквозь витражные стекла, играя окрашенными лучами на кафельном полу и стенах купальни. Везде преобладал золотой и бежевый цвет, а также – слоновая кость. От скамьи из светлого дерева, часть которой была скрыта полотенцем, вели следы в саму купель, выполненную в форме прямоугольника. В самой купели, раскинувшись, лежал мужчина крепкого телосложения. Он распростер руки в стороны, держась за бортики купели длинными, но отнюдь не тонкими пальцами аристократа. Голова с густой темной шевелюрой, легкой щетиной на подбородке и закрытыми глазами, была запрокинута.

И вся атмосфера располагала к полнейшему расслаблению, погружению в себя или же отречению от всяческих насущных проблем. Помещение было настолько светлым, наполненным мягким солнечным сиянием, что казалось, будто это все находится не иначе, как в самом Эдемском саду. К легкому аромату белых королевских лилий, что благоухали с разных сторон, расположенные по всей купели, примешивался другой, совсем легкий запах. Он имел едва уловимые металлические нотки и, казалось, что можно было почувствовать его на языке.

- Благодарю, - гортанно проговорил мужчина, блаженно откидываясь обратно на бортик купели после того, как вскинул взгляд на темнокожую служанку, подошедшую с кувшином и осторожно перелившую белое содержимое в уже полную купель.

Алая поверхность крови, в которой пребывал мужчина, колыхнулась. Легкие волны лениво лизнули его тело чуть повыше груди с темными волосками, оставив красный след после себя. Белое молоко, погружаясь в алую пучину, становилось розовее и розовее, пока окончательно не растворилось в крови многих девственниц, что сейчас возвращала жизненные силы тому, кто только что поблагодарил ушедшую прислугу.

- Тебе нет нужды скрываться от моих глаз, ибо я все равно вижу тебя, - размеренно произнес господин, лениво поднимая голову и упираясь взглядом ярко-желтых, почти оранжевых глаз куда-то в середину купели.

Только-только успокоившаяся поверхность вновь всколыхнулась, взбугрилась, выпуская из своих недр обнаженную фигуру, одетую лишь в алые одежды крови. Повинуясь взгляду вампира, кровь медленно стекала с появившегося тела обратно, в купель. Участок за участком очищалась кожа, показывая свой ровный белый цвет. Широкие плечи, узкие бедра, жилистые руки с тугими узлами мышц. В противовес желтым глазам – непокорный взгляд двух ярких изумрудов, темные густые брови нахмурены, отчего появилась морщинка на лбу.

Вампир протянул руку в повелительном жесте, который не потерпел бы и намека на неповиновение. Как бы юноша, который только что оказался без скрывающего его тела потока крови, ни отпирался, ему придется послушаться. О его непокорности ему же самому напоминали небольшие, размером с монету, шрамы на запястьях. Почувствовать себя Христом, распятым на кресте, оказалось не так уж и приятно. А учитывая, что он даже не один из тех, чья регенерация весьма и весьма быстра…

- Когда ты отпустишь меня? – вопросил юноша, приблизившись достаточно, чтобы мужчина смог положить тяжелую руку ему на затылок. От руки исходило приятное тепло, которое, кажется, даже способствовало расслаблению, пусть и в такой обстановке. Пусть даже тогда, когда он беззащитен перед самым страшным хищником, когда при нем нет его гарантии на неприкосновенность – кольев, выструганных из гроба его, князя Владислава III Басараба.

- Если таково твое желание, mea astru [1], я готов освободить прямо сейчас, - почти любовно проговорил Владислав.

Юноша ничего не успел сделать, даже не успел отреагировать, когда сильная рука надавила на затылок и погрузила его с головой в настоящее море крови. Сначала он пытался драться, пытался сопротивляться, пытался спастись, не чувствовать, как от немых криков кровь наполняет его рот, как он сильнее задыхается. Не хотел чувствовать, как жизнь постепенно уходит из него, ощущать жжение легких, которое только усиливалось, а сознание еще не меркло. Самая страшная смерть – и князь знал об этом – умереть, утонув.

А вампиру ничего не стоило удержать юнца ровно столько, чтобы тот захлебнулся. И, разумеется, достаточно сил удерживать уже не сопротивляющееся тело. Так, для надежности.

Первым делом, по пробуждению, Честер посмотрел на часы. Половина двенадцатого. Человеческий день уже давно начался, а он еще прохлаждается в своей кровати. И почему никто не разбудил его? Почему не сработал будильник? Странно все это. Молодой вампир сел в кровати, рука машинально нащупала на прикроватной тумбе очки. Почему-то у всех после обращения органы восприятия приходили в хорошее состояние. Никаких гастритов-гайморитов и иже с ними тоже не было. Даже переломы восстанавливались – все благодаря обращению. У кого-то, Честер слышал, до ноги были разной длины. Так ничего, выровнялись.

Быстренько надев то, что лежало тут же, на кровати, пусть это и была уже ношенная и давненько нуждающаяся в стирке одежда, Честер вышел из своего жилого блока. Странно. Огромный улей вампиров, обычно шумный в это время, сейчас молчал. Где все? Почему комнаты закрыты? Не слышно привычных басов музыки, криков и визгов девушек, не бегают по коридорам вчерашние студенты-программисты. Возможно, имеет смысл проверить кабинет для Собраний. Мало ли, что еще Прист решил учудить.

Поднимаясь на девятый этаж в лифте, Честер тщетно пытался вспомнить, откуда на его футболке порезы и почему одежда испачкана в земле. Только уже поднявшись на нужный этаж, он понял, что отправился на исследование здания босиком. Впрочем, что ему с этого будет.

Кажется, он расслышал какие-то звуки, доносящиеся со стороны кабинета для собраний. Возможно, он на верном пути. Легко преодолев расстояние в несколько поворотов, Честер рванул на себя дверь и вошел в помещение, не сразу обратив внимание на царившую там атмосферу. Пряный запах крови ударил в ноздри спустя несколько секунд после осмысления увиденного.

Во главе стола, вальяжно, нет, даже по-королевски развалившись, сидел статный мужчина крепкого телосложения в рубашке, которая не скрывала, а наоборот, подчеркивала большие бугры мышц. Кремовый цвет рубашки был испорчен пятнами крови. Очевидно, что кровь принадлежала не хозяину запачканной одежды. И не тем, кто пугливо жался к стене. Если мужчины еще пытались стоически сохранить выражение абсолютной непроницаемости на лице, то вампирским женщинам это не удавалось, и они скрывались за широкими спинами в фраках поскуливая, подвывая и плача навзрыд.

Вокруг царила вакханалия крови. Оторванные конечности с многочисленными следами укусов и глубоких порезов, словно кожу рассекали каким-то большим острым предметом. Среди тел Честер узнал Приста – на его лице застыл благоговейный ужас, вкупе с улыбкой на тонких губах смотрелось это жутко.

- Я рад, что ты пришел разделить со мной пиршество, - поприветствовал его восседавший во главе. – Тем более, что все это устроено в твою честь.

- Кто ты такой?

Клуб «Ласомбра». Многие киловатты энергии уходят на освещение четырех этажей и одного подвала. Качающие толпу басы слышны даже на улице, и можно ощутить вибрацию воздуха, если находиться совсем рядом с клубом. А уж если посчастливится туда попасть… Любому счастливчику, попавшему внутрь, представится уникальный шанс стать кем угодно на эту ночь – застенчивая студентка превращается в королеву танцпола, какой-то никчемный офисный служащий видится окружающим состоятельным бизнесменом, даже стареющий, с высокими залысинами охранник из гастронома в этом месте надевает маску БДСМ-экзекутора. Все эти волшебные превращения осуществляются только одним путем, известным с давних пор – при помощи денег. На улице выстраиваются почти километровые очереди тех, кто жаждет переступить порог «Ласомбры», пусть на час, на несколько минут, но ощутить это чувство свободы в себе.

- Жалкие люди, - кидает через плечо мужчина, сидящий в VIP-ложе и наблюдающий за извивающимися телами людей на танцплощадке. – А он неплох, весьма неплох.

При последних словах мужчина кивком головы указал своей собеседнице на прижавшегося к микрофону молодого человека. Его голос был приятен и чист, без заметных обертонов, хотя они, несомненно, присутствовали, ведь абсолютно чистых голосов не бывает.

Девушка, сидящая рядом с критически настроенным человеком, зябко повела плечами. Она была одета в скромное черное платьице, в накинутую на покатые плечи меховую шаль, не спасавшую от прохладного воздуха, который подавался кондиционером. Во всех ложах есть такие, и почему-то выключать их не разрешалось даже таким состоятельным людям, как ее патрон.

- Я не помню, как его зовут, господин, - певуче проговорила особа, ежась и обнимая себя руками. – Но, если мне не изменяет память, он из этих.

- Ах, как это печально, - притворно вздохнул мужчина, беря с подноса бокал с шампанским. – А то бы я попросил тебя им заняться. Что ж, раз работа не состоится, давай просто насладимся вечером, Сильфида. Возможно, нам удастся сегодня развлечься, в чем я лично сомневаюсь.

- Честер! Где тебя черти носят, тебе через минуту надо быть на сцене! И вытри с морды своей этот чертов джем! Как ребенок, ей-богу! – вопил организатор, брызжа слюной.

Как послушный исполнитель, Честер склонил голову в виноватом жесте, попутно утирая красное пятнышко над верхней губой тыльной стороной ладони. У каждого случаются промахи, что ж теперь, каждый раз носом тыкать надо? Правда, лучше с организатором не спорить, еще урежет прибыль после этого. Они ребята неплохие, конечно, организаторы, но злопамятные.

- Три, два, один! Ваш выход! – отсчитывает голос в наушнике.

Честер поправляет провода под белой обтягивающей футболкой, потуже натягивает черные кожаные перчатки без пальцев и выходит на сцену, сделав три коротких выдоха. Сегодня клуб «Ласомбра» особенно полон людьми – ведь это его дебют здесь, на этой сцене, оформленной под боксерский ринг. Квадрат пять на пять. И как только ребята с инструментами здесь не пихают друг друга локтями? Да уж, не попрыгаешь под заводящую музыку. Впрочем, в коленях чувствуется предательская слабина, которая в любом случае не позволила бы ему, Честеру, скакать на этой сцене.

- Здравствуй, «Ласомбра»! – произносит он свои первые слова. И дальше по уже давно отрепетированному сценарию: публика получает зрелище красивого солиста и экспрессивных музыкантов, заряд музыки и самое дорогое, что он, Честер, может отдать кому-либо – свой голос. То, что он дарит каждый свой концерт.

Главное – следить за дыханием, остальное неважно. Не перенапрягаться, не тратить кислород на лишние движения. В клубе слишком жарко, слишком душно, Честеру с трудом удается не пойти на поводу у толпы и не отдаться музыкальному трансу. Хоть кто-то должен оставаться трезвым в этом маленьком, совсем крохотном, безумном мирке. Хотя бы чуть-чуть здравомыслящим, не съеденным собственной музыкой.

Очень часто люди, не задумываясь, проводят ритуалы, как дань музыке, сами того не замечая. Наушники, гигабайты скачанных файлов в формате mp3, купленные диски, предпочтение определенных жанров , ежедневное прослушивание треков – все это часть культа музыки. А здесь, в клубе, творится настоящее массовое паломничество. Культ музыки, культ ночи и развлечений вытесняют культы Христа, Аллаха и Будды. Зачем поклоняться перед тем, что не дает ничего, даже надежды? Проще отдавать дань тому, что даст плоды сразу.

Голос Честера обладал какой-то уникальной силой притяжения, чему могли позавидовать многие исполнители. Возможно, и завидовали. По крайней мере, этого никто не показывал. Довольные своей славой и своим состоянием, знаменитые певцы и музыканты могли заставить себя забыть о зависти. К сожалению, для того, чтобы пробиться в искусстве, не нужен талант. Достаточно просто хорошо однажды вложиться, чтобы потом люди вкладывали за тебя, тебе.

Футболка Честера чуть взмокла на спине, неприятно прилипая к коже на выступающем хребте. Не самое приятное ощущение и не самое важное сейчас дело – поправлять футболку. Но из-за того, что он сейчас поморщился, почти сбилось дыхание. Едва удалось восстановить. Ничего, нужно продержаться только до конца этой песни, а потом можно и вовсе снять футболку и зашвырнуть ее в корзину для грязного белья. Или вообще выбросить. Белые футболки в последнее время стали сильно его раздражать. Но приходилось их носить, хотя бы на публике, ведь белые футболки – его фишка. Светлые волосы, светлые глаза и светлый верх одежды, по мнению визажистов третьего сорта, способствовали привлечению внимания многих людей.

- Молодцы! Хорошо сработали! – похвалил Гарри, один из организаторов с заметным пивным брюшком, выходя из-за треноги для камеры. – Честер, ты сегодня во всех смыслах на высоте! Так держать, сынок!

«Сынок» лишь досадливо отмахнулся, мол, не до него сейчас, и заперся у себя. Умывание холодной водой немного привело его в чувство. Белая футболка, местами мокрая, была отправлена в недалекий полет до корзины. Конечно, можно было потратить деньги на закупку новой одежды, но он предпочитал копить, экономя на большинстве вещей.

Умывшись и вытерев лицо вафельным полотенцем, Честер без сил упал на тахту. Иногда он любил ночевать в своей гримерке. Охранники никогда не создавали проблем, свободно впуская и выпуская певца, хоть это и было против правил. Честер не устраивал погромы, не распивал, кажется, даже не ел и вел себя вообще тише воды, ниже травы.

Матрас на тахте чуть спружинил, выдавая присутствие еще кого-то в помещении. В ноздри ударил яркий, но не резкий запах одеколона с какой-то ягодной ноткой. С большой неохотой открыв один глаз, Честер увидел темноволосого мужчину в плаще. Его желтые (линзы?) глаза задумчиво смотрели на солиста.

- Опять ты, - устало выдохнул молодой человек и снова закрыл глаз, отворачиваясь к стене лицом. – Надоел уже ходить по пятам за мной.

Ему никто не ответил. Только лег на плечи хлопковый плащ, подбитый изнутри какой-то легкой, но теплой тканью. Матрас снова спружинил, давая понять, что гость поднялся. И не было слышно никаких шагов, ни шуршания одежды, даже колебания воздуха не ощущались. Но Честер знал – мужчина ушел, оставив его одного. И только после крепкой дремы он вспомнил о том, что было до того, как он задремал сразу после концерта. Вспомнил благодаря записке, оставленной на листке, вырванном из блокнота:

Пообещав себе, что вернет плащ сразу же, как только представится возможность, Честер натянул на себя чистую, не пахнущую потом, футболку, мысленно благодаря всех богов за изобретение человеком стиральной машинки и порошка. Если верить часам – на улице уже утро, но еще не совсем светло. Половина пятого утра. Должно быть, сейчас выгоняют из клуба последних зевак, которые до победного конца любят задерживаться в подобных заведениях. Молодой человек решил не оставлять любезно оставленный кем-то плащ и надел его на себя, вдыхая приятный запах одеколона, который на удивление до сих пор держался на этом предмете одежды.

- Удачной смены, - кивнул Честер четырем охранникам, как один бритым наголо. Те усмехнулись, кто-то даже пожелал в ответ доброго дня. Хорошие ребята, ничего не скажешь.

Машина его стояла не слишком близко к клубу, но и не слишком далеко – чтобы прогулка до железного коня не была слишком изнурительной. «Бентли» насыщенно синего цвета встретил хозяина равнодушно моргающим огоньком сигнализации. Черные стекла тонировки почти не отражали света медленно гаснущих уличных фонарей. Литые диски ловили блики фар редко проезжающих машин.

Тихо щелкнули замки в автомобиле, открывая двери, загудел, урча, двигатель. Честер удобно расположился на водительском сидении, руль послушно, будто сам, лег в руки. Зашуршали шины по гравию. Плавно поворачивая руль и нажимая на педали, переключившись с одной скорости на другую, Честер выехал на главную трассу. До нужного места ехать было совсем недолго, в обычное время он бы даже не вжимал до упора педаль газа, но сейчас, когда горизонт уже начинал только-только намечаться красными всполохами, нужно было как можно скорее добраться до дома.

- Каковы мои цели? Это я должен у вас спросить – за коим лешим меня пробудили? Вы хотя бы отдаете себе отчет в том, что… А, Честер, проходи-проходи.

Дверь кабинета только-только отворилась, совсем на чуть-чуть, а его уже заметили! Вздохнув, молодой вампир вошел в помещение, где уже собрались многие старшие. А самый старший, можно сказать древний, пригласил его войти. Этот кабинет мало чем отличался от остальных в этом здании. Небольшая площадь, один письменный стол с лампой, два стеллажа под книги и различные папки с учетами, две кожаных софы и одно кресло – возле стола. Огромное окно отливало лиловым на солнечном свету. Покрытие атомарного серебра не давало и здесь ультрафиолету навредить собравшимся.

- А я-то Вам за какой надобностью? – несколько недовольно спросил Честер, сняв очки и протирая их подолом футболки. – Я всего лишь выполнял приказ Приста, который преставился недавно, благодаря Вам же.

Несколько старших зашикали на него. Что за безобразие? Как может какой-то отпрыск так разговаривать с Ним? То, что у Честера по постановлению права ограничиваются, а обязанности устанавливаются только Графом вовсе не отменяет того факта, что, как молодой представитель, он связан по рукам и ногам. Пока ему не перевалило за сотню лет ни о какой власти и речи быть не может. Право неприкосновенности – да. Право предоставления личного времени – да. Право на личное пространство – да. Но во всем остальном он должен вести себя, согласно Законам Маскарада. Впрочем, никогда еще Честер не ставил себя под подозрение о невыполнении законов. Но зачастую случаются моменты, когда поставить его на место старшие считали необходимым, как, собственно, и сейчас.

- Как смеешь ты, шваль, так разговаривать с… - поднялся один из старших, злобно шипя и сверкая глазами, но был прерван жестким голосом Графа.

- Довольно! Я, кажется, не позволял встревать в наш с ним разговор! Никаких «но»! Вы все и без того достаточно показали себя, когда не прислушались к единственному вампиру, который еще хоть немного соображает! Говорили же вам: не надо, не лезьте. Даже заповеди написал вам, законы оставил, черным по белому написано же! Так нет, полезли. Как дети малые.

Граф, стоявший до того лицом, наблюдая за происходящим на улице, дав время всем присутствующим переварить поток его слов и обдумать свои дальнейшие реплики и действия. Кто-то бормотал про себя, кто-то бегал взглядом по кабинету, пытаясь придумать, что бы сказать такого, только бы не прогневать Графа снова. И Честер, которого перед всеми защитил сам граф, тоже был немного сконфужен, немного поражен. Но отошел он быстро, намного быстрее, чем остальные.

- Вы так и не ответили, зачем я Вам нужен? - Честер сделал шаг вперед, непроизвольно сжимая кулаки. – От меня-то что требуется?

- Я сделаю тебя себе подобным, - меланхолично отозвался Граф. – Тебе не нужно будет бояться солнца, не нужно будет зависеть от крови. Ты станешь таким же, как и я. Неуязвимым богом.

Шепоток пробежался по всему кабинету. Неслыханно. Граф уникален в своем виде, Он всегда был один такой. Сколько бы вампиры не мечтали о том, чтобы избавиться от боязни выходить на улицу средь бела дня, сколько бы они не проклинали свою зависимость от крови, никто и никогда бы не осмелился просить или умолять Графа изменить их. Страшно подумать о том, что случится, если все вампиры обретут полную неуязвимость. Страшно представить, во что превратится мир, лишенный равновесия. Тогда никакие Охотники не смогут удержать их и защитить людей. Отчасти такова воля Темного Творца – чтобы дети его не имели безграничной власти, чтобы не могли они возвыситься над другими. Но если Он сейчас обратит одного, возможно, потом будут обращены и другие. И тогда…

- Не нужно обманываться на этот счет, - легко, словно листая книгу с картинками, считывая мысли других, Граф прервал их мысленные монологи, в которых пафоса было значительно больше, чем реального желания сохранить равновесие. Запретный плод всегда сладок. – Обращение вовсе не означает отречение его от общеобязательных правил. Более того, я сам лично буду следить за тем, чтобы наш юный подопечный как можно скорее вернул себе форму. Как вам всем известно, мое пробуждение не прошло незаметно для Охотников, так что, вам всем нужно быть начеку. А тебе, Честер, нужно освежить память.

- Я не страдаю склерозом, - машинально огрызнулся молодой вампир, за что получил мощный тычок в печень.

Ударивший вампир, сначала довольно потиравший свой кулак, вдруг схватился за голову. Из его носа и ушей медленно закапала кровь в небольшом количестве. Кожа лица покраснела, вздулись вены на лбу и на висках. Не в силах даже закричать, вампир просто упал на пол и больше не шевелился.

Все, кто наблюдал это зрелище, почти одновременно вскинули взгляды на Графа. С самого начала этот вампир показал себя довольно жестким и властным правителем. Свод законов был вывешен на каждом этаже этого здания на следующий день. Разослан приказ о том, что в комнате каждого вампира, живущего здесь, должен висеть листок со сводом. И каждый день молодняк должен читать законы, чтобы они впивались в память, выжигались на сетчатке глаза.

На следующий день после знаменательного разбора полетов листовки с этим текстом были расклеены в каждом жилом блоке. Приказы Графа выполняются безоговорочно. В этом Честер удостоверился, услышав, как два молодых вампира – обе девушки – спрашивали друг у друга текст Законов.

- Не думал, что наш повелитель окажется диктатором, - тихо произнес зеленоглазый парень, поправляя очки на переносице. Краем глаза он отметил движение рядом, с левой стороны, отчего его левая рука немедленно напряглась. Рефлекс.

- Не думал, что ты снова окажешься среди тех, кто будет считать меня добрым монархом, раздающим феоды своим вассалам, - парировал Граф низким, раскатистым голосом.

Мысленно поставив галочку на скользком слове «снова» в ответе древнего, парень пожал плечами и пробормотал что-то о ежедневной смене облика Графа.

- Пусть каждый раз я узнаю Вас, ведь Ваши облики так похожи друг на друга, - заговорил Честер, развернувшись на сто восемьдесят градусов, оказавшись своим правым плечом к левому плечу Графа. – Я все еще не понимаю, какую ценность для Вас представляет моя шкурка и почему Вы вдруг возжелали меня изменить. Пока я не узнаю причину, я сделаю все, чтобы это предотвратить. Доброго дня, повелитель.

Румыния, Сигишоара, 1457 год от рождества Христова.



В замке сегодня было неспокойно. Слуги то и дело мелькали в коридорах, перебегая из покоев в покои, разнося белье и какие-то длинные материи в три пары рук, словно это восточный ленточный дракон из мифов двигается по замку, а не люди. В тронном зале несколько слуг драили жесткими щетками каменный пол. На кухне же сегодня словно воцарился небольших масштабов христианский ад: скворчали сковороды с маслом, кипели кастрюли, поднимая клубы пара, стучали ножи всех размеров, измельчая мясо, овощи, фрукты и разнообразную зелень, а также грибы. Вечером ожидался очень важный гость, которого Граф решил принять в своем замке к западу от Трансильвании, в Сигишоаре. Целый день правитель всея Румынии провел в собственных покоях с портнихой, которая спешно починяла ему парадный костюм алого подбоя. Пару раз, бывало, иголка или булавка соскальзывали и впивались либо в уже неловкие пальцы портнихи, либо в бок господину. Мужчина стоически терпел все уколы, просто потому, что эта портниха стоила многих мастеровых соседних княжеств.

И вот, вечером, когда все приготовления худо-бедно были завершены, везде зажжены факелы, блюда были готовы к подаче, словно по негласному уговору распахнулись врата внутреннего двора замка, впуская пятерых всадников. Четверо практически не отличались друг от друга: в черных плащах, с надвинутыми капюшонами и в особенных масках гильдии убийц. Маски эти представляли собой зрелище довольно жутковатое: приоткрытый будто бы в ухмылке рот прошит металлическими нитями, глаза масок были глазными впадинами скелетов, а в целом весь металлический символ отличия был разделен пополам, теряясь линией деления на носовой впадине, такой же, как и у человеческого черепа. И только пятый всадник несколько выделялся из этой процессии. Его плащ был сжит из серебряных нитей, с вшитыми тонкими металлическими пластинами гибкого и одновременно крепкого металла. Тяжелый, он защищал своего хозяина не только от досадного дождя, но и также мог защитить от случайной стрелы не хуже кольчуги. Маска на пятом всаднике была такая же, как и на всех. Разве что из-за цвета плаща цвет маски казался более светлым, нежели у остальных.

- Я рад приветствовать гильдийцев в моих землях, - произнес Граф, коротко кланяясь гостям.

- Лошадей напоить и накормить. Раны от седел обработать, - холодно приказал слугам всадник в светлом плаще и спрыгнул с лошади. Остальные последовали его примеру, но маски никто так и не снял.

- Ты, как всегда, лучше всех знаешь, как распоряжаться чужими слугами? – обратился правитель с насмешливой интонацией к приблизившемуся к нему убийце в светлом плаще.

- А ты, как всегда, отсиживаешься в замке, не желая проехаться по собственным провинциям? – парировал убийца и почти неуловимым жестом снял металлическую маску.

Взору хозяина замка предстало уставшее лицо молодого человека с уже приметной щетиной темно-песочного цвета, под глазами цвета летней зелени наметились темные тени, неровными полукружьями очерчивая кожу вокруг глаз. Нос прямой, с неширокими ноздрями. Тонкие алеющие, немного обветренные, губы растягивались в усталой, но искренней улыбке.

- Ведь иначе таких уважаемых гостей и не попотчуешь как положено, - вернул граф улыбку молодому убийце и сделал широкий приглашающий жест в сторону замковой двери. – Прошу вас. Мой дом – ваш дом.

- Ты преувеличиваешь, старый дракон, - хмыкнул молодой человек, следуя за радушным хозяином. Вслед за человеком в серебряном плаще потянулась вереница из четырех убийц, молчаливый и смертоносный эскорт.

Маски они сняли только уже сидя за столом. Четверо бойцов гильдии – матерые убийцы, были похожи друг на друга и под масками. Они были бриты наголо, у каждого в правом ухе блестела золотая серьга. Кожа у всех смуглая, сухая. Даже крепким, мощным телосложением они были похожи. И если бы они не отличались на лицо, этих убийц можно было бы назвать братьями. Впрочем, в гильдии все равны. В гильдии все друг другу приходятся братьями и сестрами.

- Твои спутники не разговорчивы, - заметил граф, внимательно глядя на сосредоточенные лица. Создавалось впечатление, будто бы еда для них являлась серьезным испытанием на крепость духа.

- Они дали обет безмолвия, - пояснил молодой убийца, который являлся командиром этого небольшого отряда. Заметив суровый взгляд одной из прислужниц, он не преминул добавить, - господин.

Гильдия убийц имела репутацию весьма и весьма недурную. Заказы всегда выполнялись исправно, дефицита в клиентах никогда не наблюдалось. А тем, кто часто к ним обращался, делались даже символические скидки или мелкие приятные подарки, например, доброй отделки и стружки дубовый гроб, подогнанный по меркам клиента. Гильдия славится также и своим юмором. Немногим ценителям его удалось даже заслужить покровительство гильдии. Таких людей немного. Среди восточных княжеств был только один такой человек, и именно он сейчас принимал гостей в масках. Что же касается обета безмолвия… многие последователи пути убийства уверены, что слова – лишнее в их скромном деле, а посему язык им ни к чему. Лишняя морока только, если не посчастливится угодить в плен. Чтобы доказать самим себе и другим, что они достойны носить маску, некоторые убийцы лишают себя языка разнообразными способами. Кто-то делает это изощренно, чтобы устрашить врагов своих, а кто-то просто и быстро, чтобы не успеть передумать. Однако же остальная часть, говорящая, как ее прозвали не-гильдийцы, склонна думать, что отрезание языков всего лишь один из многочисленных путей завоевания внимания публики. Впрочем, вслух этого никто не произносит.

Уже много позже, когда четверо убийц разбрелись по отведенным им покоям, граф и «говорящий» сидели в огромной гостиной за шахматами. Поначалу Виорел, так звали молодого убийцу, пытался отговорить графа от затеи игры в шахматы. Убийца взывал к милосердию, ведь он так устал с дороги, на что получил ответ:

- Ничто так не расслабляет уставшее тело, как умственное занятие.

Смирившись с тем, что хозяин дома натура, не терпящая возражений, Виорелу пришлось согласиться на партию. По крайней мере, только на одну.

Фигурки шахмат гулко стучали по доске через разные промежутки времени. Иногда стуку незамедлительно вторил следующий, а иногда конь или ферзь одиноко бухнув по своей клетке, стояли несколько минут в ожидании ответного «бум». Граф атаковал с упорной настойчивостью, умело обходя аванпосты и опасные позиции, где под ударом могли бы оказаться нужные фигуры. И черных и белых «съеденных» фигур на столе было равное количество – три и три. Три белых пешки Виорела у графа и две пешки и один офицер черного цвета – у Виорела.

Выполнив вынужденную рокировку, Виорел хотел уже было выразить свой восторг от игры, но не успел сказать и слова, отвлеченный тихим шуршанием парчового подола по паркету. Прекрасная девушка с темными вьющимися волосами шла с гордо поднятой головой в сторону графской опочивальни.

- Здравствуйте, госпожа, - тихо поприветствовал ее убийца, склонив голову. Не услышав ответа, он вскинул взгляд, но девушки уже не было.

- Ты что-то сказал? – перед взором оказался камзол алого цвета с золотыми пуговицами.

- Ваша супруга, как и всегда, восхитительна, граф. – Виорел поднялся с уютного кресла, на котором он был готов уснуть в ходе партии. Но сдержался. К его счастью, гостеприимный хозяин натешился вдоволь и теперь был готов отпустить своего гостя отдыхать. Но что за печальные огни во взгляде графа? – Что-то не так, господин?

- Моя супруга скончалась еще ранней осенью. Колокольчики не звенели, Виорел. А теперь иди спать. Тебе нужно отдохнуть с дороги. В конце концов, ты собирался попросить меня отпустить тебя в скором времени.

Убийца коротко поклонился и пошел быстрым шагом по уже знакомому пути. Из гостиной по северной стене повернуть направо, а там – по винтовой лестнице наверх. Это, можно сказать, его личные покои в этом замке. Еще в первый свой визит сюда Виорел получил от графа какое-то странное одобрение, открытость и желание часто видеться. Это можно было бы назвать дружбой, если бы граф его не выкупил у гильдии.

Давно уже, двадцать пять лет назад, когда ему было всего три дня от роду, мать отдала его в приют. Женщина, давшая ему жизнь и имя, не отличалась праведной жизнью, зарабатывая на хлеб ублажением других мужчин. Она даже не знала, кто приходился отцом ребенку. Мальчик рос до пяти лет в приюте, учась с самых пеленок выживать, он привлек к себе внимание гильдии. Двадцать пять лет назад ремесло убийц не было неприбыльным делом, но гильдия расширялась, нужны были люди, которые работали бы на больших расстояниях, помогая покрывать паутиной заказных убийств континент. Виорел вырос в нормального, свойского парня, который мог и любил посмеяться, выпить, повеселиться. И когда он получил свой первый приказ на дальнее расстояние, в Карпатские горы, юноша обрадовался приключению.

В далеком замке, окруженном осиновыми кольями в три человеческих роста, с острыми шпилями бойниц и тяжелыми скрипучими воротами, встретил убийцу самый загадочный клиент. Владислав Басараб, прозванный Графом за его любовь к европейскому стилю. И первое, что спросил Владислав у молодого последователя пути убийств это цена.

- Зачем Вам знать, за сколько меня купила гильдия? Какой Ваш в этом интерес? – подозрительно спросил тогда Виорел, но ответом ему был только задумчивый взгляд.

Во второй свой приезд Виорел получил здесь собственные комнаты. В третий – пару слуг. В четвертый – весть о том, что граф его выкупил у гильдии. Теперь Виорел был свободным наемником. Таким обычно выделялся эскорт из четырех убийц тяжелого ранга – из тех, кто предпочитает политике убийство, без разрешения конфликтов.

Все те разы, что убийца бывал здесь, он видел неземной красоты девушку с темными волосами, такими выразительными глазами, что под одним только взглядом хотелось припасть к ее красивым, изящным рукам в поцелуе. Настолько взгляд манил, настолько привлекательны были ее алые губы, которые хотелось терзать в любовной ласке. Это была первая женщина, которую возжелал Виорел. Она же и единственная, и последняя.

Это было то, что всегда отличало его от остальных. То, чего он никогда не боялся и всегда выставлял своим сильным качеством. Виорел никогда не влюблялся, что было частой ошибкой юных убийц. Виорел никогда не спал с девушками, ровно, как и с парнями. У Виорела напрочь отсутствовало желание к такому греху, как похоть. Ходили слухи, будто бы парень спутался с колдуньями какими, но дальше человек шести этот слух не пошел. Мало ли, как хорошо умеет скрывать человек свои слабости.

«Колокольчики не звенели». Виорел тяжело вздохнул, уже лежа в постели. На древнем наречии «viorel» символизирует звон колокольчиков. Убийце приходится только догадываться, что означала фраза графа. Если то, о чем он подумал с самого начала, то это не сулит ему ничего хорошего. Впрочем, чего хорошего можно ожидать от профессии убийцы.

Нож для свежевания взрезал брюхо беляка, орошая жухлую траву темной кровью. Захрустели кости, ломаясь, жилы и сухожилия рвались в руках умелого мясника. Небольшой костер, разведенный специально для готовки на открытом огне, весело потрескивал терновыми поленьями. День сегодня выдался на редкость теплый, солнце даже изредка выглядывало из серых клубящихся облаков. Из пролеска, что окружал замок, доносились птичьи трели. В стойле фыркала одинокая гнедая лошадь, потряхивая головой, пытаясь отвязаться от назойливых мух. Четыре ее спутницы покинули стойло еще на рассвете. Убийцы, предупредив своего командира, покинули замок графа, направившись на юг огромного княжества, к городу Крайову. Там было дело, приказ от гильдии, который четверо убийц вполне могли осилить, не беспокоя пятого.

- У Вас талант к свежеванию, господин, - хрустнул желтым яблоком Виорел, подойдя к огромному пню, на котором сидел граф.

Владислав был одет в обычную рабочую одежду: простая свободная льняная рубаха, легкие порты и сапоги. Волосы растрепаны, откинуты назад, чтобы не лезли в глаза и не мешали работе. Широкие рукава рубахи были закатаны, обнажая сильные руки, оплетенные канатами вздувшихся от напряжения вен. Почти по самые локти смуглая кожа графа испачкана кровью зайца. Вокруг пня волчками вились серые щенята с пушистым мехом, жалобно поскуливая и попискивая, выпрашивая лакомство в виде внутренностей сочившегося кровью беляка.

- Рад, что ты оценил, - отозвался с неким натягом граф, отрывая надрезанные лапки и отшвыривая их щенятам. Весело тявкая, те помчались за своей добычей, которую они честно выпросили. – Я учился у турок. Знатное побоище, я тебе скажу, они устроили в землях Валахии. Да ты, верно, и не знаешь, где это.

Виорел нахмурился. Доев яблоко, он выбросил через плечо огрызок.

- Не стоит недооценивать меня, господин. Историю я учил исправно. Вы сами будете готовить его, или отдадите тушку слугам?

- Подними огрызок и пойди и выкинь туда, куда следует.

Убийца только вздохнул и, закатив глаза, отправился искать в траве остатки своего яблока. Выбросив огрызок уже в замковой кухне, потому что знал только тамошнее расположение специально отведенного места под мусор, Виорел уже собрался выйти на улицу к графу, но мужчина уже сам появился в замке. Как выяснилось, он все же решил оставить слугам готовку, а сам – заняться гостем.

- Но для начала мне нужно отмыться от крови и пота, - сказал Владислав, спускаясь по лестнице в подземную часть замка. По соседству с огромной печью, что грела весь замок, находилась банная часть. – И тебе советую помыться, такой знатной бани ты не сыщешь нигде.

Виорел вежливо улыбнулся, идя бок о бок с Басарабом. Жестокий правитель для своего народа, колосажатель, по слухам – падкий до чужой крови человек, с ним обходился как с лучшим другом. Не то, чтобы это не нравилось убийце, но до конца Виорел в эту дружбу никогда не верил. И не поверит. Когда они уже оказались в самой банной, молодой человек сначала немного оторопел, наблюдая за обстановкой, а затем – и за раздевающимся Владиславом.

Вокруг все было выложено деревом лучшей обработки – стены, пол, потолок. Янтарная смола блестела на некоторых участках досок. Уже здесь, в части, где следовало раздеваться, тянуло жаром. И еще больший жар Виорел почувствовал, когда заметил, что граф уже обнажен и стоит, выжидательно глядя на него.

- Чего смотришь? Мужиков никогда не видел? – усмехнулся Владислав, проводя рукой по своей уже потной груди, оставляя алый кровавый след. Виорел поспешил напомнить себе, что это кровь зайца, а не человека. – Или уже забыл, как мы с тобой в заводи купались? Тогда ты так на меня не смотрел, как сейчас.

Убийца не шелохнулся. Он не знал, что ответить, не знал, как себя повести. Он просто не мог оторвать взгляда от идеально сложенного тела, без единого шрама, ровного цвета кожи, немного темных волос на груди, умеренной поросли на руках и ногах, и темного островка жестких завитых волосков там. Виорел не мог заставить себя не смотреть вниз, туда, пытался поднять взгляд, ухватиться за светло-карий, теплый оттенок чужих глаз, но не мог. Его собственные глаза желали блуждать по чужому телу, изучая каждый участок, любуясь перекатами мышц на потной смуглой коже, запоминая каждый мускул.

Колени Виорела дрогнули. Не устояв, парень бухнулся на пол, склонив голову, пытаясь избавиться от наваждения. Это случилось! Он возжелал! Но… это случилось с мужчиной. И это угнетало. Никто в гильдии не предает позору мужеложцев, главное – хорошо выполнять свою работу, и уж точно никому не интересно, с кем ты коротаешь ночи отдыха после очередного задания.

- Простите меня, господин, - прохрипел Виорел, зажмурившись и сжав кулаки, пытаясь унять пока что еще неуверенное чувство тепла внизу живота. – Я не… не должен…

- Все в порядке. В конце концов, я бы хотел, чтобы ты меня видел таким в последний раз, – Владислав присел на одно колено перед Виорелом, взяв в ладонь его лицо, а другой рукой что-то спешно нашаривая в ворохе одежды.

Не успел убийца вслушаться, понять смысл слов, не успел он насторожиться, как вдруг что-то прохладное сначала коснулось его живота, а затем острая режущая боль забрала его в цепкие объятия небытия. Нож для свежевания взрезал брюхо очередной жертве.