========== Глава 18 ==========
Blood in your chest, hell in your hands.
Inside of my dreams where is nothing to see.
Creeping light kills your night.
You touch my soul and together we die.
Charon, "As We Die"
Дождь в тот день никак не мог решиться, с какой силой ему обрушиваться на город. Сначала неуверенные капельки робко ложились на землю, на лобовые стекла машин, на носы прохожих. Затем, уверенная в том, что ее ничто не остановит, водяная стихия расходилась почти во всей свой мощи, показывая людям, что лужи реально могут появиться почти в мгновение ока. Но спустя какое-то время природа, казалось, придумывала себе отговорку и переставала мучить людей страшными ливнями, от которых не спасали даже зонты. Тяжелые капли с неба переставали громко барабанить по оконным откосам, не взрывались мириадами брызг, попадая в лужи.
В такой день приятнее всего сидеть дома и радоваться тому, что находишься в тепле, в уюте, радоваться тому, что никакая напасть, никакая нужда не заставили выйти наружу. В такой день тянет музицировать, писать стихи или прозу, как-то приобщаться к искусству даже банальным путем чтения шедевров литературы, как то: «Грозовой перевал», «Над пропастью по ржи», «Двадцать тысяч лье под водой». Но что-то все говорит о погоде, и тогда книга оказывается отложенной подальше лишь бы не напоминать о щемящей сердце тоске по солнцу и теплу. В отражении оконного стекла появляется фигура оставшегося дома человека, возможно, даже замотанного в плед и с чашкой горячего чая в руках. Обязательно с медом, потому что мед напоминает о теплом солнечном дне тогда, когда самого неба не видно под низко нависшими свинцовыми тучами. Обычно именно этот оборот используют чтобы во всей красе показать все неприличие погоды.
Однако есть люди, которых не трогают ни разговоры, ни мысли о погоде. Такие индивиды обычно настолько заняты своими делами, что, казалось, после нескольких часов проливного дождя они могут зайти домой абсолютно сухими. Занятого человека занятия берегут, если переиначить известное высказывание.
«Кто же виноват в том, что среди нас не осталось береженых?», - подумалось Владиславу, когда тот одиноко сидел в кресле, глядя в большой экране телевизора, по которому сейчас транслировали новости дня. Это был канал локальных новостей.
- … Взрыв, устроенный террористами… Наказание: лишение свободы на срок… - надрывался диктор, стараясь привлечь внимание вампира, но тому было все равно до одного из человеческих достижений в технике. Все равно скоро это все исчезнет.
На самом деле, Каину было глубоко плевать, какое оправдание найдут себе загипнотизированные жители города. Ему было все равно, что в тюрьму сели абсолютно невинные люди, все равно, что людям придется как-то скрывать собственный город от обзоров. В конце концов, городок с цивилизацией каменного века может привлечь внимание. Но с этим древнему не хотелось ничего делать. Раз уж люди такие умные, что догадались создать робота-уборщицу, то скрыть дела в городе уж как-нибудь представится возможным.
Единственное, чего Он хотел – воссоединиться снова со своей Лией. И раз уж его проклятие распространилось на Нее, Он должен был найти способ исправить это. И Он нашел. Все уже на много раз подсчитано-рассчитано. Он вернет окружение к тому моменту, когда Она впервые стала мужчиной. Он убьет Ее в день и час, когда это произошло в реальности, много веков назад. И тогда все встанет на круг своя – Она будет в женском теле. Как и Дарелл, он предпочитал, чтобы Она была ею. Хотя, к связям с мужчиной относился куда с большей симпатией, нежели Глава Охотников.
Дарелл… Интересно, чем они там занимаются? Наверняка придумывают какой-нибудь план по разрушению планов Его, Владислава. Древний был уверен, что у них ничего не получится. Он умнее их, расчетливее, сильнее. И у Него было намного больше времени подготовиться и просчитать все мелкие детали, касающиеся всего, что имело к Ней, к Нему отношение. Это был по-настоящему идеальный план без изъянов и слабых мест, без этих треклятых «Только если…» и «Это сработает, но…». На самом деле, подобные обороты крайне раздражали.
Владислав начал подготовку очень давно, еще когда Честер не родился, но прошлая его жизнь закончилась. Он предвидел, что со следующим рождением начнутся проблемы. Он знал, что что-то важное произойдет в этот период. Более того, Он видел, что произойдет. И, зная, что этого не миновать, не избежать, как бы ни пытался, он все равно строил план. Он видел, что этот план ведет к свершению предначертанного. В своем проклятии бессмертия Каин нес и проклятия всезнания судеб. За что бы он ни брался, он видел исход. И это была настоящая пытка для Него, когда расклад выходил не в его сторону. А такое случалось часто.
- …необычный ливень над городом… Городские власти намерены…
«Как давно это было, Лия? Сколько мы с тобой вместе пережили? Сколько всего ты натерпелась от меня? Однако и ты знаешь то, что знаю я. Ты знаешь, что нас не разъединить, мы всегда были и будем единым целым. О чем ты думаешь, Лия, будучи в объятиях чужого? Ты думаешь, я не знаю о ваших чувствах друг к другу? Или думаешь, что они исчезнут? Этот Охотник связан с нами не только через тебя, моя милая. К сожалению, я… Нет, это не было плохо. Я встретил его и сразу же понял, что не только через тебя прошла нить его чувств. Смешно, правда? Я, чудовище, смог завладеть чьим-то сердцем не силой. Чего ты хочешь сейчас, Лия? Чего ты добиваешься? Ты так сильно жаждешь избавиться от меня? Почему я думаю об этом, хотя и верю в твои слова о любви? Ты говорила, что я могу верить тебе, потому что ты всегда будешь действовать в противоположность мне. Ты всегда будешь прощать мои промахи, как я не прощаю их другим. Ты всегда будешь утолять мою жажду крови и боли, как бы сильно ни пришлось страдать тебе. А я всегда буду подвергать тебя тяжелым испытаниям. Всегда буду смотреть в твои глаза, убиваться болью изнутри, но никогда не опущу меча. Я всегда буду просить твоего прощения, а, получая, вновь и вновь творить то, что я творил. И все-таки, несмотря на все это, я имею наглость говорить, думать и чувствовать – во имя тебя. Я люблю тебя, Лия», - свой мысленный монолог Каин устремил вперед, на улицу, под дождь, чтобы капли воды смысли со слов кровь, что лилась на них веками.
Кровь всегда преследовала его. Кровь и смерть. И никогда не отступит, но и не настигнет его самого. Как бы бессмертный ни страдал, он всегда будет жить. Как бы ни было больно Ему, забвение не придет ему на спасение.
Два желтых огня блеснули в оконном отражении человека, который смотрел на дождь, дожидаясь, пока тот даст ему знак. Человек ждал очень долго какого-то знака, символа, намека на какое-нибудь изменение в его жизни. Человек изголодался по новому, но и не хотел отпускать старое, потому что знал – иначе Он обречен скитаться вечность в одиночестве. Пусть любовь станет Ему огненным бичом, пусть Его возлюбленная будет каждую жизнь отворачиваться от Него, но Она – все, что у него было и есть. И Он сделает так, чтобы Она была всегда, в том числе, и в будущем.
***
Дождь в тот день никак не мог решиться, с какой силой ему обрушиваться на город. И еще труднее ему было определиться с настроением, которое он мог принести с собой из далеких земель. Он не знал, доставляет ли ему удовольствие наблюдать за целующимися влюбленными парочками под легким, «слепым» дождиком. Или, быть может, его радовали проклятия в адрес матушки-погоды, когда на улице был ужасный ураган с ливнем. Над ветром он не властен, но мог вполне ухудшить состояние на дорогах, дамбах своей «помощью» воздушной стихии.
Впрочем, людям никогда нельзя угодить. Если долго светит солнце – плохо, потому как наступает засуха. Если долго идет дождь – тоже плохо, потому что начинаются потопы. Если тепло, но с тучами – плохо, ведь нельзя позагорать. Если прохладно, но светит солнце – плохо, потому что не должно быть холодно при солнечной погоде. Стоит человеку на его молитвы о «немного жары» получить жару, как тот тут же кардинально меняет свое желание на «погодку бы попрохладнее».
А Честер, бежавший до резиденции Охотников, не желал никакой погоды. Он просто хотел как можно скорее оказаться под крышей. Толстовка вся вымокла, капюшон не спасал от дождя, но наоборот – благодаря впитывающей способности увеличивал процент сбегающей по лицу и шее воды. Футболка неприятно липла к спине, холодя кожу. Некоторые вампиры могли управлять температурой своего тела, и потому им были не страшны капризы природы. Но не Честеру. Шерил когда-то посмеялась над ним: «Единственный в истории вампир, заболевший обычным гриппом!». Помнится, она тогда провела все время возле его постели, выхаживая. Только Шерил знала, как лечить от гриппа именно вампиров. Поскольку у ночных существ не только метаболизм, но и в принципе весь организм работал несколько отлично от организма обычного человека, знания о лечении весьма полезны. Возможно, у вампиров еще остались знатоки медицины. Мало ли, какая напасть может произойти.
Парень с разбегу врезался в закрытые двери резиденции и принялся громко стучать кулаками, пинать двери. Совсем недавно Охотники решили перестраховаться и перекрыли все входы и выходы в резиденции. Честеру пришлось очень долго уговаривать главного по эвакуации, чтобы его выпустили в книжный магазин. И в продуктовый, потому что рацион Охотников сильно отличался от того, что употреблял Честер. Не то, чтобы ребята были какими-то гастрономическими фанатиками… но в выборе еды они были очень строги.
- Пароль, - донесся равнодушный голос из-за двери.
Вампир закатил глаза. Уже по голосу он узнал того самого Охотника, который не хотел выпускать его. И он хорошо помнил, что никакого пароля не существовало. До выхода.
- Открой немедленно, иначе Дарелл с тебя три шкуры сдерет! – прорычал Честер и снова пнул дверь.
С той стороны послышалось недовольное ворчание, но дверь все-таки открылась. Вампир, не церемонясь, ворвался внутрь настоящим водяным ураганом, обрызгивая немногих Охотников, что решили зачем-то дежурить возле входа. Сзади послышались грязные шуточки по поводу его отношений с Дареллом. Если начальника боялись все, то с Честером ситуация обстояла наоборот. Даже больше – Охотники его презирали. Не все, разумеется, не многие. Но те, с кем чаще пересекался Честер, никогда не упускали шанса напомнить ему о смерти Сверра. Это был удар ниже пояса, иногда Дарелл приходил на помощь. А иногда вампиру приходилось собирать остатки своей воли и уходить. Это было непросто, но Честер утешал себя мыслью, что это все скоро закончится. Если этим вообще можно утешиться.
Дверь в кабинет Главы Охотников была открыта. Не от кого закрываться, не то время. Сам Дарелл никого к себе не вызывал. А все объявления можно было сделать через посредников. Также никто не стремился попасть в кабинет начальника. Все понимали, какая сейчас сложная обстановка, и как тяжело приходилось Дареллу. Почему-то некоторые боялись, что началась война между Охотниками и вампирами. И продолжали думать так, потому что никто не пытался разубедить их в этом.
Едва за Честером затворилась дверь, Дарелл, стоявший у окна, не обернувшись, попросил на пороге снять всю одежду. Вампир удивленно замер на пороге на несколько секунд, но просьбу выполнил. Тон Охотника был несколько холодным, как и вода, которая стекала с его одежды и ботинок. Честер знал причину, по которой Дарелл сейчас был не в лучшем настроении. И, возможно, почему вообще не хотел его видеть. Но идти вампиру было некуда. А еще он собирался попросить прощения за свою вольность.
Оставшись в одном белье, Честер быстрым шагом пересек кабинет и остановился позади Охотника, едва касаясь его. В оконном отражении появилась вторая фигура, немного смазанная и чуть светлее первой, которая была на переднем плане.
- Я знаю, о чем ты думаешь, Дарелл… - начал Честер, но его грубо прервали.
- Знает он! Ни черта ты не знаешь! – взорвался Охотник, круто развернувшись к вампиру, скрестив руки на груди. – Это самый отвратительный план! Как тебе вообще такое в голову пришло? То ты сначала выступаешь яростно против Влада, затем отправляешься прямиком в его лапы. Каким-то чудом ты оказываешься цел и невредим, возвращаешься ко мне, и что я узнаю? Ты собираешься помочь Ему в осуществлении собственных планов! Чем ты думал вообще? О ком ты думаешь? Ты ведешь себя как последний эгоист. И как какая-то продажная задница, которая бегает от одного к другому – к тому, кто предложит больше!..
Честер внимательно смотрел в глаза Дарелла, обдумывая и запоминая каждое слово, тщательно взвешивая, ориентируясь на чувства самого Охотника. Для вампира Каин и Дарелл были похожи. Оба жаждали получить Ее только себе, выражая тем самым настоящий эгоизм. Оба кричали, выплескивали перед Ней все эмоции, а потом ждали прощения. Потому что Они знали, что получат его. Но отличие Дарелла в том, что он понимал, что за прощение нужно что-то сделать. Он его ждал, но мучился угрызениями совести. Охотник понимал и принимал свою вину – ему прощение даровать было легче. Но по-настоящему нуждался в нем всегда Каин. А прощать Его было всегда тяжело.
- Я просто не вижу решения в кровопролитии. Если я могу сохранить вас обоих, оставив в живых, я сделаю это, чего бы мне ни стоило, - тихо проговорил Честер, не сводя внимательного взгляда с лица Охотника. – Выбора нет, как бы сильно вы мне его не навязывали. Я не буду делать выбор, ясно? Вы оба важны для меня и друг для друга. Как только вы это поймете – проблем станет меньше. Очень просто заставить кого-то что-то сделать, навязать свою точку зрения или же сделать выбор за другого. Но всегда тяжело сделать это самому, а еще тяжелее – находить компромиссы. Почему всегда нужно выбирать? При должном усилии и усердии можно получить все. Не силой, не жестокостью.
Холодные после улицы пальцы вампира осторожно прикоснулись к скрещенным рукам Охотника, которые тот медленно опускал. Честер улыбнулся, честно стараясь прогнать ком в горле, так не вовремя подступивший. Ему был дорог этот мир. Каждый уход был очень болезненным, он успевал привязываться к людям, к обстановке. Каждый раз он успевал полюбить мир настолько, чтобы потом бояться не вернуться. Это было так прекрасно – видеть, слышать, чувствовать! Смотреть на бег времени, наблюдать каждое мгновение и переживать его сотни раз, всегда по-новому, потому что его осязание времени было не таким, как у простых людей. Он любил мир, подаривший ему жизнь и тех людей, за которых он был готов умереть. Он всем сердцем любил окружение, когда-то бывшее рядом, он заранее любил свой новый мир, в который ступит ножкой младенца. Он заранее предвкушал все те радости открытий, которые ему предстоит пережить. Первый вдох, первое слово, первый друг, первые слезы и первый бессмертный, которого он встретил на своем жизненном пути. Он всегда помнил о Владиславе, поджидающем в тени, всегда помнил о своем рыцаре, который настолько рьяно охранял свою даму, что готов был умертвить Ее, лишь бы никто не посмел осквернить Ее своим прикосновением, чужим прикосновением.
«Я люблю все, к чему прикасаюсь, в то время как ты отвергаешь, Каин. Мой вечный спутник, моя первая и единственная любовь. Мои глаза всегда будут для тебя путеводными звездами. Я всегда буду ждать тебя, в любом облике: будь то камень под твоими ногами или солнце над твоей головой. Я могу говорить плохие слова в ответ на твои действия, но ты знаешь, что я всегда буду прощать тебя, мой свет. Приходи ко мне, я утешу тебя в твоей печали. Тебе не нужны никакие культы, я сотру твою Скорбь с твоего лица. Приходи, моя душа, я всегда буду чувствовать твою боль, всегда, когда ты будешь пытаться причинить ее мне. Я буду страдать от твоих страданий. Это наш с тобою путь, Каин. И я не жалею, что я пошла с тобой. Я не завидую людям, которые проживают свою жизнь в тихих, уединенных уголках. По-настоящему жизнь я чувствую рядом с тобой. Я люблю тебя, Каин», - Честер быстро смахнул проступившие на глазах слезы. Это выглядело так, как если бы ему было жарко, и он обмахивался. Впрочем, хорошо, что Дарелл ничего не заподозрил.
- Мне нужно подготовиться, - вампир потянул Охотника за руки в сторону комнаты. – Поможешь мне? Я не умею гладить рубашки. Хочу в последний свой день выглядеть… торжественно. У нас редко выпадали случаи, когда это проводилось как следует. Обычно экспромт, грубость и халтура.
Улыбка Честера обезоружила мужчину. Он видел уверенную в себе душу, видел свою возлюбленную, он доверял Ей, не зная, что на самом деле испытывала Она, мечась в мужском теле, страдая от безысходности. Ведь все вернется на круги своя. Все будет так, как было всегда, как есть сейчас. Они буду приближаться к концу, но этот конец будет всего лишь отрезком, отмеряющим никому не нужные годы. Она страдала, потому что Ее любовь никак не мог понять, что проклятие не разрушить теми способами, которыми Он пытался это сделать. Она действительно страдала от того, что страдал Он.
***
Дождь никак не мог проникнуть в сердца людей, чтобы узнать, чего они хотели. Дождь никак не мог познать мысль человека, чтобы узнать хотя бы, о чем тот думал. Возможно, дождь желал приникнуть к душе человека, чтобы узнать – что значит быть живым, что значит самому принимать решения, жить по своей воле, а не воле ветра. А, возможно, дождь не интересовался людьми и вовсе, считая их ниже себя. Сколько бы они бороздили небо своими самолетами, они всегда будут страдать от воды с неба. Страдать или радоваться? Люди такие разные. Есть ли смысл обращать на них внимание?
Дождь проникал везде, влага жадно впитывалась землей, ей всегда было мало. Какими бы большими лужи ни были, они исчезнут, испарившись и будучи впитанными почвой. Так дождь может проникать под землю на многие и многие метры вниз. Если бы дождь видел, возможно, он бы сейчас наблюдал за тем, что происходило в крипте одного древнего существа, проклятого Богом.
Крипта по-прежнему являлась хитрым переплетением путей. А после землетрясения, вызванного взрывом «Ласомбра», некоторые пути оказались тупиками, даже если когда-то были выводящими путями. Как правило, тупикам не страшно вновь становится тупиками, проблема в том, что некоторые повороты остались закрытыми массивными плитами.
Взрыв многое изменил под землей. Пусть человеческое восприятие и было слишком слабым, но Охотник заметил сладковатый запах лилий, везде ему мерещились капли крови, той, что наполняла страшную купель. Как только он и Честер спустились в шахты, через которые можно было найти дорогу в крипту, мысли Дарелла вернулись к странным металлическим емкостям, в которых что-то было. Ни кислота, ни стальное оружие не брало огромные баки. Оставалось только гадать, что мог прятать Владислав. Хотя сейчас не стоило думать об этом. Нужно сосредоточиться на плане.
Честер уверенно вел его, как будто дорогу ему подсвечивала нить Ариадны. Попутно вампир раскрывал некоторые детали плана Дареллу, чтобы тот своевременно смог выполнить поручения. Честер вручил Охотнику пульт дистанционного управления – снова какие-то трюки с тротилом. Разумеется, нажать на красную кнопку нужно было по сигналу. И сигнал этот будет более, чем явный. Это несколько успокоило Дарелла.
- И еще кое-что, - Честер остановился перед огромной плитой, сдвинутой в сторону так, чтобы один человек смог протиснуться. – Чтобы ты знал, как действовать. В тех железяках запасы крови. Много, очень много крови, понимаешь? Культ работал на Каина не просто так, а чтобы Его будущее было безо всяких проблем с пропитанием. Взрывать ты должен будешь, когда побежишь здесь, понял? Именно здесь…
Парень начертил носком ботинка черту на земле. В свете ручного фонарика Дарелл увидел ее. Два метра после двери в крипту… Стоп. Кровь? Сколько же крови там, учитывая размеры баков? Сколько людей умерло под его, Дарелла, прикрытием? То, что почти свело Сверра с ума… Эта сила крови, благодаря которой Владислав так просто «проснулся». Точнее, он не засыпал. Вот в чем было дело, о чем Честер так ему и не сказал. Что ж, тут несложно и самому уже догадаться.
Охотник спрятал пульт в карман куртки и, сказав, что понял план, двинулся следом за вампиром. Ему хотелось разделаться со всем этим как можно скорее. Он полностью доверял Честеру, верил в его план. Он верил в то, что они оба выберутся, заживут спокойно, свободно… Дарелл уже почти смирился с мужским обликом души. Плевать, главное, что Она будет рядом с ним. А внешность… не главное.
- Здравствуй, любовь моя, - Владислав поприветствовал вошедшего в усыпальницу вампира. Охотнику же он сухо кивнул. – Не будем терять времени?
- Мне нужно попрощаться.
- Быстрее.
Честер обернулся к Дареллу. В темноте, плохо освещаемой ручным фонариком, зеленые глаза светились двумя лампочками. Или это обман зрения?.. Дарелл никогда не жаловался на проблемы с глазами, но ему казалось, что облик парня ускользал от него, становился расплывчатым, сливаясь с тем образом, который Охотник всегда держал в голове. Только две точки оставались неподвижными – зеленые, яркие зеленые звезды.
- Прости меня, Охотник. Мы обязательно встретимся, слышишь? – прошептала душа и, не давая времени Дареллу осознать свои слова, кинулась в распростертые объятия Каина. – Беги!
Последнее слово взрезало тишину птичьим тревожным криком. Охотник не чувствовал своих ног, но знал, что они уже несут его к выходу. Он не осознавал, но слышал двойной звон каленой стали – бессмертные выхватили клинки. Он не понимал, но слышал слова, которые Они прошептали друг другу:
- Спи крепко, моя любовь.
Охотник не управлял своим телом, но знал, что его рука нажала на красную кнопку, едва его нога ступила на условленную черту. Сердце пыталось вырваться из груди, не желая покидать место упокоения своей любимой. А когда до него донеслись запахи крови – Ее и Его, он хотел повернуть. Хотел остановить их, оживить. Хотел оставить все, как было. Но он уже был на поверхности. Баки взорваны, кровь затопила крипту, древние колонны из камня разрушены. Усыпальницы больше нет. Он не найдет Ее никогда. Его доверие стоило ему жгучей боли в груди. Его свобода от проклятого бессмертного стоила ему самой страшной потери в жизни.
========== Глава 19; краткое послесловие ==========
And you stay
Stay with me when I break down
Like a dream comes saving
And if words should fail here
I'll just read the way you sound
Till I know the meaning of love
And life
Poets of the Fall, "Temple of Thought"
Польша. Восемнадцать лет спустя.
Осенние листья падали на своих братьев, укрывая от жестоких ног людей, которые с хрустом их ломали, с каждым шагом превращая в труху. Красно-желтый ковер аллеи в парке польского городка N. напоминал поле битвы. Алые и бурые пятна были похожи на пролитую воинами кровь. Желтый цвет – золотая броня доблестных павших. Осень пришла незаметно, в общем-то. Сначала один листок заразился смертельной болезнью осени, затем другой, затем третий, возвещая о конце лета.
Многие писатели и поэты, а так же и музыканты, любят осень, видя в ней перерождение мира, подготовку к зимнему сну. С осенью у них связаны тревожные ожидания какого-то темного начала, которое точно придет. Осень для них связана одновременно с умиранием и возрождением. Не то, что весна, когда на каждом шагу все кричит тебе о радости жизни, всегда одинаково, всегда принося одно и то же – паводки, зеленые почки на деревьях и мяуканье мартовских котов.
Но осень… Это ведь осень! Буйство красок еще не ушедшего лета, сладких воспоминаний о теплых днях и светлых ночах! Уже осенью ты ощущаешь приход зимы, этот неуловимый запах мороза в, казалось бы, еще по-летнему теплый день.
Но Дареллу было глубоко плевать на осень. Как и на остальные времена года. Охотник перебрался в Польшу, видя здесь абсолютное спокойствие. Его никто не трогал, никто не интересовался его делами. Мужчина как-то пытался завести собаку, но немецкая овчарка удрала от него на следующий же после покупки день к соседям. И не сказать, чтобы мужчина был огорчен этим событием.
Хоть он и вел уединенную жизнь, все же работу себе нашел. Все-таки программист со знанием нескольких иностранных языков был пока что нужен этой стране. А одним святым духом сыт не будешь. Свою резиденцию Дарелл оставил под присмотр Асгейрра, который вернулся счастливый спустя три года поисков. Его напарник возродился, шанс восстановить воспоминания был очень высок, поэтому молодой Охотник был снова в деле. После многих происшествий, связанных с уходом Каина, за городом в Штатах требовался присмотр. Глава полагался на Асгейрра. И посему Дарелл спокойно покинул страну, улетев в далекую Польшу.
Здесь мужчина вел довольно уединенный образ жизни. Он почти не общался с людьми, исключая необходимость на работе. Но, не смотря на это, Охотник иногда заглядывал в местную оперу, где часто ставили хорошие пьесы. Вот и в один из осенних дней он решил сходить на «Фауста», которого видел уже очень много раз. Но ничем другим пока что Дарелл себя занимать не собирался.
С самого утра ему не везло в день представления. Яичница подгорела, кофе пролился на любимые брюки, а галстук-бабочка вечером никак не хотел расслабляться, придушив немного Охотника. Но с горем пополам он собрался и направился в оперный театр. Поскольку идти было недалеко, через парк, мужчина решил на заказывать такси.
Вечерний воздух был прохладным, а приятный легкий ветерок отгонял ненужные мысли о давно позабытых личностях. Конечно, полностью забыть неприятные моменты Дарелл не мог. Но зато в его силах было заставить себя не страдать. Что случилось, то случилось, но нужно жить дальше.
- Бумажник или смерть! – послышалось шипение сзади, в спину ткнулось что-то тонкое, но не острое. Палец.
- Ты кого запугать собрался мал… - Дарелл еще не обернулся всем корпусом, когда краем глаза заметил зеленоватые огоньки, насмешливо щурившиеся на него. Охотник застыл на месте, не в силах ни сказать что-то, ни сделать.
Перед ним стояла Она – в этом не было сомнений. Люди могут скрывать свои глаза за цветными линзами, но таких глаз никогда ни у кого не будет. Чуть бледная кожа, вздернутый носик, немного пухлые щечки, украшенные едва заметными веснушками. И темно-рыжие волосы, собранные в элегантную прическу. На стройном теле мило сидело черное кружевное платьице. Для театра?
- Ну здравствуй, Охотник, - Ее губы растянулись в улыбке, которая могла затмить для него тысячи Солнц. – Неужели ты не узнал меня? Надо сказать, в этот раз ты намного выше меня. Как же мне до тебя тянуться?
Дарелл сгреб Ее в охапку и закружил на месте, слушая ее задорный смех, глядя прямо в Ее глаза. Он чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Все эти годы пустоты внутри вмиг стерлись из его памяти. Теперь Она с ним. План сработал!
- Постой, если ты здесь, то… - Дарелл опустил девушку на землю, не отпуская ее талии. Он все еще не мог поверить в то, что это действительно произошло. Произошло именно с ним, в реальности.
- Не беспокойся. Каин крепко спит там, где никто не найдет Его. Я позаботилась об этом. И очень грубо с твоей стороны не узнать моего имени. А вдруг это не я? – Она надула губки, но тут же рассмеялась и прижалась к Охотнику, обвив его шею руками. – Здравствуй, Охотник. Меня зовут Лия.
Увлеченные новой находкой друг друга, никто из них не заметил, как пошел моросящий осенний дождь, шептавший опавшим листьям свою песнь. Это был тот самый дождь, который никак не мог понять людей. Дождь, который не устанет вечно наблюдать за ними.
Для кого-то осень является знаменательным временем года: дни рождения, посты, дни смерти, пора идти в школу в первый раз, первый год в университете. Для кого-то осень действительно что-то значит, принося важные известия, оправдывая или не оправдывая ожидания. Из года в год одинаково шуршит ковер из листьев в аллее. Раз в год желтеют и опадают листья. И всего лишь один раз в своей жизни мы встречаем именно того человека, ту родственную душу, с которой хочется остаться навсегда. В этом была их свобода – страдать, но бороться до конца за право быть вместе.
Послесловие.
Закончилось повествование об одной странной истории существ, проживающих целый цикл одной жизни, всегда находящих друг друга и всегда теряющих. Закончились слова автора, но не разомкнулся круг перерождений, вечных поисков, страданий любви и горькой надежды. Пока что слезы дождя омывают дорогу перед новым путем двух душ, а третья пребывает в глубоком сне, страдая и беззвучно стеная от, пусть временной, но все же потери любимой.
Души Лии и Каина будут всегда притягиваться, даже если им обоим будет казаться, что любовь уже давно прошла множество веков, убийств и нераскрытых тайн назад. Они действительно две части одного целого, когда-то разъединенные Создателем и пришедшие однажды к одному источнику против Его на то воли, против воли природы. Каин будет всегда платить за свое непослушание и непримирение с уготованной ему судьбой. А Лия будет платить за свою к нему любовь.
Дарелл будет проводником между двумя бессмертными, так же, как и они, расплачиваясь за свою любовь постоянными потерями. Так же, как и Каин, он будет страдать от невозможности выбора между ним и проклятым. Вечный треугольник замкнулся внутри огромного цикла, который будут вновь и вновь переживать перерождающиеся души.