Улицы и без того гнусного городка, затянутые густым млечным туманом, ночь преображала в самый настоящий кошмар. Высокие деревянные домики с острыми крышами небольшого, но весьма богатого поселения Эльсторак словно сгибались норовясь подхватить, смять, сожрать и стереть с лица земли любого кто посмеет сделать хоть что-либо. Начинался мелкий дождь. Луна была затянута тучами, а уличные лампы практически не освещали затянутую густой дымкой улицу.
Одхан сидел в старой, побитой временем повозке, в которой все же чувствовалась состоятельность ее владельцев. Он сидел, но что-то не давало ему покоя. Он уже не раз бывал на подобных вызовах, но все же волнение и какое-то странное недовольство таилось в его душе.
- Мы же только приехали, - сказал он сидящему напротив статному высокому человеку в расцвете сил, каштановые волосы были уложены в аккуратную прическу, глаза весело поблескивали.
- Мы же только приехали, – повторил Одхан, - нам еще все обставлять, обживать так сказать.
Губы мужчины изогнулись в усмешке:
- Одхан, друг мой, не надо ныть, ты ведь знаешь, что если не мы, то кто? Может эти политиканы, или головорезы и преступники, которых церковь наняла для убийств и всего к чему церковь не хочет иметь отношения, нет друг мой, эта доля наша, как и выслушивать все жалобы и просьбы простого люда. Скажи еще спасибо, что тебя не посылают по канализациям лазать, да безнадежные случаи вырезать.
- Ну ладно тебе, Тревор, не все они безнадежны, просто нет никого, кто бы захотел подвергать себя опасности, а так же занимать столь сложными делами.
- Пойми просто порча, сглаз или одержимость это еще ладно, но иметь дело с остатками Тумана это совсем другой уровень, ни нам, ни кому-либо из нашего ордена это не под силу.
- А Меч? – немного опешив, спросил Одхан.
-Что Меч? Если ты про верхушку, про так называемый Серебряный клинок, про тех о ком только слухи до тебя должны доходить, то я бы лучше сказал, что если бы они конечно и существовали, то занимались скорее убийством магов, чародеев и чернокнижников, особенно чернокнижников, ибо они более всего неугодны церкви. Но если бы их кто-то раскрыл, то да, им бы пришлось для отвода глаз учится исцелять безнадежных.
- Я пробовал, и меня чуть не раскрыли, ты же знаешь.
- Знаю и настоятельно рекомендую оставить это дело. – он помолчал запрокинув голову и смотря в потолок, а затем закончил: - Ну, или можно дослужиться до них и самому вызваться.
- Меня до такого не допустят, меня же взяли только для того чтобы успокаивать местных если они взбунтоваться норовят.
- Правда!? А я-то думал, что тебя взяли из-за твоей наполовину эльфской наполовину гномьей крови.
- Да иди ты! Ты же знаешь как меня раздражают эти шуточки-слухи, более того это ложь, я точно не полугном.
- Да, а для полуэльфа, ты слишком мощно выглядишь,- засмеялся мужчина, - не знай я тебя, то подумал бы, что ты один из верзил, которые только и умеют, что кулаками махать.
-Ну, спасибо.
Мелкий дождь дробил по крыше повозки, подкованные копыта отбивали ритм по брущатке мостовой. Густая дымка оплетала повозку, скрывала лужи, людей, все недостатки и пороки. В каждом доме ставни были наглухо закрыты, люди считали что каждодневная дымка – это остатки того самого тумана, что некогда породил кошмары, что таятся в ночи, во тьме.
Повозка остановилась у черного дома, что в старые времена служил домом призрения, где жили сироты, ныне же в этом доме проживала семья купца-моряка. Дверь повозки открыл кучер, и оттуда вышли два человека в черных рясах по колено туго перетянутых широким, прошитым золотой и серебряной нитью поясом. За спиной у каждого из них к рясе была пришита длинная, широкая и весьма тяжелая священная плащаница, как называли ее в церкви, на деле же это был всего лишь короткий плащ, показывающий статус. Она была разделена ровно пополам, на две части, одна из которых была серебряной, другая - золотой. На головах у них тонкие серебряные с золотой окантовкой обручи, сдерживающие волосы. Грубые серые брюки опускались в аккуратные кожаные сапоги, перетянутые ремешком с застежкой. Через плечо перекинута лямка от кожаной торбы, к которой тонкими лентами прикреплена небольшая книжечка в кожаном переплете. Один был высок, и походил больше на врача. Другой же: широкий в плечах, высокий, с короткой, аккуратно подстриженной бородой и длинными волосами, был бандитски красивым, но одеяние церкви предавало несколько царственный вид. Они поблагодарили кучера и сказали ждать внутри повозки, затем развернулись и направились к двери. Один из них постучал в резную, изображающую голову льва медную колотушку, затем дверь отварилась, и мужчины вошли в дом.
- Здравствуйте, - сказал Тревор.
- Здравствуйте, идемте дорогие милсдари скорее. Она вон там. – сказал хозяин дома и указал на красную деревянную дверь в конце коридора.
Они прошли в комнату, на которую указал хозяин дома. Там было темно: не горели свечи, лампы, какие-либо светильники. В углу сидела худенькая девочка, лет десяти с виду. Она сидела, уткнувшись лицом в коленки и обхватив себя руками. Но как только церковники приблизились, они увидели, что руки малютки скованы за спиной кандалами и тяжелой железной цепью прикреплены к стене, по виску и платьицу растеклось небольшое алое пятно крови, а сама девочка сидит и тихонько всхлипывает.
- Что вы с ней сделали?- спросил Одхан у хозяина дома.
-Как что милсдарь? Врезал кочергой знацца. А после солью обсыпал, а после в жалезныя кандалы одел.
«Бедная девочка, не повезло тебе. Даже если от духа избавим, вряд ли сможем от слабоумия и проломленной головы вылечить» - подумал Одхан, а затем шепотом спросил:
- Тревор, а мы живой ее оставить сумеем?
- Если то, что ее телом завладело сопротивляться не будет, то сумеем жизнь оставить, но разум... не знаю. Если бы тут чародей был или эльф, но нам вряд ли это под силу. Хотя может эликсир для повышения регенерации поможет.
Одхан тихо выругался.
- Нам запрещено его использовать, и если об этом узнают, то нам несдобровать.
- Посмотрим, может еще не все так плохо, может он не сильно ей по голове ударил.
-Ладно.
- Ты готов? – спросил Тревор.
- Начинаем.
Тревор развязал ленточку, сдерживающую книгу и раскрыл ее там, где лежала закладка. Одхан открыл торбу и вынул из нее несколько темно-зеленых флаконов с различными зельями. В этот момент девочка подняла на них глаза, раскрыла веки.
Одхан опять выругался, но в этот раз громко и четко, так что услышали даже владелец дома и его жена, которая недавно появилась около него. Лицо девочки было бледным, как у покойницы, глаза черные, и из них, как и из носа, и изо рта, и из раны на виске вместо крови текла густая и черная, как смола или деготь, жидкость. И только сейчас церковники поняли, с чем имеют дело. Это был не сглаз и не одержимость обычным не упокоившимся мертвецом, коих сейчас, во время войны было полно, это было порождение Тумана, одним из тех, кого впоследствии стали называть Наартеллак, или же в простонародье демон-дух. По селянской, не подтвержденной Церковью, мифологии он являлся жителем Преисподнии, из которой он выбирается по ночам и вселяется в людей. В те времена о них ходили лишь слухи, говорили, что таких существ изгонять нельзя, говорили, что их нужно испепелять «молитвой», то есть специальным заклинанием, прямо внутри тела носителя. Однако в таком случае человек, являющийся носителем, испытывает по настоящему «адскую», хоть в церковном лексиконе и нет такого слова, боль и мучается до своей смерти в долгой агонии.
- Я знаю, о чем ты подумал Одхан. Нет, ты знаешь, что мы обязаны сделать.
- Плевать на обязанности, это ребенок! – вскричал в отчаянии Одхан.
- Твое имя означает огонь! Вот и неси его! Если мы этого не сделаем, погибнет весь этот город, а потом может и континент!
Тут девочка разинула черный рот и оттуда с черной жижей полился булькающий, гортанный хохот:
- Как же весело смотреть, - нечеловеческим гортанно-звучным, но одновременно высоким голосом прогремела в ушах девочка,- Вы не спешите, я ведь подожду. Мне ведь еще расти и расти.
Она вновь залилась хохотом.
- Ладно, - сдался Одхан.
Оба они вытащили по тонкому свитку пергамента, которые с недавнего времени им стали давать, развернули. На пергаменте кругом, вернее спиралью располагалось вычерченное странными неразборчивыми рунами заклинание. Почти все из его окружения, включая и самого Одхана, не верили в существование «демонов», и шутили, что на самом деле, на этом пергаменте изображен секретный рецепт по приготовлению храмового вина. Теперь же ему было не до смеха. Девочка снова заговорила:
- Это вам не поможет, сейчас я разорву эти цепи, и вырву ваши сердца, а особенно твое папуль.- тут она заметила, что разговоры и нечеловеческий смех не помогают, несмотря на то, что на обычных людей это производило неизгладимое впечатление, тогда она сильно дернула ругами, кандалы заскрипели, девочка взвыла от боли и ярости, и рванулась еще сильнее.
В этот момент владельцы дома с криками бросились бежать. А церковники для них самих неведомо как начали читать заклинание, словами непонятными и неразборчивыми, похожими на бред сумасшедшего. Через мнгоновение девочка разорвала цепи и собралась бросится к церковникам, но тут закрученные в спираль руны загорелись, и, оставив на свитках только ровные округлые обожженные дыры, сорвались и полетели в сторону девочки. Оба заклинания достигли цели. Девочка взвыла, черная жижа у нее на губах вспенилась, глаза лопнули. А затем она произошло нечто, что никто не хотел потом вспоминать. Девочка лопнула как пузырь наполненный краской и газом. Черная жижа шипя, пенясь и воспламеняясь полететела во все стороны, поджигая все на своем пути. Одхана она окатила с ног до головы. Свет померк. А затем была только агония.
Iceblaze (08-го, 25 лет)
