***
Все повторилось, как тогда. Легкое головокружение, но на сей раз не до пьяна, сознание было отчетливым… Если не считать странного чувства раздвоенности… Где-то в глубине слабо тлело понимание неестественности происходящего, заглушаемое другими эмоциями, казавшимися почему-то чужими… Словно бы я был проигрывателем, воспроизводившим вложенный в меня диск… Глубокая усталость, даже эмоциональная опустошенность, пожалуй… И еще ноющая боль в плече, будто бы там содрали кожу, но рана уже подзатянулась немного… А потом перед глазами заплясали мириады серебряных мушек, ноги подкосились… Я чуть не упал, но господин ухватил меня под руку, да так сильно, что даже через плотную ткань куртки чувствовался стальной захват его пальцев.
- Держись, мерзавец… Теперь, держись… - прошипел Тимофей Петрович, буквально втаскивая меня в дом…
Наверное, я все-таки отключился ненадолго, потому что в следующее мгновение вдруг обнаружил себя сидящим на низком диване в холле. Лицо мокрое, холодные капли стекают за шиворот: это хозяин пытался привести меня в чувство, выплеснув стакан воды… Наваждение отхлынуло, так же внезапно, как в прошлый раз.
- Лучше?
- Да… Простите, господин, простите, - забормотал я, вспомнив злой шепот Тимофея Петровича. Ничего хорошего этот тон не предвещал.
Но колдун только устало махнул рукой.
- Расслабься. Я – спать. А ты протри тут и поднимайся к себе.
«К себе» - это в гостевую комнату. По распоряжению господина я переселился туда.
Тимофей Петрович скинул куртку, не глядя, бросил ее на спинку дивана и начал медленно подниматься по лестнице. Пальцами левой руки он непроизвольно коснулся правого плеча… И вдруг я понял… Это было невероятно, нереально… И все же… неужели правда?
- Господин…
Он остановился, чуть повернул в мою сторону голову.
- Ваша рука… Она повреждена?
- Это? – он еще раз осторожно потер плечо. – Татуировка, Вадим. Знак водной стихии. Всегда немножко побаливает, когда, кто-то из водяных колдует… Отступничество от клана даром не проходит.
- Но почему… - я осекся, испугавшись собственного вопроса.
- Почему ты чувствуешь то же самое? – закончил за меня господин. – Что ж, видимо, придется рассказать тебе все, пока ты и сам не догадался. Приготовь-ка нам с тобой кофе и поднимайся в мою спальню. Сдается, разговор будет долгим.
- Но Вы устали, господин.
- За меня не беспокойся. Я двужильный.
Минут через пятнадцать мы сидели в спальне хозяина. Тимофей Петрович, уже переодевшийся в мягкий домашний халат, уютно устроился в кресле у окна и неторопливо попивал крепкий кофе. Я с его позволения присел на край господской постели. Наконец, колдун поставил кружку на подлокотник и распорядился подать сигареты и пепельницу.
- Вот так-то лучше… Ты курил, будучи живым?
- Нет, господин.
- И правильно. А я вот, никак не могу отделаться от этой привычки. Хотя в нашем сообществе такое не очень-то приветствуется. Колдун может разрушать окружающее, но сам обязан оставаться в сильном теле… По правде сказать, я не очень-то люблю следовать правилам. В первый раз я пошел на конфликт в восемнадцать лет, когда женился на Алле. Колдуну предпочтительно заводить семью с ровней. А вот браки с обычными людьми не желательны… Да и репутация у нее уже тогда была далеко не блестящая… Я и сам все прекрасно понимал, сам захотел такой жизни. Просто не представлял, как быть без… Ты в курсе, что был далеко не первым любовником моей жены?
- Тогда я не знал этого, господин. Сейчас мне многое известно. Даже больше, чем хотелось бы.
- Представляю, - хозяин жестко усмехнулся, на минуту вновь превращаясь в хорошо знакомого мне изверга. – Здорово тебе достается… Она с легкостью идет по трупам… В твоем случае, почти в прямом смысле слова, - безжалостная улыбка вновь померкла, голос зазвучал устало и грустно. – Прости, не очень-то уместный тон в подобных обстоятельствах… Да, ты не меньший рогоносец, чем я, дружек… Ты никогда не задумывался, почему при всех равных условиях, я наказал именно тебя?
- Когда-то да, господин. Сейчас понял, что это уже не важно. Каким бы не был ответ, ничего, ведь, не изменится?
- Ты прав, не изменится. И все же выслушай меня, тогда, может поймешь, почему оказался в том положении, которое сейчас занимаешь… Любой колдун с легкостью умеет считывать мысли. Для этого ему не обязательно общаться с жертвой, достаточно взаимодействия с предметами, которыми человек пользовался или на которые смотрел. В моем доме слишком много следов, эта стерва все прекрасно понимает, но не очень-то меня стесняется… Знает, что у меня не хватит сил тронуть ее… Как был влюбленным болваном, так и продолжаю им оставаться… Да, много следов, много… Твой был особенно сильным… Навязчивым, прилипчивым, словно гнилостный налет… Я видел твои мысли, Вадим. Самоуверенный эгоист, считающий, что по жизни все обязаны только ему. Не очень-то приятная картинка, согласись.
- Вы возненавидели меня, - я сжался, не в силах смотреть на Тимофея Петровича. Боже, как стыдно…
А колдун продолжал распаляться, безжалостные слова сочились ядом злобы и невысказанной боли.
- А как же! Проучить тебя, наслав порчу, было бы слишком легким наказанием. Ты отравил мой дом своей гнилой натурой… Такое не прощается. Я должен был не просто избавиться от тебя, но растоптать, сломать, не оставив от твоей паршивой душонки даже следа… К счастью, в то время моя Лига начала новые исследования. Мы изучали оживление мертвецов в разной степени смерти. Я как Мастер, взял самое сложное задание: оживление недавно умершего. С такими покойничками возникает больше всего проблем, их сложно контролировать… Оставалось только подобрать подходящий труп. Ты пришелся как нельзя кстати. Ну, как тебе моя работа, Вадим?
Я сполз с кровати, упав на колени, и разрыдался, пряча лицо в ладонях.
- Простите, простите…
Как часто мне приходилось произносить эти слова в надежде облегчить очередное наказание? Сегодня я был совершенно искренен… Боже, какой стыд…
- Встань.
Я поднялся, а он… вдруг обнял меня… И от этого стало еще тошнее. Лучше бы ударил…
- Тихо, тихо. Успокойся. Сегодня тебе придется выслушать и не такое…
Жгучий огонь стыда и волнения медленно угасал в непроницаемом бархате его голоса… Тонкие пальцы слегка коснулись моего позвоночника, отчего тело вдруг стало каким-то ватным, чужим. Тимофей Петрович осторожно усадил меня на кровать и подал платок.
- Приведи себя в порядок и садись. Я не закончил, - убедившись, что колдовское воздействие возымело эффект, он продолжил. - Во время оживления произошло кое-что неожиданное. Каким-то образом мне невольно удалось передать тебе часть своей силы. Так, некоторые пустяковые способности, по мелочам. Ты научился закрываться, Вадим.
- Закрываться? Я не понимаю.
- Тебя невозможно прочитать. Как говорят обычные люди: душа - потемки.
- Значит, вы видели меня только до…
- До твоей смерти, Вадим, до твоей смерти. Потом – темнота. Это твой дар. И проклятье одновременно. Если бы я увидел, то, что знаю сейчас, возможно… - колдун остановился и устало взмахнул рукой. – Впрочем, это уже не важно.
- Но то, что Вы рассказали, не объясняет моих видений, господин.
Чуть улыбнувшись, он взглянул на меня.
- Умный мальчик, соображаешь… Скажи, не было ли у тебя в последнее время чувства выпадения из реальности… Будто бы твои мысли, тебе не принадлежат?
- Да, - нехотя прошептал я, чувствуя, как краска вновь заливает лицо. Ощущение было таким, будто бы я школьник, застигнутый родителями за постыдным подглядыванием.
- Когда это случилось в первый раз?
- В день Вашего приезда из отпуска, господин.
Хозяин удовлетворенно кивнул и продолжил расспросы.
- Что именно ты почувствовал?
- Господин, пожалуйста…
- Все в порядке, говори. Так надо.
- Похмелье… Очень тяжелое… И еще чувство будто… Будто меня предали.
Он нахмурился и взял новую сигарету. Несколько нервных затяжек и новый вопрос.
- Что предшествовало этому состоянию?
- Я испугался за Риту. Боялся Вашей мести. Хотел понять, о чем Вы думаете, - голос мой звучал механически, безжизненно. Потрясения сегодняшнего вечера выжгли все чувства… Я лишь одного хотел сейчас: чтобы меня оставили в покое.
- Второй раз был сегодня, так?
- Да, господин.
- Ты вновь захотел понять мои мысли?
- Да.
- Что ты чувствовал сегодня, помимо боли в руке?
- Вы очень сильно устали, господин. Тот разговор у реки, это было тяжело. Очень тяжело. Не очень-то легко говорить откровенно с падалью… Вы и сейчас на пределе.
- Опять читаешь?
- Чтобы понять это, способностями обладать не обязательно, господин.
- Пожалуй, пожалуй… Для новичка, ты неплохо работаешь. Правда, в первый раз, ты мне чуть мозг не взорвал, грубая ошибка. Во второй раз было чуть помягче.
- Вы так и не объяснили, господин.
- Разве? Ах да, точно. Как оказалось, ты перенял и другую способность: считывать чужое сознание. Я не могу сказать, насколько твой талант универсален, но мои мысли ты ловишь очень даже хорошо. Что самое смешное, способность пробудил страх за эту девчонку… Ты же ее почти не знаешь, Вадим… Откуда такая сила?
- Я не знаю… Пожалуйста, господин… Не надо больше.
Он отхлебнул уже остывший кофе и, устало опустив голову, тихо произнес:
- Понимаю, дружек, понимаю… Но только завтра я опять приду в норму и не буду уже таким откровенным... Так что слушай, пока еще есть возможность… В тот самый момент, когда ты подключился ко мне, броня исчезла. Твое сознание больше не тайна. Я многое увидел за эти дни. Ты изменился.
- Было время подумать.
- Да, дурь из тебя я выколотил, это верно.
- Господин, если я правильно понял, Вы стали видеть еще в тот день, когда предложили выкупить Ритину свободу.
- Верно, все верно. Я видел твой страх и твою решимость идти до конца, во что бы то ни стало… Такое редко встретишь… Поступок достойный живого.
- Вы могли остановить все уже тогда.
- Отнюдь, Вадим. Ты мог передумать в самый последний момент. Испугаться, что я действительно покалечу тебя. А мне нужны точные данные. Не обольщайся, я, прежде всего, исследователь, жалость здесь неуместна… Впрочем, хватит. Действительно, пора заканчивать этот вечер откровений. Ступай отсюда.
Я молча поднялся и направился было к дверям.
- Постой. Раз уж ты все рано овладел техникой считывания, пусть и неуклюже, дам совет. Будь осторожен, проникая в чужое сознание. Рискуешь изменить мнение о человеке. А потеряв ориентиры, можно и свихнуться.
- А Вы, господин, - тихо спросил я, не оборачиваясь. – Вы изменили мнение обо мне?
- Ты забываешься, навь. Пошел вон, пока я не решил напомнить тебе, что ты.
***
Beloyrskay (22-го, 49 лет)
