Контроллер – регулятор скорости локомотива. На тепловозе, описанном в рассказе, выполнен в виде автомобильного руля, на электровозе – в виде рычага с нажимом (как ручка мотоцикла с тормозом), двигающегося в горизонтальной плоскости. Машинист тепловоза, когда нужно изменить скорость, поворачивает руль, машинист электровоза – прижимает нажимную ручку к рычагу и двигает его.
Столбы электрификации проносились мимо с двух сторон и отсчитывали миг… миг… миг. То же самое чувствуешь, когда смотришь на бесконечную прерывистую разделительную линию шоссе. В кабине электровоза царил полумрак. Все дребезжало. Создавалось ощущение, что кто-то внизу – большой великан – стучит огромным молотом по полу. Кабину бросало из стороны в сторону. Шпалы, освещенные прожектором, превратились в сплошную бетонную дорожку, а две блестящие рельсы казались неподвижными и гибкими на поворотах, словно нити. И контактный провод, тоже подсвеченный прожектором, извивался на поворотах, словно змея.
Машинист Волков сидел слева в узком старом кресле на металлическом каркасе без подлокотников с невысокой спинкой. Сиденье, как и спинка, были обтянуты холодным дерматином, который на углах уже порвался, и через дырки торчал грязный поролон.
Запах мазута бил в ноздри, но машинисты не обращали никакого внимания. Они смотрели вперед.
Раздался сигнал входящего сообщения – би-и-ип!
- Внимание, ограничение скорости – 90, - объявил женский электронный голос бортового компьютера, которыми оснастили многие локомотивы, собранные еще в Советском Союзе.
Волков левой рукой взялся за ручку контроллера и стал сбавлять обороты, двигая ее от себя. Правую руку он положил на красный тормозной кран.
Раздался сигнал внутри кабины – противный зуммер, который и мертвого разбудит. Волков нажал кнопку «бодрости» у бокового окна, и зуммер умолк.
Волков медленно двигал ручку контроллера, пока стрелка спидометра не упала до 90. Тормозить не понадобилось, и машинист убрал руку с тормозного крана.
- С каких это пор на этом участке ограничение? Тут же прямая.
- С прошлого месяца, - ответил помощник машиниста. Он увидел вдали овальный знак «С», и когда электровоз подъехал ближе, нажал на кнопку гудка. Раздался громкий бас. Во время длинного перегона вся работа помощника машиниста заключалась лишь в том, чтобы давить на кнопку звукового сигнала.
- Ребенку не стоит стоять так близко к путям, - сказал машинист помощнику, когда они пересекли пешеходный переход между рядами частных домов какого-то поселка. Тем более по ночам ходить по путям.
- Какому ребенку? – спросил помощник, встал со своего сиденья и посмотрел по сторонам. Но локомотив уже промчался мимо.
- Там, стоял на рельсах, ты что не видел?
- Нет. Я никого не заметил. Но ты прав. Не стоит детям играть на железной дороге. Тут ограничение из-за того, что на этом участке люди чаще всего попадают под поезда. Как раз мою позапрошлую смену встречный товарняк сбил мальчишку, который клал монетки на рельсы, представляешь?
Волков не ответил.
А обычно ты в какое направление ходишь?
- Западное, - ответил машинист.
Десять минут они ехали молча.
Снова раздался сигнал входящего сообщения и голос диспетчера объявил.
- Состав триста тридцать седьмой, машинист Волков, стрелка – входной сигнал зеленый, выходной сигнал зеленый.
Волков взял телефонную трубку под левой рукой и повторил:
- Состав триста тридцать седьмой, входной зеленый, выходной зеленый. Машинист Волков.
- Верно, выполняйте.
Волков положил трубку.
- Что за станция? – спросил помощник машиниста и сам же ответил: - А это 1970 километр.
Железнодорожный состав прогрохотал мимо погруженных во тьму домиков, в некоторых горели по одному одинокому окну тусклым из-за грязных окон светом.
Когда поезд прошел выходной зеленый сигнал сменился красным, и на станции вновь стало тихо.
Помощник машиниста Иван Яблонев оказался невысоким парнем с редкими усиками на лице и пушком вместо щетины на подбородке. Это был их первый совместный рейс.
- Сдавать локомотив вместе с составом будем в Бердяуше? – спросил он, когда увидел встречный поезд. Он щелкнул тумблером дальнего света, и прожектор погас. бегущее железнодорожное полотно погрузилось во тьму. Лишь два тусклых лучика габаритных огней освещали его слабым светом. Он нажал кнопку звукового сигнала, приветствуя встречный состав, затем включил прожектор, и снова повторил сигнал, как обязывают правила: сигналить перед хвостом встречного поезда.
Они молчали, пока не проехал встречный поезд, ибо грохот стоял неимоверный.
- Не знаю, - сказал машинист, когда все стало тихо. Мне кажется, сдавать локомотив будем в Златоусте.
- Это плохо, после Кропочево я уже хочу спать, а следующая узловая станция – Бердяуш. Между Бердяушем и Златоустом еще километров восемьдесят, но может, будем идти еще час без остановки.
Они еще какое-то время ехали
Волков закурил сигарету и отдался такту движения, расслабившись в кресле.
Вскоре они увидели огни. Далекие, зовущие, манящие своим уютом и теплотой. Где-то там дома, а в домах уютные комнаты, где тепло и светло, где мирный сон и спокойствие.
Волков вывел контроллер на нейтраль и позволил составу катиться в режиме рекуперации. Пока электровоз шел без нагрузки, он не потреблял электроэнергию, а отдавал ее. Затем Волков правой рукой стал медленно поворачивать тормозной кран и нажал кнопку спуска песка. Плавное торможение началось резким ударом – это груженые вагоны налетели друг на друга и своей тяжестью попытались толкать локомотив. Кабину наполнило громкое шипение, словно за дверью в машинное отделение притаилась огромная змея.
Дублер светофора в кабине загорелся красной лампочкой.
Би-и-ип!
- Внимание, состав триста тридцать седьмой, машинист Волков. Входной сигнал зеленый тринадцатый путь, выходной сигнал красный. Остановка по знаку.
Волков снял трубку и повторил команду.
- Верно, выполняйте.
Состав продолжал медленно катиться среди стоявших на приколе вагонов и пустых спящих локомотивов, мимо построек и заборов. Иногда кабину наполнял голос громкоговорителя путевого дежурного.
Перед знаком «остановка локомотива» машинист закрыл тормозной кран до упора. Колодки заскрипели, зашипели, и состав, дернувшись, замер.
Помощник машиниста открыл боковое окно и выглянул в ночь, наполненную светом ярких прожекторов, светом зеленых, красных и синих сигналов светофоров, паровозными гудками и отдаленным перестуком колем.
Отдыхая, локомотив прекратил напрягаться, и звук электродвигателей утих.
- Все, - объявил помощник машиниста, глядя вдоль состава. Вагоны, подсвеченные прожекторами, тянулись, уходя в бесконечность. – Приехали.
- Ждем, - сказал Иосиф Волков, стало ясно, что скорой отправки не будет. Путевой обходчик с маленьким молотком на длинной тонкой рукоятке с фонарем появился из-за оцепленного состава. Иван открыл окошко и выглянул, приветствуя коллегу.
- Башмаки ставить? – спросил он.
- Не! Мы стоим полтора часа.
- Отлично. Вас проверить? – спросил путевой обходчик, выдыхая клуб пара. Ночка выдалась прохладной. Оранжевая светоотражающая майка поверх бушлата отражала свет прожекторов на козловых опорах, перекинутых через все пути.
- Да, не мешало бы, - ответил Иван.
- Ну, тогда я пошел, - сказал обходчик. – Увидимся на той стороне.
- О’кей. – Иван закрыл окно.
Иосиф выключил основное освещение в кабине электровоза и оставил дежурное. Основное освещение из-за грязных плоских плафонов итак казалось темным и мрачным, а одна тусклая лампочка да подсветка приборов совсем погрузили все в полумрак. Эта обстановка способствует сну, но машинисты спать не будут. Это точно.
Иван старался не называть машиниста по имени, и на «вы» тоже, хоть он и был моложе его всего на пять лет. Иосифу было тридцать пять, а Иван год назад выучился на машиниста тепловоза и еще полгода переучивался на электровоз. Когда-нибудь он тоже станет машинистом. Избегая редкого имени напарника и уважительное обращение, он Иван Яблонев просто спросил:
- А что самое страшное, что тебе довелось видеть на железной дороге? Или может быть странное?
Иосиф задумался. Отопитель мерно и монотонно гудел, нагнетая волны теплого, почти горячего воздуха в кабину, от чего было жарко и сухо.
- Страшное? – задумчиво проговорил Иосиф. – Я никогда не сбивал людей, овцу разве что и то один раз, будучи помощником на тепловозе, но не более. Хотя, страшное тоже было. Это было давно, я был еще маленький. Помню, открыл глаза и вижу отца, вот как сейчас тебя. Лежал на нижней полке купе, а отец на противоположной верхней. Лежит на животе и смотрит в окно, говорит:
«Где мы?»
«Стоим»? – это была мама с верхней полки надо мной. А я смотрю и вижу, что моей сестры здесь нет. На соседней нижней полке лежит только ее смятая постель. Я хочу сказать об этом родителям, но молчу. Сам выглядываю в окно. Мне тогда было восемь лет, и я испытал страх. Вижу степь в тумане. И соседний путь. Он был какой-то ржавый и старый с деревянными шпалами вместо бетонных. Даже такой малец, как я, понимал, что здесь что-то не так. Отец слез с полки и открыл дверь в коридор, я пошел за ним. Мы прошли к проводнику, но его там не оказалось. Мы вышли в тамбур и увидели, что дверь из вагона открыта. Отец вышел и осмотрелся в тумане. Я вышел за ним, и мы увидели, что наш вагон оцепленный. Стоит один в степи, а вокруг никого. И состава нет. Мне уже было достаточно лет, чтобы понимать, что один пассажирский вагон, находящийся в середине состава не мог отцепиться и остаться стоять в одиночестве на путях. Такого просто не бывает. Неизвестно сколько мы простояли тут после того, как нас оставили, а я был уверен, что нас просто оставили. Намеренно. И тут мы услышали паровозный гудок. Клянусь богом, это был паровоз. Большой зеленый со звездой впереди. Разгоняя плотный туман своими фонарями, он проехал по встречному пути мимо нас, и вагоны за ним тянулись старые, не с двумя колесными парами на одной вагонной тележке, а с одной парой. Он тянул товарные вагоны. Двери вагонов были открыты, и в них стояли люди. Они тянули к нам руки. Только это были не люди, а мертвецы. Оголенные, лишенные плоти черепа, и иссушенные смертью руки, тянувшиеся к нам. И вот за товарными вагонами идет вагон пассажирский. Тоже старый, по одной колесной паре на тележке. И я вижу сестру в окне. И других людей тоже. Они смотрят в окна по сторонам, мужчины, женщины, старики, дети. Но только не моя сестра. Она смотрит на меня. Она единственный пассажир этого вагона, который встретился со мной взглядом. Я хотел позвать отца, сказать ему, что Маша в этом странном поезде, сидит в том вагоне, но он не обращает на меня никакого внимания. И он не увидел ее. Поезд проходит мимо, и я вижу, что вагон с моей сестрой – последний. Он уходит в тумане. Это был сон.
- Сон?
- Да, сон. Кошмар. Но он не закончился с моим пробуждением. Я открыл глаза и обнаружил себя в больнице. Ничего не помнил. Лишь потом восстановил свою память из рассказов. Но прежде ты спросишь меня о чем-то, я скажу, что после пробуждения, вспомнил еще одну деталь. Видел мать, которая тоже вышла из нашего вагона. Пока я смотрел на сестру в окне этого странного поезда, мама вышла из вагона и побежала за уходящим поездом. Она была в белой ночной рубашке, как в той, в которой обычно ходила перед сном дома. И она запрыгнула на подножку вагона и уехала от нас на этом поезде.
Отец объяснил мне, что с нашим поездом, в котором мы ехали на юг отдыхать (родители ехали в отпуск), произошла катастрофа. Два пассажирских поезда встречного сообщения поравнялись друг с другом волею судьбы в месте, где произошла утечка природного газа из трубопровода. Дуга электровоза дала искру на стыке проводов – бум! И все в огне. Сестра погибла. Ее не смогли вытащить из горящего вагона, она пошла в туалет. Мама тоже умерла. Но позже. В больнице от ожогов. Она пыталась спасти сестру. Отец не спасал ее. Он спас меня. Вот такие дела. Новосибирск–Адлер и Адлер-Новосибирск. Это случилось…
- Третьего июня восемьдесят девятого, - закончил фразу Яблонев. – Каждый машинист знает подробности самой страшной железнодорожной катастрофы.
- Там я и был.
Иван больше ничего не спрашивал, посчитал неуместным, а Иосиф замолчал. Но вскоре Иван спросил:
- А еще?
Иосиф медленно повернул голову налево, чтобы посмотреть на помощника.
- Еще? – удивленно, но с толикой фальши спросил Иосиф. - Еще?
Иван кивнул.
- Есть один случай. – Иосиф тоже кивнул. - До отправки еще далеко. Есть время для еще одной истории. – Он посмотрел на часы. – Еще одной истории до полуночи, только чтобы не соскучиться. На этот раз она произошла на самом деле, а не во сне. Но я также был участником. Эта история началась здесь, на станции Бердяуш. Это было путешествие наполовину захватывающее, наполовину страшное. Помню, была ночь, в точности, как эта. Я тогда был
помощником машиниста тепловоза. Иосиф работал в паре с матерым Женькой Черновым. Ветка стратегическая и соединяла две электрифицированные ветки, которые шли параллельно на удалении почти трехсот километров. По этой ветке дизельные поезда таскали товарные составы с углем, лесом и жидким топливом. На станции Бердяуш, когда поезда погружались в сумерки, Чернов и Волков прицепились к составу с двенадцатью вагонами с углем и пятнадцатью с нефтью. Еще пять контейнеровозов, семь вагонов со щебнем, два с лесом и пять товарных. Два огромных тепловоза раздувались на всех парах. Дизель молотил, выбрасывая клубы сизого и черного дыма в вечерний воздух и без того пропахший мазутом. Башмачники, переговариваясь по рациям, спустили состав с башмаков, закрепили шланги тормозной системы.
И вдруг, когда обслуживающий составы персонал ушел, появилась она.
Стоя у кабины с левой стороны, со стороны помощника машиниста, Иосиф не сразу услышал ее голоса. Он сидел на своем сиденье тепловоза и смотрел вперед, на уходящие в темноту рельсы, подсвеченные бликами фонарей, на зеленый и красный сигналы светофоров, слушая тепловозные гудки и перестук колес. Громыхание вагонов трогающего состава и скрипы тормозов. Переговоры по громкой связи путевых диспетчеров, объявление о прибытии и отправлении пассажирских поездов.
Иосиф сидел, высунув в открытое окно левый локоть.
- Эй! – ее голос среди шума железнодорожной станции, словно пение соловья среди рева тигров. – Эй!
Иосиф посмотрел в окно и увидел девушку. Она стояла у самого тепловоза и глядела вверх в окно кабины машиниста, улыбаясь и хлопая длинными черными ресницами. Верхние веки она подвела голубыми тенями, а губы блестели розовой помадой. Ее светлые кудрявые волосы слегка развевались от ночного ветерка, который сквозняком дул между стоящими на путях железнодорожными составами. В легкой светлой ветровке и короткой черной юбке она замерзла в эту прохладную ночь. Коленки в светлых колготках она чем-то испачкала, наверное, мазутом, когда пролезала под вагонами или перелезала через тормозные площадки, какими оборудованы некоторые товарные вагоны, цистерны и вагоны для щебня, и сыпучих. Большие кольца-сережки блестели от прожекторов.
- Привет! - крикнул Иосиф, стараясь перекричать шум двигателя. Тепловоз гудел на холостых оборотах. Дизель крутил генератор и заряжал тепловоз электричеством. Сейчас, во время стоянки двигатель работал мерно, негромко с перекатывающимися звуками. – Ты что тут делаешь?
- Вы поедете на север? – спросила она.
Они действительно ждали разрешающий сигнал, чтобы двинуть состав на север. Как она узнала? Наверное, поняла, что тепловоз потянет состав не по электрифицированной магистрали, а по однопутке, уходящей на север.
- А что? – спросил Иосиф.
- Возьмите меня с собой? Мне надо в Нязепетровск. Вы ведь наверняка до Дружинино идете.
Девушка оказалась очень осведомлена, видимо так путешествовала уже не в первый раз.
- Пожалуйста, а то у меня денег нет, да и пассажирский пойдет только завтра вечером.
Действительно, насколько Иосиф знал, пассажирский поезд по этой ветке ходит раз в сутки.
- Я в задней кабине просто посижу.
- А если мы останавливаться там не будем? – крикнул Иосиф.
- Я раньше выйду, сбавите скорость и все. Ну пожалуйста.
- С кем ты там говоришь? – спросил Чернов.
- Да, девица какая-то, просит ее подвести.
- Что? – Чернов встал со своего сиденья, открыл дверь и вышел в моторный отсек. Там он открыл входную дверь тепловоза и появился на площадке. – А тебе куда?
- В Нязепетровск.
- Извини, не могу. Не положено.
- Да никто не узнает. Там же нет крупных станций. Мне вправду нужно уехать, ну пожалуйста.
- Ладно, - сдался Чернов, оглядываясь по сторонам, не идет ли кто. – Полезай в заднюю кабину, там открыто.
Волков усмехнулся и покачал головой.
- Спасибо. Я в долгу не останусь, - подмигнула она и пошла по щебню вдоль тепловоза, урчащего, словно живот огромного дракона. Она миновала первую секцию локомотива, прошла вторую и залезла в кабину.
- У нас будут неприятности, - сказал Волков, когда Чернов вернулся в кабину.
- Не будут. Будет сидеть тихо. Уверен, ночью проследуем почти без остановок, даже встречных ждать не придется.
Вскоре раздался сигнал вызова по радиостанции, и поезду разрешили отправление. Включился зеленый сигнал светофора. Чернов снял состав с тормозов и стал медленно поворачивать штурвал контроллера. Волков нажал на кнопку подачи звукового сигнала. Тепловоз возвестил грубым басом свое отправление и плавно тронулся с места, дизельные двигатели заревели под нагрузкой, в унисон с ними заурчали электродвигатели, которые и толкали состав. Генератор гудел, работая от дизельных моторов, вырабатывал электроэнергию, электрические двигатели ее поглощали и крутили колесные пары тепловоза. Еще небольшой поворот штурвала, и якоря электродвигателей вращаются еще быстрее под нагрузкой. Состав разгонялся. Мимо проплывали железнодорожные строения, заборы, электровозы, ожидающие очереди на отправку, готовые по зеленому сигналу сорваться в путь. Состав проплыл под автомобильным мостом, и рельсы стали уводить его на север.
Станция Бердяуш осталась позади. Станции Жукатау и Чеславка проехали без остановки, а на станции Куса состав остановился. Девушку не было видно – она мышкой сидела в кабине второй тепловозной секции. Стоять пришлось двадцать минут, пока ждали встречный состав. Им оказался зеленый маневровый тепловоз, который тянул за собой пару цистерн и платформ, а так же три грузовых вагона и один товарный. Стрелку перевели – путь впереди снова оказался свободным, и состав Чернова снова двинулся по однопутке на север вдоль Уральских гор. Локомотив несся сквозь ночь, освещая центральным прожектором себе туманный путь, разрезая лучом тьму, словно мечом. Он выпускал клубы сизого дыма, в лунном свете который растворялся в темноте. В ночи. В пространстве. Исчезал без следа, а за освещенным локомотивом темной змеей тянулись вагоны.
Когда я был молодым, жизнь для меня была игрой.
Иосиф запомнил, что именно эту фразу задумчиво произнес Чернов, когда положил на рычаг телефонную трубку радиостанции.
- Злаказово проходим на зеленый без остановки. На территории Башкирии в Ургале нам окно. Разъезды Азям и Ураим тоже. Следующая станция Нязепетровск. Так что два часа будем идти без остановки.
Чернов стал со своего сиденья, убрал руку со штурвала контроллера.
- Держи скорость восемьдесят, не больше. Сбавляй на поворотах до семидесяти и не забывай подавать сигналы. Если вызовет диспетчер, скажи, что я в дизельной. Скажи компрессия снизилась, я клапан смотрю. И вызовешь по внутренней. Понял?
- Ты куда? – спросил Волков.
- Пойду, проверю нашу пассажирку. Как там она?
- Эй, нельзя покидать кабину!
- Успокойся, ты справишься. Я управлюсь за пол часа и… - Чернов улыбнулся. Раздался сигнал противного зуммера, и он ударил кулаком по грибовидной кнопке красного цвета, и зуммер умолк. – Не забывай про кнопку бдительности.
С этими словами он вышел из кабины, распахнув дверь, и с грохотом закрыв ее.
Помощник машиниста Иосиф Волков остался один. Он в отличии от Чернова не носил униформу. Из всей атрибутики железнодорожника у него была только оранжевая светоотражающая майка, но не более, и то валялась они где-то в ящике с инструментами. Волков медленно встал с сиденья помощника и пересел на место машиниста, взялся за штурвал контроллера. Кабину наполняло душное тепло, которое гнал отопитель, и Волкову от волнения стало жарко. Он поправил на себе грязную белую футболку, вытер потные руки о штаны. Его ладони мгновенно вспотели, когда он прикоснулся к штурвалу контроллера.
* * *
Волков уснул и увидел сон. Он видел во сне… он не смог вспомнить, что именно, но точно осознал, что уснул. Противный зуммер разбудил его. Волков ударил кулаком по кнопки бдительности, и зуммер умолк. Если не нажать, то через несколько секунд автоматически сработают тормоза. Вы никогда не замечали, когда поезд вдруг ни с того ни с сего начинал тормозить, а потом снова разгоняться? А впереди даже не было светофоров. Волков начал клевать носом уже после Злаказово. А сейчас? Где они сейчас?
Он задремал, поставив правую руку на подлокотник сиденья у бокового окна, водрузил голову на раскрытую, словно кувшинка в полнолуние ладошку и – вуаля. Подумал, что закроет глаза на пару секунд, всего на пару секунд. Думал, что не уснет, но уснул.
За ветровым стеклом освещенные прожектором пара рельсов и сливающие в сплошной поток причудливой реки шпалы исчезали где-то под тепловозом. Монотонный гул, громкий, но мелодичный только способствовал сну. А еще укачивание, словно в колыбели. Кабину шатало из стороны в сторону. Это вам не пассажирский вагон! Колесные пары терлись о рельсы со страшным скрипом. Волков бросил взгляд на спидометр. Прибор, показывающий скорость, располагался не на центральной панели приборов справа от штурвала контроллера, а наверху в правом углу кабины, справа от ветрового стекла. Это был не тот прибор, какой встретишь в грузовике. Этот прибор походил на прибор, измеряющий силу тока или сопротивление. Серый металлический ящик висел рядом с дублером светофора. Полуовальное стекло, стрелка, которая двигается лишь по трети окружности, и сухие цифры. Скорость подвижного состава достигла сто девять километров в час. Поезд катился под гору.
- Черт! Дьявол! – Волков стал снижать обороты синхронного электродвигателя, который приводил ведущие колесные пары тепловоза, поворачивая штурвал вправо. При этом он опасался тормозить пневматическим тормозом. Вдруг груженые вагоны, особенно последние, по инерции надавят на первые вагоны, и тогда состав уйдет под откос.
Раздался сигнал вызова от диспетчера по радиостанции.
- Чернов! – голос в динамике.
Волков снял трубку.
- Помощник машиниста Волков.
- Где, черт возьми Чернов?
- Пошел проверить клапан во второй секции. Кажется пропадает компрессия.
- Какая нахрен компрессия? Останавливайте состав, срочно! Вам навстречу идет ракетовоз!
- Что?
- Военный секретный поезд ПВО и со стратегическими межконтинентальными ракетами.
- Какой?
- Что не видел их ни разу? – раздраженный голос диспетчера участка. - Их состав ходит с крутым односекционным двухкабинным тепловозом, а вагоны похожи на рефрижераторы. Оцинкованные такие. Тормозите! Сейчас же!
Волков прогнал сон, его как рукой сняло. Или это диспетчер его прогнал. Иосиф слышал про такие поезда. Ходят по таким однопуткам, по старым заброшенным веткам. В случае тревоги или угрозы крыша вагона с помощью пиропатронов откидывается, и охлажденная встроенным в вагон рефрижератором межконтинентальная ракета с ядерной боеголовкой поднимается на направляющих с гидравлическим приводом и устремляет свой нос в небо. Два офицера в штабном вагоне, замаскированном под такой же мясной рефрижератор с караулом вооруженных солдат, поворачивают ключи одновременно, вводят код, и ракета летит в Америку. Ни один спутник-шпион не отличит поезд с ракетами от поезда с мясом или с углем. Сверху из космоса все подвижные железнодорожные составы кажутся одинаковыми, пассажирские, товарные, военные. Сверху не понятно, и никто не знает, перевозит поезд старых бабушек, ездивших в райцентр на пригородном поезде на барахолку за рассадой, или же поезд перевозит межконтинентальные ракеты.
- Но нам сказали до самого Нязепетровска у нас окно! – кричал в трубку Волков.
- Эти поезда ходят вне расписания и вне графика. Он должен был стоять на станции Сказ двое суток, но им пришел пакет от верховного главнокомандующего, совершить марш куда-то там, - вещал диспетчер. - Они уже прошли Нязепетровск и движутся в вашу сторону. Вам приказываю – Стой. И полный назад. До разъезда Азям. Там его переждете.
- А в Ураиме нельзя его переждать? – спросил Волков.
- Ты дебил что ли? Они уже прошли Ураим и теперь несутся на всех парах в вашу сторону. Они в курсе, что вы у них на пути. Теперь шагом марш до разъезда позади вас. Разъезд впереди занят.
- Понял, выполняю. – Волков повесил трубку радиостанции и снял с крючка микрофон внутренней связи и закричал: - Чернов! Чернов! Впереди военный поезд, нам надо остановиться и реверсировать до Азяма!
Ответа не последовало.
- Эй, Чернов! Чернов! Женька!
В ответ тишина.
- Ублюдок! – Волков швырнул микрофон, но он отлетел только на длину провода и повис, стукаясь о панель приборов и болтаясь на проводе. Он вспомнил первые слова преподавателя: При любых нештатных ситуациях главное – это не паниковать.
Волков повернул штурвал контроллера в нулевое положение, и теперь состав катился сам по себе без тяги, но и без торможения. Тормозить просто так тоже нельзя. Легко повернуть тормозной кран до упора, и что тогда? Поезд сложится в гармошку и уйдет под откос. Большинство вагонов за тепловозом уже выработали свой ресурс, а многие уже подверглись капитальному ремонту. Ха, капитальному ремонту, в рот мне ноги! Лучше б не ремонтировали! Только опытный машинист… даже не опытный, а опытнейший, может почувствовать весь состав и все пятьдесят два вагона позади него, и знать как тормозить.
- Эй Чернов!
Сколько до Ураима? Километров тридцать. Они прошли его только что, значит, до встречного поезда километров двадцать. Так что есть время. А была, ни была.
С этими мыслями Волков повернул тормозной кран совсем немного, и услышал знакомый, приятный уху звук торможения. Шипение от трения тормозных колодок о колесные пары
Чернов бы уже прибыл в кабину, если б он слышал все по громкой внутренней связи. Значит, она не работает, где-то провод оборван. Волков посмотрел вперед. Скорость поезда падает, впереди прямой участок. Он успеет туда и обратно.
Помощник машиниста покинул кабину.
Пробежать моторный отсек и перейти в соседнюю секцию тепловоза ему составило всего тридцать секунд. Узкий проход, тяжелые двери между секциями на переходной площадке, и вот он уже в задней кабине. Распахнул дверь и увидел…
Увидел все.
Девушка лежала на спине с закрытыми глазами между сиденьями машинистов, а Чернов сидел на корточках перед ней. Он увидел Волкова, посмотрел на него снизу вверх. Лицо его искривилось в гримасе ужаса или страха, сквозь которые проступали эмоции гнева. Волков понял: гнев был вначале, теперь в глазах остался только ужас и страх… страх за свое будущее.
- Что ты наделал? – произнес Волков. Чернов поднялся на ноги. Его синий китель машиниста валялся на полу, голубая рубашка была расстегнута и вылезла из брюк. На щеке зияли три параллельные царапины.
- Я не виноват, сучка сама напросилась. Вначале заигрывала со мной, потом решила продинамить. Она же сама хотела, ты же видел. – Чернов протянул к Волкову руку. Тот снова посмотрел на девушку и увидел, как ее волосы пропитываются кровью. У нее рана на голове.
- Ты что наделал. – Он присел и потрогал шею, затем руку. – У нее пульса нет. Ты что с ней сделал?
Теперь Волков смотрел на Чернова снизу вверх.
- Да нихрена я с ней не делал!
Волков бросил взгляд на ее задранную юбку. Чернов проследил за его взглядом и сказал:
- Она флиртовала, виляла жопой, терлась, как сучка. А потом оттолкнула, сказала мол хватит. Даже поцеловала. А потом сказала: «тебе хватит». Тебе хватит! Представляешь? Ты можешь себе представить? После всего этого сказать мне «хватит»! Можешь себе это представить?
- Все, что я могу представить, это как ты отправишься за решетку, - произнес Волков.
- Нет, - замотал головой Чернов. - Нет. Никакой решетки. Я в тюрьму не сяду из-за какой-то потаскушки, которая тайком забралась в кабину. Ты ведь ее не видел. Никто ее не видел. Остановим состав, скинем на рельсы. От нее мокрого места не останется. Положим ее вдоль рельсы. Мясо на путях в этой глуши – обычное дело, даже никто внимания не обратит. Оборудование местных диспетчеров не позволяют зафиксировать остановку поезда. Мы же у черта на куличиках. – Чернов брызгал слюной и теребил свою белую майку, хватая себя за грудки. – Даже если эту шлюшку найдут, никто ничего не узнает. Здесь часто ходят поезда, за штурвалами которых еще те забулдыги. В Злаказово есть свое депо из дрезины и маневрового тепловоза. Тамошний машинист полный алкаш. Он садится за контроллер только пьяный. Почему? Да потому что никто кроме него не может завести этот древний маневровый тепловоз, который заходит вглубь тайги, откуда тягают лес. Он знает его вдоль и поперек, каждую детальку, каждую шайбочку, разговаривает с ним, когда ловит «белочку». Поэтому его не увольняют. Дешевле держать старых алкашей, которые знают старые тепловозы, чем нанять новых специалистов, которые не чувствуют древнюю технику и завалить все дело на корню. А новые локомотивы местным железнодорожным бизнесменам просто не по карману или они просто жмутся.
- Зачем ты мне все это говоришь? Ты убил девушку.
- Случайно! Я не хотел, ясно? Я к тому, что на этой ветке всем на все насрать. Тут работают одни забулдыги, которых держат лишь потому, что сюда никто не хочет идти работать, а раньше в СССР все шли работать туда, куда им скажут! И теперь все через жопу в этой проклятой стране! А ты сообщник.
- Что? – возмутился Волков. Только его голос не казался возмущенным. Испуганным – да.
- Ты тоже нарушил правила, как и я, впустив на борт локомотива постороннего. Ты грубо нарушил инструкции, когда не доложил диспетчеру о поведении машиниста, способствующего нештатной ситуации. Твое бездействие может привести к крушению.
- О, черт, литерный! Я совсем о нем забыл! – воскликнул Волков. Он прислушался. Шипение тормозов прекратилось. Гидравлический привод тормозов устроен так, что если отпустить тормозной кран, он сам постепенно вернется в исходное положение, и торможение состава прекратится. Поэтому машинист должен постоянно поддерживать тормозной кран закрытым, иначе он снова откроется.
- Какой? – спросил Черной, на миг успокоившись, но все еще тяжело и раздраженно дыша.
- Литерный поезд. С ракетами. Ты что меня не слышал? Я же вызывал тебя по внутренней связи. Нам навстречу идет военный подвижной состав.
- Чушь собачья, я на этой ветке вот уже восемнадцать лет. Ракеты перестали тут курсировать лет двадцать назад, когда распался Советский Союз. Эти поезда еще курсировали какое-то время, но после распада Советского Союза все ракеты распилили на металлолом!
- Видимо, новый состав пустили.
- О чем ты говоришь?
- Я говорю о том, что мы на однопутке, а навстречу нам движется литерный поезд. Нам приказано остановиться и дать полный назад до разъезда.
- Какого хрена!
- Вот и я про то же, а у тебя в кабине мертвая девушка.
- Черт! Дьявол! – Чернов рвал и метал по кабине. – Сколько у нас времени?
Волков бросил взгляд на спидометр:
- Не знаю, может десять минут. Тот машинист знает, что мы у него на пути. Он идет вне всяких графиков и вне расписания. Ему сам Медведев дает указания через министра путей сообщения!
- Говорила мне мама, иди в бухгалтера, сейчас бы работал на министра финансов – начальника сбербанка! – Чернов схватился за голову. – Вываливай ее!
- Что?
- Я сказал, вываливай. Она расшиблась насмерть. В этом поезде много солдат. Кто угодно мог подцепить шлюху и потом скинуть ее. Живо!
- Нет, я в этом участвовать не буду.
- Что ты сказал?
- Я честный человек.
- Ты дебил что ли? Нас посадят!
- Это тебя посадят, а меня всего лишь уволят. Все равно не хочу водить эти дурацкие поезда.
Чернов закричал. Он задрал вверх голову и разинул рот. Между зубов тянулась слюна. Руками он разорвал на себе белую майку, обнажив волосатую грудь. И продолжал кричать. Желтые зубы вибрировали от вопля и противного зуммера, который раздался через динамики. Тепловозные секции были связаны всеми системами, как сиамские близнецы, и с диким ревом Чернов опустил кулак на грибовидную кнопку.
- Что было дальше? – спросил Иван Яблонев. Вокруг словно все замерло. Свет прожекторов итак был неподвижным, но вокруг замерло и все остальное, присущее железнодорожной узловой станции. Замерли светофоры, подсвечивая пространство красным светом. Высокие светофоры светили красным, низкие – синим. Замерли вагоны. Замерло все. Даже голоса дежурных по вокзалу умолкли. Иосиф Волков помолчал, потом продолжил свой рассказ.
- Когда он нажал кнопку бодрости, то посмотрел на меня…
Он посмотрел на него такими дикими глазами, полными ненависти и злобы, и отчаяния. Когда Чернов спрятал руку за спину, только тогда Волков вспомнил, что тот носит на поясе. К ремню Чернов пристегивал ножны с большим охотничьим ножом. Он достал его.
В кабине машиниста обычно царит полумрак, разгоняемый подсветкой приборов. Задняя кабина же подсвечивалась еще плафоном на потолке, который включался тумблером на стене у выхода. От желтого из-за грязи и времени мутного толстого стекла исходил тусклый свет. И в этом свете блеснуло длинное в семнадцать сантиметров лезвие, и широкое в три сантиметра. Клинок украшала глубокая почти во всю длину канавка кровотока. У основания это лезвие было шириной сантиметров пять не меньше, а само лезвие остро заточено, не иначе. Чернов крепко сжимал рукоять, оснащенную упором для пальцев. Это был не сувенир, не инструмент охотника или мясника. Это было настоящее орудие убийства.
Холодное оружие.
Волков побежал.
Чернов разорвал на себе остатки майки, и сбросил рубашку, по пояс голый побежал за своим помощником по узкому машинному отделению. Татуировки на плечах и груди зашевелились, словно медузы, плавающие на поверхности моря.
Стрелки приборов замерли. Вольтметр, амперметр, омметр, приборы температуры воды и давления масла, тахометр и спидометр – все замерло, а состав летел вперед.
Дизель вращал коленчатый вал, тот приводил в движение ротор генератора. Обмотка статора получала электроэнергию и питала электродвигатель, якорь которого вращался, приводя в движение ведущие колесные пары. Перед тем, как покинуть кабину, Волков позволил составу катиться под гору без тяги. Но спуск оказался затяжным, и состав набрал скорость.
И вокруг грохот, грохот и грохот.
Рев.
Задевая голыми плечами за решетку, отделяющую проход от моторного отсека, Чернов бежал за помощником.
- Дальше передней кабины не убежишь, щенок! Ха-ха-ха! – вопил он, стараясь перекричать рев двигателей. Он бежал, держа нож в руке, занеся ее над головой. – Я всем скажу, что это ты захотел отодрать эту шлюху, и случайно убил ее, а потом подговаривал меня избавиться от тела! Но я был неприступен, ты даже пытался убить меня!
Волков распахнул дверь переходной площадки второй секции тепловоза, вышел на площадку, открыл дверь первой секции, нож угодил ему под лопатку.
- Айя-айя! – выдохнул он и упал вперед.
Чернов, держа, окровавленный нож, захлопнул одну дверь, вступил на шатающуюся площадку между секциями локомотива, свободной рукой удержал другую дверь и ступил на твердый пол первой секции тепловоза.
- Пришла пора, - произнес полуголый машинист среди скопившегося за десятилетия мазута и масла. Среди ржавчины и блеска стали. Среди сетки и угловой каркасной стали. Как и кабину, заднюю площадку тепловоза мотало из стороны в сторону. Рессоры тут не как у вагонов СВ. Запомните это!
Волков пополз вперед, ставя руки в грязь, в мазут на железном полу. Он встал и снова побежал вперед. Чернов устремился за ним. Волков распахнул внутреннюю дверь кабины и ввалился в нее, оперся руками о приборную панель. Следом влетел Чернов.
- Все! – сказал машинист своему помощнику. – Беготня закончилась, пора умирать.
- Нет, - сказал помощник машинисту. – Нужно увеличить скорость.
С этими словами Волков дотянулся до штурвала и повернул его налево до упора. Электродвигатели взревели. Дизель взвыл. Взвыл и зуммер бодрости. При резком изменении скорости всегда подается такой сигнал.
Локомотив дернулся из-за резкого скачка напряжения в сети электродвигателя. Штурвал контроллера – это по сути дела – электрический реостат, регулирующий сопротивление в сети. Только не в виде движка по обмотке, а виде обычного автомобильного руля. Сопротивление упало, повысилось напряжение. Якорь закрутился быстрее, колесные пары завращались с еще большей угловой скоростью. По инерции Чернов подался назад, потерял равновесие и ударился спиной о внутреннюю дверь. Нож он все еще держал над головой. Волков выиграл время.
Раздался сигнал вызова по радиостанции диспетчером.
- Датчики фиксируют движение, вы что, не остановились? Стоп! Назад, мать вашу! Полный назад вашу мать! – раздавалось в трубке.
Чернов, наконец, удержал равновесие, устремил взор вперед. Волков стоял перед ним спиной к ветровым окнам в своей грязной белой футболке и черных трениках с серыми лампасами – настоящий мудак! Прямо раздолбай, а не помощник машиниста. Кровь текла по его спине, пропитывая рваную футболку.
Пришло время пустить поезд под откос, подумал Чернов, видя в окно приближающийся навстречу прожектор встречного локомотива.
Волков обернулся и закричал. Но не потому, что увидел стремительно приближающийся к ним встречный поезд. Тот машинист уже среагировал, и из-под колес его локомотива уже сыпались искры. Он даже выключил прожектор, чтобы не ослепить встречного. Волков кричал, потому что нож Чернова уже торчал в его спине.
Иосиф замолчал. Иван тоже молчал, ожидая продолжение рассказа. Наконец он не выдержал и спросил:
- И что было дальше?
Волков усмехнулся, но не ответил.
- Поезда столкнулись? Было крушение.
- Да было. Но до столкновения, Чернов снова попытался убить меня. Он вынул нож из моей спины, но я из последних сил ударил его огнетушителем. Затем я выскочил на площадку, открыл дверь и спрыгнул. Мне повезло, что я ничего себе не сломал. Помню лишь то, что катился кубарем. Встречный локомотив был легче, всего одна секция, поэтому мы сбросили его с рельсов, как игрушечного. И несколько вагонов. Благо ракеты шли в середине. Все солдаты посыпались с полок, как мне сказали. Вагон караула тоже сошел с рельсов, как и наш тепловоз. Хорошо, на данном повороте не оказалось насыпи, и составы просто сошли с рельсов, не переворачиваясь. Тогда чудом никто не погиб. Военные машинисты успели убежать в заднюю кабину. Я чудом остался жив. Как выяснилось, девушка тоже осталась жива. Она просто ударилась темечком, потеряла немного крови, сотрясение мозга, лишилась сознания, но никакой черепно-мозговой травмы. Правда получила при крушении перелом ключицы, когда ее бросило на дверь.
- А что стало с Черновым?
- Вот это самое интересное. – Волков снова замолчал и осмотрелся в окна, в боковые, в ветровые – вокруг. Вдруг он встал и выключил свет в кабине электровоза. С темнотой пришла и тишина. Казалось, что двигатель стал тише работать.
- Чернов исчез, - сказал Волков. – Это и самое странное. Никто его больше не видел. Когда спасатели проникли в тепловоз, кабина оказалась пуста, и во всем локомотиве его не было. Он как-то выбрался и ушел в лес, а может еще куда. Его больше не видели.
- Не шутишь?
- Нет. Его так и не нашли. И он нигде не объявился. – Волков сделал губы коромыслом и покачал головой.
- Да брось, это ты все выдумал, - не поверил Яблонев. – Вы – машинисты – всегда по ночам травите такие байки новичкам.
- Да? Тогда это ты как объяснишь? – Волков встал со своего кресла машиниста, поднял руки и снял с себя свитер вместе с футболкой. Повернулся спиной. Под лопаткой зиял шрам, и чуть выше поясницы – тоже. – Это его отметины. Он два раза ударил меня ножом.
- Ну и дела! – удивился Яблонев, едва преодолев желание прикоснуться к шрамам пальцем. – Вот это да.
Он все-таки прикоснулся к шраму под лопаткой, чтобы убедиться, что шрам настоящий.
- Это еще не все. Я не зря тебе рассказал эту историю именно здесь, во время стоянки в Бердяуше.
- Ну да, ты говорил, что тут вы подсадили эту девицу.
- Не в этом дело. Ты сам спросил, а я ответил. Ты попросил, а я рассказал. Дело в том, что история все еще продолжается.
- Что? О чем ты? Не понимаю.
- Видишь ли, здесь в Бердяуше постоянно стоят поезда. Тут много составов ждут отправки, иногда оставаясь без движения по двое суток. Диспетчеры выбирают важные и пассажирские составы и оставляют напоследок пустые и прочие. Иногда машинисты тут задерживаются. Иногда машинистам приходится ждать отправки почти сутки. Комнаты отдыха тут всегда переполнены, и некоторые экипажи предпочитают коротать время в кабинах. Тут пятьдесят семь путей, способных содержать по два состава, не считая формировочных путей и запасных путей, и тупиков. Иногда машинисты уходят из кабин своих локомотивов. Выходят, обещая вернуться. Большинство из них возвращаются, но некоторые – нет. Иногда они пропадают. Иногда они исчезают навсегда. Они теряются среди тысяч вагонов здесь на этой станции. Ходят слухи, что это дело рук Евгения Чернова. Говорят, что он, ночами облачившись в оранжевую светоотражающую майку и взяв длинный молоток, чтобы стучать по подшипникам колесных пар, ходит, прикидываясь обходчиком, и ищет заблудшего машиниста, помирающего со скуки от ожидания. Ищет, чтобы убить. Поговаривают, он разбивает им головы молотком, а тело куда-то прячет. Иногда неопознанный труп найдут в цистерне с мазутом за тысячу километров от Бердяуша. Иногда в сыпучих найдут останки, иногда обезображенное тело найдут где-то на юге в багажном отделении почтового вагона. И все поезда проходят через Бердяуш. Два раза в год стабильно тут пропадает помощник машиниста, либо стажер, путевой обходчик, иногда стрелочник. Знаю, сейчас везде сплошная автоматика, но стрелки кто-то должен обслуживать и время от времени вставлять или убирать башмаки из-под колес. Кто-то считает, что люди просто уходят, кто-то верит, что их убивает Евгений Чернов. А некоторые верят, что он погиб во время того крушения, и считают, что это его призрак бродит между вагонами оцепленных составов, и составов, ждущих отправления по нескольку дней. Ищет того помощника машиниста, который испортил ему все удовольствие десять лет назад. Только представь эту картину. Он идет в грязной оранжевой майке с молотком на плече, оборачивается. Его силуэт отчетливо виден на фоне прожектора. Может та тень, которая закрывает собой синий свет низкого светофора всего лишь на один миг и есть Евгений Чернов?
- Да чушь собачья. – Иван Яблонев махнул рукой. – Это вранье и предрассудки. Эта станция сама по себе немного не в порядке. Тут люди такие. Я не верю.
- Хочешь, верь, хочешь – нет. Только людей тут и вправду убивают. Хотя ты прав, может это просто маньяк, а все думают, что это Чернов. Убийцу не могут поймать, и все, чтобы себя как-то успокоить внушают себе эту историю. Ладно. Давай спать. Думаю, рация запищит раньше, чем включится зеленый. – Волков зевнул и прислонился к окну со своей стороны.
Яблонев посмотрел на далекие светофоры впереди сквозь грязное окно кабины электровоза. Их сигнал справа от их пути показывал красный.
- Пойду я покурю. Мне надо подышать свежим воздухом, – сказал он.
С этими словами он встал, вышел из кабины. Держась грязными руками за еще более грязные поручни, помощник машиниста Яблонев спустился на гравий, каким обсыпали все железнодорожное полотно. Яблонев пошел вдоль состава, шурша ботинками по крупным белым камням.
Даже сквозь сонное гудение двигателей электровоза (спящий режим, как у компьютера, тут тоже есть) через открытую форточку, в которую курил помощник во время рассказа, Волков слышал его удаляющие шаги.
Но он не спал. Не мог уснуть. Воспоминания не давали ему спать. Не давали ему уснуть и раны на спине. Он все ждал, когда вернется помощник машиниста Иван Яблонев. Его помощник. Что-что, а машинист Волков в Бердяуше из кабины локомотива ни ногой.
Он все сидел и ждал.
А помощник все не возвращался и не возвращался.
Машинист все надеялся, что он вот-вот вернется.
И слава богу! Долгожданные шаги.
Нет, это всего лишь путейщик прошел мимо, подсвечивая себе путь фонарем.
А может этот путейщик ни кто иной, как Женька Чернов?
Ну что за бред!
Размышляя, кто все-таки бродит по путям среди ночи, Волков ждал своего помощника, но тот все не возвращался и не возвращался. А он все сидел в пустой кабине и ждал.
9518765188 (18-го, 32 года)
