Со следующего или послеследующего года больница будет расстроена, станет супергоспиталем, персонала наймут множество. Сменят одежду, название уже сменили, теперь он университетский госпиталь; все то же пока, но название другое. На главное здание будут пристроены девять этажей сплошь из стекла, не рухнули бы, ведь фундамент древний. В проекте все смотрится красиво, а в жизни все это страшно.

Переходим к Улле. Женщине лет под шестьдесят, но на вид ей будто восемьдесят или девяносто, сухопарая, любит бегать: десять километров на работу бежит, столько же обратно. Ненавидит мужа: он все время на диванчике с газетой, ничего по дому не делает, буду разводиться, сдался он мне, говорит. Но все же сдался.

Улла как-то вышла на работу, пошла на кухню, а кто-то до того вымыл пол и тот не успел еще просохнуть. На Улле были резиновые тапки без задников, она подскользнулась, крикнула "уууух!" и упала. Неудачно упала, на спину, получила сотрясение мозга и вдобавок сломала левую руку. Везти ее было недалеко, ведь работала все же в госпитале. Руку ей уложили в повязку, здесь вместо гипса используют особые повязки, а когда укладывали, персонал был удивлен ее вопросом: а когда я снова могу бегать? Ей было отвечено, что не о том она думает. А ей предстоял в Берлине забег, она даже в гипсе и на больничном листе готова была бежать наперегонки, одержимая, нет других слов.

Наутро после падения она пожаловала в свое отделение, попросила коллег соврать, что на ней в тот день были нормальные, а не резиновые тапки, то есть была одета по форме. Ее привез муж, с виду полный болван, встал в коридоре и улыбался всем, кто проходил мимо. У Уллы было настоящее сотрясение мозга, ее шатало из стороны в сторону. Кто-то ее пожалел, сказал, что были у нее нормальные тапки, другие жалеть не стали. И правильно поступили, потому что Улла приняла участие в берлинском пробеге с подвязанной на груди рукой.