ПУСТОТА
Посвящаю тем, за кого
пьют третью.
«Спите крепко, братья».
1
Первое тело мы нашли уже утром. Казалось бы, ничего странного, подумаешь очередной двухсотый, но день перестал быть томный, когда Шпак его перевернул на спину, чтобы мы увидели его лицо. Лично я ожидал, что будет взрыв, потому что наверняка тело заминировали, но взрыв не прогремел, и мы все - я, Шпак, Виски и Мамон - увидели его глаза. Вернее, их мы не увидели, потому что у погибшего не было глаз. И это было очень печально, потому что, судя по экипировке, этот был наш.
- Как такое может быть? - Спросил Шпак. - Ему что, глаза выкололи?
- Похоже на то, - сказал Мамон.
- Никогда больше так не делай! - сказал я. - Они могли положить под тело гранату или мину разгрузочного действия.
Шпак понял свою ошибку, но с этим уже ничего не поделаешь, остаётся только впредь быть осторожным. Он всегда был импульсивным.
- Ладно, пошли, - сказал он, и мы двинулись дальше. Пошли за ним.
2
Мы шли уже второй день, когда нашли мужика без глаз. Точнее, мы начали движение под вечер. Это было вчера. Заночевали в каких-то окопах в зеленке, теперь вот шли дальше. Сколько ещё идти, никто не мог сказать точно. Но были уверены, что наверняка придется еще разок переночевать. Выбрали направление и идём по старой дороге. Кругом низкая густая растительность, и не известно, какую опасность она в себе таит. Потому лучше идти по дороге и быть готовым спрятаться в лесу или в ближайших развалинах. Мы шли по окраине города, затем по промзоне, потом вдоль садов, прошли деревню, когда нас настигла кромешная тьма. По очереди покемарили и пошли дальше, как только показалось солнце.
Судя по всему, тут шли бои. То тут, то там, нам попадалась сгоревшая техника, наша и вражеская. Повсюду валялись обгоревшие остатки экипировки, иногда попадались брошенные тела, сгоревшее оружие. Там мы и нашли убитого.
- Не нравится мне это, - пробормотал Шпак. - здесь уже всех убрали, а этот лежит. Значит недавно его грохнули.
Все согласились.
Вчера мы попали в засаду. Наша бронегруппа двигалась вперёд: танк Т-72Б, БМП-3 и БМП-2. «Третью бэху" отработали двумя выстрелами РПГ. Пока отряд "Кинжал-1" спешивался из подбитой машины, наш отряд "Кинжал-1Б" успел десантироваться из «второй бэхи". Пока первый кинжал покидал горящий транспорт, у них уже двое 200-х и двое 300-х. По ним из "зелёнки" открыли шквальный огонь из ПКМ и из автоматов. Наводчик БМП-3 последний покидал машину, но успел выстрелить из 100 мм пушки и хорошенько «полить» лесополосу из 30-мм. Позже он тоже вылез из люка и занял укрытие. Наш экипаж тоже принялся поливать зелёнку из 30-мм пушки, а мой отряд из шести человек занял круговую оборону.
- Один 200, один 300! - закричал Мамон. Это уже были безвозвратные потери нашего отряда.
В первой машине было пятеро бойцов, во второй шесть. Если там уже вышли из строя четверо, то остался всего лишь один. И экипаж. У меня осталось трое. Четверо вместе со мной.
Танк повернул башню к противнику и произвел выстрел. Застрочил башенный ПКТ, и к нему присоединился зенитный пулемет "Корт, которым управлял командир танка.
- Кинжал-1, я Кинжал-1Б, уходим, - кричал я в рацию.
- Кинжал-1, я Клинок, что у вас? – голос на второй волне.
- Подверглись нападению ДРГ.
- Отступайте. Вперёд не продвигайтесь. Как поняли?
- Понял.
Началась суматоха. Я, Шпак и Мамон помогли трём раненым забраться в нашу машину, туда же закинули трёх убитых. Экипаж подбитой машины тоже эвакуировался.
- Птички! - закричал Виски, который прикрывал ГС пулемётным огнём.
И действительно среди звона в ушах, когда закончилась стрельба я услышал жужжание пчелы.
- Мы не сможем сесть в нашу Бэху. Мест нет! На броню? - кричал Виски.
- Нет, пусть уходят, мы займем оборону. На броне нам точно кранты!
БМП-2 не сможет работать в круговую, если на броне будут люди, и не сможет вести полноценный огонь. Не говоря уже о том, что на броне, мы лёгкая мишень. На танк забираться тоже не вариант.
- Кинжал-1, я кинжал-1Б уходите, прием. Нас заберут.
Дважды повторять не пришлось, экипаж БМП-2 развернул машину на сто восемьдесят градусов, танк сделал то же самое.
- Вперёд!
Машины пошли, а мы попытались отступить к противоположной обочине и отойти к оврагу. Я уронил свою рацию, хотел ее поднять, но тут раздался взрыв. Птичка сбросила заряд. Меня откинуло на спину, затем я повернулся вперёд и сполз с дороги.
Раздался ещё один взрыв. Дрон сбросил заряд на то место, где я только что стоял. Так мы остались без связи.
3
Когда птичка улетела, мы решились подняться с земли. Кто-то укатился в кусты, но не слишком далеко от обочины, потому что растяжки и лепестки могут быть везде.
- Пойдем жмуриков смотреть? - спросил Шпак, глядя в тот сектор, оттуда нас обстреляли. Ох уж этот Шпак, всегда его тянет на неприятности.
- Нет, - ответил я. - По ним танк отработал. Бэха тройка успела своей пушкой выстрелить, а так же 30 мм пушкой. Смотри, как кусты посекло. Кто бы за ними ни прятался, ем не сладко пришлось. Плюс вторая бэха отработала как надо. Уцелевшие по любому уже смылись вглубь. Пойдем туда и нам хана.
- Связи нет? - Мамон выглянул из канавы на дорожное полотно, где остались две воронки после сброса зарядов квадрокоптером. Наверняка он видел, как я выронил единственную рацию. - Черт, рации капец!
- Думаешь, клинок, выслал подмогу? - спросил Шпак, который вышел из кустов.
- Не знаю, - ответил я.
- Что делаем, командир? - спросил Виски. Виски - хороший парень, но по-моему, он уже немного употребил спирта, иначе, откуда у него такой позывной. Когда он говорит мне "командир", а не товарищ капитан, значит, он уже под шафе.
- Уходим пешком, - сказал я.
- А если сейчас пришлют помощь? - спросил Шпак.
- Не пришлют. Вертушка придет через тридцать минут. И она здесь не сядет. Ни "тигр", ни "рысь" сюда не пришлют без брони, а броня сейчас ой как занята. Идём пешком, так больше шансов.
- Командир, тебе решать, - кивнул Виски, положив руки на свой пулемет.
- Согласен, надо идти, - сказал Мамон. - Будем шифроваться, главное не лезть и вовремя прятаться. Будем избегать опасности, и доберемся к послезавтра в базовый лагерь. Нам теперь только туда.
- Тогда идём, - сказал я.
Мы правильно сделали, что ушли, потому что через десять минут тот район отработал вражеский миномёт.
Но все-таки Клинок отправил подмогу. Через двадцать минут над нами пролетели четыре пары вертолетов: КА-52, МИ-28, и две пары МИ-24. Они прогрохотали у нас над головами, а ещё через несколько минут мы услышали, как они начали "поливать" НУРСами местность. Запуски противотанковых ракет с вертолета и последующие взрывы говорили нам, что мы правильно сделали, потому что вертолеты нашли или лёгкую бронетехнику, или укреплённые бронемашины.
- Один МИ-24 мог бы нас подобрать, - заметил Виски, который явно устал тащить свой пулемет и два короба к нему в рюкзаке. - У него десантный отсек рассчитан на 8 человек.
- А чего в этом веселого? - улыбаясь сказал Шпак.
- Слышите? - прислушивался Мамон. - Они не плохо так местность обработали. Вряд ли за нами погоня. Дойдем спокойно. Завтра к вечеру вернёмся к нашим. Или к следующему утру.
- Почему так решил? – спросил Шпак.
С мамоном мы учились в школе, когда-то прыгали по гаражам и играли в войнушку. Теперь вот воюем вместе. Он сказал:
- Будем идти со скоростью 5 километров в час. До базового района около восьмидесяти. Двадцатку сделаем сейчас, остальное пройдем за завтра. А что, я в учебке сотню за двое суток проходил.
- Да. Но пойдем не тем путем, каким ехали. Пойдем пешими маршрутами. Так меньше вероятности встретить кочующий танк или разведдозор на БТР-ах этих ублюдков.
Все согласились со мной.
- Проверяем боеприпасы, - сказал я.
- 300 патронов, - доложил Виски, показывая свой ПКМ.
- У меня девяносто, - доложил Мамон. - Я истратил лишь один магазин из четырех.
- Я истратил два магазина, - сказал Шпак. Он держал РПК. Я понял что у него осталось два магазина по сорок пять.
Я, как и Мамон, держал АК- 74М. Только у Мамона был автомат с обвесом: калиматорный прицел, пистолетная рукоять на цевье, а у меня был простой автомат не для разведки, а для обычных вояк, зато у меня был подствольник с четырьмя выстрелами, которые я разместил в карманах разгрузки. А ещё, я не упоминал, что за спиной у меня висела "муха" - одноразовый гранатомет РПГ-18, лёгкий как пёрышко, и ремень подогнан идеально, так что я даже про него забыл. Как видите, дойти да своих позиций у нас были все шансы. Даже если встретим вражеский кочующий танк.
Только вот противник, который нам встретился, не думал давать нам шансы на выживание. Ни нам, ни кому бы то ни было. Это был совершенно новый враг.
4
Днем мы нашли еще два тела. Один сидел в кабине американского «Хаммера», другой сидел с пассажирской стороны, привалившись к переднему колесу. У заднего колеса валялся его американский автомат М4 с подствольным гранатомётом и калиматорным прицелом.
Шпак осмотрел машину.
- На ней не уехать, радиатор пробит и колеса спущены, - сделал вывод он, - А вот пулемет М2 боеготов, там даже патроны есть. Америкосы хорошенько снабжают их.
- Они просто накачивают оружием наш когда-то братский народ, - сказал Виски. - Напомни мне больше не смотреть Marvel.
Шпак подобрал американский автомат и повесил его на плечо рядом со своим.
- Ты потащишь его автомат? – спросил Виски.
- Это трофей.
- Ребята, смотрите, - позвал я. Они подошли ко мне и встали за спиной. Я стоял у американского вездехода и смотрел на труп врага, который привалился к правому переднему колесу.
- Черт, - произнес Виски. – Совсем молодые. Зато упакованные по полной. Вот только это им не помогло. Мобилизация идет полным ходом. Что ж, добро пожаловать в подземные войска, парни.
Шпак отвернулся. Каким бы безбащенным он ни был, он оставался весьма впечатлительным.
- Хватит с мертвыми разговаривать, - сказал Мамон.
- Да я просто их жалею.
- У него тоже глаз нет, - сказал я. И действительно, под кровавой маской, полученной в ходе ожесточенного боя с другой бронегруппой, или после артобстрела (хотя я не видел воронок) четко было видно, что у мертвого солдата не было глаз. Вместо них зияли две черные кровавые дыры. Я много жмуриков уже повидал. Они лежат либо с открытыми остекленевшими от страха и ужаса глазами, либо с закатившимися в предсмертной агонии глазами, либо с закрытыми, умиротворенно смирившись со своей судьбой.
У этого глаз не было вовсе.
- Стоп, если тот наш, - стал рассуждать подошедший к нам Мамон, указывая пальцем в то направление, откуда мы пришли, - И ему кто-то выколол глаза, то с этими то что? Этим наши в отместку что ли глаза прокололи?
- Такое ощущение, что ему их не выкололи, а вырвали, - заметил я. – Тот в кабине такой же?
Никто не смотрел, и я осторожно открыл пассажирскую дверь «Хаммера». Водитель сидел за рулем, завалившись на пассажирское сиденье. Его лицо скрывал тактический шлем. Я передвинул его голову и увидел окровавленное лицо. Глаз тоже не было.
- Что бы их ни убило, это было жутко, - заметил Шпак. – Наши так не издеваются.
- Что будем делать? – спросил Виски.
- Идем дальше, - сказал я, закрывая дверь.
5
Остаток дня мы шли медленнее, чем могли. Во-первых, были напуганы, и война тут не причем. Уверен, у каждого из нас перед глазами стояли эти три трупа без глаз. Один наш и два врага. Мне постепенно закрадывалось дурное предчувствие. Плохое. Очень плохое. Всех троих убили одинаково, не было никаких других повреждений. Их не расстреляли, я не видел, чтобы их броню посекли пули или осколки. И если всех троих убил кто-то один, то это очень плохо. Он убил их всех, без разницы, на чьей они были стороне. Ему плевать, в чьи ворота забивать голы. Если это так, то мы в полном дерьме.
Мы прошли вдоль частного сектора разрушенного поселка городского типа, который еще был заселен местными. Они не эвакуировались, потому что некуда было бежать от войны. Они не хотели к нам, и боялись их. Там могли быть позиции врага, как обычно размещенные в жилом секторе, или в какой-нибудь школе или больнице, а может быть и в детском саду.
Но могли быть и наши. За ночь ситуация могла поменяться, а у нас больше нет рации, и мы остались без связи. У каждого был кнопочный мобильный телефон, и появилась сеть. В телефоне никаких номеров, только в голове, - такие правила. Я уже говорил, что Мамон был самый умный из нас, и у него остался в голове номер майора. Он вначале позвонил ему, потом полковнику. Координаты говорить нельзя, поэтому мы просто объявили себя живыми, тогда как все уже сочли нас погибшими в бою. По моему указанию, Мамон доложил обстановку, и сказал, что мы сами доберемся. Нас все равно никто эвакуировать не будет с того места, где мы сейчас находимся. Слишком опасно. Но назначил эвакуацию в точке «омега». Шифровками полковник объяснил Мамону где точка «альфа» - начало, и так Мамон понял, где последняя точка – «омега».
- Мы только утром будем там, - сказал Мамон.
- Под вечер мы никого не отправим, - голос в динамике мобильного.
- Мы перекантуемся, все будет в порядке.
- До встречи, парни.
- Кинжал-1 благополучно добрался до Клинка, - сказал Мамон. – Теперь дело за нами.
- Ты понял, где точка «омега»? – спросил я.
- Да, поковник сказал про отряд Кинжал 2. Я есть «альфа» и «омега», начало и конец.
- И что? - Спросил Виски. – Что это значит?
- А то, что отряд Кинжал-2 полностью ликвидирован противником. Точка «альфа» - его базовый район, а точка «омега» - там, где их разбили. Я знаю, где это. Всего лишь двенадцать километров отсюда. Надо добраться туда и заночевать. Утром они пришлют Кинжал-3.
Все одобрительно кивнули. Кинжал-3 – это бронегруппа из БТР-82А, БТР-80, машины ТИГР с пулеметом «Печенег» и гранатометом «АГС», и танка Т-80. К тому же в пехоту входили гранатометчики с помощниками гранатометчиков и расчеты переносных ПТУР, а значит, бронегруппа обладала весомой ударной мощью.
- Нам только продержаться, - сказал Виски.
- Там есть какой-то заброшенный автопарк. Там трехэтажное здание. Там и переждем ночь.
Такое было предложение от Мамона.
- Веди нас, - сказал Шпак.
Теперь я замыкал шествие. У каждого есть третий глаз. Только у меня он не во лбу, а на затылке.
6
До точки «омега» мы добрались еще засветло. Это было заброшенное автодорожное предприятие. Контора занимала небольшое трехэтажное здание из белого кирпича, слева расположились ворота и будка охранника. Противник превратил ее в огневую позицию. Когда-то здесь был вражеский опорный пункт. Но до наступления наших войск, штурмовые отряды выбили отсюда врага, заставив его отступить.
За зданием, которое расположилось вдоль дороги, находилась огороженная территория с покосившимся железобетонным забором. Бетонные плиты походили на ряд кривых зубов. За забором возвышались кирпичные строения – гаражи для спецтехники, среди которых поднимался столб дыма.
Шпак проверил будку охранника – все чисто. Затем мы все, кроме Мамона, протиснулись через ржавые металлические ворота и проникли на территорию.
Мамон открыл старую выкрашенную коричневой краской входную дверь, которая уже изрядно облупилась, и пробрался в контору. Без слов мы поняли, что он в одиночку проверит помещения всего здания, один за другим. Мы молчали. В разбитых окнах не видели никакого движения, к тому же мы находились практически в тылу, вряд ли здесь кто-то был из противника.
Пока мамон зачищал здание, мы втроем осмотрели территорию предприятия. Здесь было два длинных гаража, около одного стояли несколько тракторов: грейдер, бульдозер и колесный экскаватор с отвалом. Естественно, от техники остались лишь корпусы да рамы, все ржавое, однако желтые корпуса тракторов контрастно выделялись на фоне кирпича и черных проемов гаражей. Где-то железные ржавые ворота сохранились, где-то – нет. У другого гаражного комплекса стояли разбитые самосвалы: кабины, рамы, кузова – все раздельно.
Кругом строительный и бытовой мусор.
Посередине зияла огромная дымящаяся воронка.
Это даже не воронка, а кратер.
- Прилет. Походу, был еще вчера, - заметил Виски.
- На месте прилета что-то было, - тихо сказал Шпак. – Запчасти военного транспорта. Смотри, вон редуктор валяется.
- «Точка-У», не иначе, - сказал я. – Ее запустили, наверное, думая, что здесь кто-то был. И явно, не ошиблись.
- Точно, ночью, когда вы дремали, а я был на часах, где-то часа в четыре утра, я услышал взрыв. – Произнес Виски. – Как раз в той стороне, куда мы шли.
- Ладно, Виски, проверь тот гараж, - я проверю этот. – Шпак, проверь свалку металлолома, мало ли спрятался кто.
Тихо, крадучись, как мыши, мы рассредоточились и проверили все углы, это заняло не больше минуты. И через пару минут, мы снова собрались у воронки.
- Эй, парни! – позвал Мамон из окна третьего этажа. – Скорее сюда!
- Все чисто? – спросил я.
- Так точно, но я нашел кое-кого. Вы должны на это взглянуть.
Мы поспешили через задний вход, где двери были нараспашку, и оказались под лестницей, затем бегом поднялись на третий этаж и вышли в коридор.
По левую сторону тянулись пять окон по всей длине коридора, налево вели пять дверей в кабинеты и одна дверь вела прямо. Там и ждал нас Мамон. Он стоял в дверном проеме.
Здание представляло собой контору с кабинетами, деревянными дверями, старыми оконными рамами, чугунными ржавыми батареями и старыми люминесцентными светильниками на потолке, которые уже никогда не загорятся.
Стены между окнами и дверьми были покрашены синей краской, но только на половину, а вторая половина до потолка – побелена, но вся штукатурка осыпалась, и стены все были в следах от воды. Крыша явно была худая. Типичное административно-хозяйственное здание для этих мест. С распадом Советского Союза, здание никогда не ремонтировалось, и кое-как просуществовало до 2014 года вместе с организацией. А когда началась война, финансирование закончилось, и все оказалось брошено. Когда здесь были враги, они исписали стены русофобскими надписями и изрисовали все нацистской символикой.
- Пацаны, посмотрите. – Мамон отошел в сторону.
Мы вошли в комнату, которая служила чьим-то кабинетом. Среди старых шкафов, столов и разломанных стульев в углу стоял старый диван. На нем лежал мужчина. Судя по виткам красной липкой ленты по плечу и по бедру, это был наш. Одет он был в форму расцветки «мох».
- Росгвардеец? – спросил Шпак?
- Не знаю, он ни слова не сказал, - ответил Мамон.
Мы вошли в комнату.
- Ты точно все проверил? – спросил я.
- Да, на первом этаже всего три помещения, мастерская, аккумуляторная и склад. Там все пусто. На втором этаже что-то типа актового зала, там тоже все пусто. Здесь все двери открыты, тоже никого.
Я подошел к бойцу и присел на корточки. Он был в сознании, лежал в позе эмбриона на старом пропахшем пылью и плесенью диване. Он дернулся, и старые пружины под потертой засаленной обивкой заскрипели под ним.
- Твой личный номер, боец! – потребовал я.
Солдат перестал дергаться покосился на меня. Свои руки он зажимал между коленями, расслабил их и высвободил ладони. Руками он оперся о скрипучий диван и сел. Плетьми руки упали на диван. Я не видел никаких повреждений. На его лице не было крови, форма была грязная, но не рваная. Он не был ранен, скорее шокирован.
Медленно, он проговорил свой личный номер: две буквы и шесть цифр.
Я не мог понять его звание, потому что в зоне боевых действий все знаки различия, имена и фамилии запрещены, поэтому я спросил:
- Звание и позывной?
В ответ я получил тишину.
- Кто ты воин? – спросил Виски. Он потянулся в карман разгрузки и достал фляжку объемом в четверть литра. Открутил крышку и протянул парню. Тот и бровью не повел. Тогда Виски сам отпил, закрутил и убрал алкоголь.
- Дай мне, - попросил Шпак. Виски снова достал фляжку и передал ее своему боевому товарищу. Шпак выпил и вернул фляжку Виски. – Черт, что это?
- Мишки Гамми. Мой фирменный коктейль. Чистый медицинский спирт, немного питьевой воды, яблочный сок из коробочки и вишневый сок, и облепиховый морс.
- Что за Мишки Гамми? – Мамон взял фляжку и тоже пригубил.
- Не смотрел мультики в детстве? – спросил Виски, забирая фляжку и протягивая ее мне.
Черт, выпить хотелось больше, чем есть. Как говорил мой комбат, царствие ему небесное: «на войне без водки нельзя». Я взял фляжку и сделал большой глоток.
Я почувствовал, как нас сразу подкосило, потому что мы не ели два дня, а алкоголь может даже после двух глотков нас срубить, поэтому я сделал еще один глоток.
- Допивайте, будем ждать утра, - сказал я.
7
Мы расположились на третьем этаже рядом с раненым. Как я понял, он единственный уцелел после прилета «Точки-У». пробрался сюда, контуженный и в глубоком шоке, лег и уснул. Остался жив по счастливой случайности, может быть отошел поссать.
Я задремал в соседнем кабинете, лег прямо на столе, чтобы расправить спину, которая устала от бронежилета, экипировки и гранатомета РПГ-18, который я таскал с собой. Уже стемнело, а ночи здесь очень темные. Когда небо пасмурное, не видно ни зги, зато, когда небо чистое, я всегда любовался звездами. Их тут столько, сколько я никогда в жизни своей не видел.
Сегодня спустился вечерний туман, началась изморось, и тьма была такая густая, что ее можно было резать штык-ножом.
В общем, тьма была кромешная, а мой тактический фонарик (слава богу!) я зарядил перед рейдом. Поэтому, когда я услышал дикий истошный крик, я открыл глаза, и первым делом потянулся за автомат правой рукой и левой – за фонарик, который разместился в кармане разгрузки. Ее я снял и положил рядом, оставшись в легком бронежилете.
Фонарик оказался у меня в руке, а другая рука нащупала рукоять автомата и курок. Я соскочил со стола, спина недовольно хрустнула. Рукой с фонариком я подхватил цевье, и теперь мог целиться и подсвечивать одновременно.
Крик повторился, и он доносился из последней комнаты на третьем этаже. И я узнал крик. Это кричал Виски. Он остался в комнате с контуженым. В том кабинете окна расположились с торца здания и со стороны фасада, так что вести пулеметный огонь в случае заварушки лучше всего было оттуда. Мамон лег в соседнем кабинете, составив вместе несколько старых деревянных стульев с обивкой, а Шпак сказал, что не будет спать всю ночь и займет позицию в будке охранника, оттуда он сможет «слушать и чувствовать». И в этом был весь Шпак. И знаете, что? Я был в нем уверен даже больше, чем с самом себе.
Когда я вошел, то увидел в свете фонаря нашего росгвардейца. Фокус моего фонаря был суженый, поэтому квадрат четкого света выхватил его из тьмы. Всего за секунду я успел рассмотреть нечто, что изменилось в его лице. Какое-то движение. Какое-то изменение. Поэтому я изменил фокус фонаря, расширив угол освещения. Для этого мне пришлось опустить автомат к полу, зажать приклад подмышкой, чтобы рукой, которая лежала на пистолетной рукояти и спусковом крючке, передвинуть линзу фонарика.
Этой заминки хватило, чтобы нечто оказалось передо мной. Теперь он стоял близко. Фонарь освещал практически всю комнату, расфокусировав свой луч от светодиода. Мощный удар в челюсть откинул меня к дверному проходу. Но этого момента хватило, чтобы я увидел в свете своего фонарика лежащего на диване Виски. Его пулемет ПКМ валялся на полу. Голова Виски была повернута ко мне, он лежал неподвижно. И я успел увидеть его лицо. Вместо глаз, у Виски зияли две кровавые дыры.
Кровь сочилась из глазниц, а от глаз не осталось и следа. И рот его был открыт в немом крике безграничного ужаса. Виски всегда был под шафе в бою, в разведке, в дозоре, и ничто, слышите, ничто не могло его напугать, этого обычного банковского клерка, который призвался по мобилизации, послав ко всем чертям свою меркантильную жену и неблагодарного сына. И теперь за эту секунду, я внемлю весь его ужас через дыры в его глазницах и через открытый рот. Из всех трех дыр сочилась кровь. В холодном свете светодиода она казалась черной.
Когда я увидел потолок, упав на спину, я увидел и Мамона, который вбежал в комнату со своим автоматом наизготовку. Мамон прицелился в коллиматорный прицел, его правая рука сжала пистолетную рукоять со спусковым крючкм, а левая – пистолетную рукоять на цевье. Трубчатый приклад крепче уперся в плечо. Мамон выпустил очередь. Огоненные вспышки осветили комнату, одежда росгвардейца разорвалась в клочья, кровь хлынула во все стороны. Я с пола освещал эту картину фонарем.
Но солдат не упал, он устоял на ногах и даже сделал шаг вперёд.
Мамон оторопел, и этой заминки хватило, чтобы Росгвардеец, кем бы он там ни был на самом деле, а на тот момент я ещё этого не знал, выбил автомат из рук Мамона. Тот даже не успел снова выстрелить. В тот же миг росгвардеец схватил моего товарища за горло и приподнял как пушинку.
Легко.
И я увидел, как глаза росгвардейца закатились за лоб, словно какие-то крышки «задвинулись» в череп, и вместо глаз появились щупальца. Росгвардеец открыл рот, из которого вылезло еще одно щупальце.
Трое щупалец впились в голову Мамона, каждое щупальце напротив своей цели: те, что вылезли из глаз впились в глаза, каждое напротив каждого, а то, что вылезло изо рта – в рот. И через пару секунд, когда кровь мамона брызнула в разные стороны из глазниц и рта, существо отбросило его в сторону. Откинуло тело Мамона, как какую-то куклу.
Этой заминки хватило, чтобы я открыл огонь. Пули изрешетили тело росгвардейца, на этот раз его отбросило в сторону, но не на долго. Он даже не упал, зато стал сильнее истекать кровью.
И не кровью.
Это была какая-то черная слизь, словно нефть.
Этого мне хватило, чтобы встать на ноги и метнуться к двери, где я столкнулся со Шпаком.
- Какого хрена тут твориться? – закричал он, трофейная автоматическая винтовка М4 с коллиматорным прицелом была у него в руках, а РПК висел за спиной.
- Убей его!
Шпак увидел Росгвардейца, оценил ситуацию, понял, что Мамон и Виски скорее всего мертвы и направил трофейное оружие в тварь, которая стояла перед нами.
Щелк! – карабин М4 не выстрелил.
Тварь снова открыла рот, глаза опять закатились за лоб и обнажили тьму, таящуюся в черепе. Три щупальца пронзили голову Шпака, да так сильно, что вылезли из затылка.
Чвак! – и мозги летят во все стороны, а кевларовый шлем даже не падает на пол, потому что его крепко удерживает на голове тулейное устройство.
Когда щупальца с чавкающим звуком возвращаются к хозяину, словно провод к пылесосу, Шпак падает на пол и с хлюпающими звуками бьется в конвульсиях.
Я, как каракатица, на четверых конечностях стремительно выполз из комнаты, завернул налево, где еще минуту назад мирно отдыхал. Там лежал мой гранатомет. Откинув свой автомат в сторону, я завладел гранатометом и легким движением привел его в боевую готовность, для этого нужно было только открыть замок и раздвинуть тубу корпуса.
Я отошел к окну и стал ждать. Фонарь держал той же рукой, которой обхватил тубу одноразового гранатомета.
Существо появилось в дверном проеме. Глаза снова были на месте, но это было не те глаза. Они были какие-то красные что ли, кровавые или окровавленные, как и все вокруг рта, тоже в крови. Щеки, губы. Это существо было похоже на вампира.
- Пошел на хер! – произнес я и спустил курок гранатомета.
8
Я пока не понял механизм, но понял, как это работает.
Вокруг стояла кромешная тьма, но тварь перед собой я видел отчетливо. Однако вокруг не было никаких источников света. В моих руках больше не было фонарика, я его выронил вместе с пустым гранатометом.
Я ждал, что глаза этой твари снова закатятся, поднимутся за лоб и откроют путь щупальцам.
Но она медлила.
На какое-то время я снова увидел в нем человека.
- Что происходит? – спросил я, озираясь по сторонам. Я видел только тьму. А за ней – ничего. Я посмотрел себе под ноги и увидел только тьму. Твёрдую, как камень, на которой стоял.
Как я тут оказался? Я выстрелил из гранатомета, но после вспышки и взрыва, вдруг появилась тьма. Будто белое полотно бытья порвалось, оставив тьму.
И росгвардеец, словно прочитав мои мысли, улыбнулся.
- Когда-то я был обычным солдатом, еще вчера, - сказал он. – Когда ракета взорвалась в трех метрах от нас, я увидел то же самое, что и ты. Оказывается, существует пустота между мирами и измерениями. Когда человек изобрел взрыв, сам того не зная, он помог существам, живущим в пустоте между мирами проникать сюда. Представь…
Тварь мечтательно повернула голову в сторону и посмотрела наверх. Во тьму.
- Представь вечность во тьме. Сознания, которые живут и осознают, что они живы. У них есть сознание, но они лишены всех чувств. Нет осязания, нет обоняния, нет вкуса, нет слуха и зрения. И главное, нет любви. Они ждут эту вечность. Но они имеют одну способность: когда рвется материя, они останавливают время и проникают в наш мир через брешь между мирами. Они могут переносить кого-то в свой мир, чтобы изучить и проникнуть в его тело, завладеть чувствами – тем, чем наделил нас творец. Создатель. Но наши чувства в пустоте ничего не значат, и за тот миг, когда взрывается ракета, происходит многое. Нас втянуло сюда, когда взрыв разорвал не только материю, но и пространство, разорвав оболочку между мирами. И эти твари завладели нашими чувствами. И они очень голодны. Чувствуешь? Они лезут к тебе. Им нужен ты. Потому что ты им подходишь. Когда они нами завладели, брешь закрылась. Так, я и мой напарник не пострадали от взрыва ракеты. Я остался в здании, а мой напарник ушел туда, где много еды. Он очень голоден.
Глаза росгвардейца закатились, он открыл рот. Вырвались три щупальца, но что-то снова произошло, и опять так быстро, что я не мог понять что.
Вдруг я почувствовал падение. Удар по голове. Увидел вспышку, услышал грохот. На меня полетели камни и щепки. Я даже зажмурился, а когда открыл глаза, понял, что все еще жив. И я теперь находился не в заброшенном кабинете на третьем этаже, а далеко от взрыва, который сам же и устроил, выстрелив из гранатомёта. Теперь я лежал на земле, видел в темноте трехэтажное здание. Пожар на третьем этаже освещал его фасад, огонь вырывался из окна третьего этажа.
Я лежал на асфальте. Как я здесь оказался? Я не мог выжить, когда стрелял из «мухи» в упор в эту тварь. Взрыв разорвал материю, а эта тварь способна проникать через вакуум в другой мир? В тот короткий миг, оставаясь невредимым… А затем меня кто-то вырвал из той реальности.
И я увидел кто это был.
Рядом стоял мужчина. Он был одет в тактическую военную форму. За спиной его висел автомат АК-12 с тепловизором. Он стоял и смотрел на пожар, затем повернулся ко мне.
- Меня зовут майор Евгений Плотников. Я вырвал тебя оттуда. Сам долгое время был в ловушке. Нужен был взрыв совсем рядом, чтобы я смог выйти. Теперь ты в безопасности. Эта тварь останется в пустоте навсегда.
- Какого хрена тут творится? – Я встал на ноги и рассмеялся. Это был истерический смех. – А я понял. Это такой ад. Ничего этого нет, нас всех накрыло. Мы все погибли. Мы не выбрались из той засады живыми!
- Нет, ты живее всех живых, - сказал майор. Он повернулся ко мне. – Помни, что он сказал, в пустоте нет любви. Не допусти пустоту в своем сердце. Помни: пустоту нельзя предать, а вот любовь – другое дело.
- Какая на хрен любовь? Какая пустота?
- Просто живи. – Он отвернулся и зашагал по дороге, откуда мы пришли.
- Ты куда?
- Из пустоты вырвалась еще дна тварь, и она где-то там. Ты видел ее следы. Вы видели, на что она способна, и я ее найду.
- А как ты научился всей этой херне? Останавливать время и разрывать пространство?
Он остановился, обернулся, улыбнулся и произнес, глядя в темное мутное небо:
- Был взрыв. Я подошел. Как и ты.
С этими словами он двинулся дальше и растворился в темноте.
9
Я же вдруг почувствовал такую усталость, и меня покинули остатки сил. Я опустился на потрескавшийся асфальт и растянулся на спине, раскинув руки в сторону. Так я и отключился, а когда очнулся, был в палатке медицинского отряда специального назначения.
10
Об этом случае я никому не рассказывал. Уж не знаю, как военная полиция объяснила отсутствие глаз у моих товарищей, но официальная версия была стрельба. Изверги стреляли в глаза и рот – это была их визитная карточка. Я же чудом уцелел. По официальной версии в перестрелке я выстрелил из гранатомета в помещении и выпал из окна третьего этажа из-за взрывной волны. Жилет спас меня от множества переломов.
В военном госпитале, пока лечил пару сломанных ребер и сотрясение мозга, я навел справки про майора Евгения Плотникова. Оказывается, он был офицером инженерных войск, и умел взрывать. Я проследил его след до Сирии, где как оказалось он спас нескольких человек во время взрывов, когда выжить было невозможно. Останавливал время и уходил через другое измерение на безопасное расстояние? Чёрт, это какое-то безумие, но иначе как объяснить то, что случилось со мной?
Останавливал время и разрывал пространство?..
Еще раньше он был в Донгузе, где тоже творилась какая-то чертовщина во время взрывов на складах боеприпасов. Там был настоящий катаклизм и техногенная катастрофа. И опять же, огромный взрыв. Он так же фигурировал в последствиях падения Челябинского метеорита в озеро Чебаркуль. Я хотел его найти и расспросить, потому что мне что-то подсказывало, что началось все именно с этого. Позже, я оставил эту затею и решил последовать его совету. Жить дальше и любить. Заполнить пустоту.
Но как, черт возьми это сделать, если я теперь могу убрать свои глаза под лоб и выпустить два щупальца прямо из своего мозга, а открыв рот, могу превратить в длинное щупальце и свой язык?
LORD_ZR (25-го, 37 лет)
