-= Клуб начинающих писателей и художников =-

       Дискуссия о поэзии будет бесплодна, если мы не определимся с системой координат. В поэтическом языке есть два полюса: полюс самовыражения и полюс иновыражения. Я ввожу это противопоставление после долгих раздумий и нешуточных баталий на разных филологических форумах. Тяготение к тому или иному полюсу определяется не только предпочтениями автора, но и, как это ни странно, его возрастом и мастерством. 

       Существует распространённое убеждение, что поэзия нужна для выражения своих мыслей, чувств, переживаний, любовных томлений, фобий, мечтаний, тревог, разочарований и т.д. Здесь главное слово – своих. В этом есть доля истины. Когда человек только-только начинает писать стихи, он выражает себя, и у него это получается так, как если бы он учился ходить или танцевать – неуклюже. В этом даже есть своё очарование. Так, мы смотрим на забавные движения щенка или котёнка, умиляясь. К области самовыражения тяготеет неумелая ассонансная рифма, которую правильнее было бы назвать недорифмой или полурифмой. Для любого произвольно взятого слова можно придумать сколь угодно много ассонансных рифм. Говоря стиховедческим жаргоном, такая рифма трансфинитна. Ущербную, неполноценную рифму ошибочно именуют иногда «новой» или «свежей», но это всё незаслуженные эпитеты. Ей вменяют в заслугу то, что она лишена предсказуемости, как будто непредсказуемость есть основной критерий художественного достоинства стихотворения. Забегая вперед, скажу: если непредсказуемость не сопровождается рифмическим ожиданием, то грош ей цена. Поэт пишет два первых стиха строфы и не долго думая (потому что ассонансную рифму найти легко) дополняет её двумя последними – и остаётся доволен своей поделкой. Это же его родное, кровное, идущее из глубин души. Но, как жестоко сформулировал большой знаток поэтического языка Поль Валери: «То, что ценно лишь для одного, никакой ценности не имеет». 

       Для того, чтобы стихотворение имело ценность, оно должно выражать не твоё «я», а моё «ты» или наше «мы». Поэт каким-то одному ему ведомым чутьём должен угадать мои мысли – и выразить их вместо меня. Читатель уже догадался, что я перехожу к рассуждениям об иновыражении. В иновыражении правит бал точная рифма, иногда ошибочно и пренебрежительно именуемая «банальной» или «грамматической». В доинтернетовскую эпоху толстые журналы советовали молодым авторам избегать таких «находок». А почему? Объяснений не давалось, просто к такой рифме приклеивался ярлык «избитая» или «стёртая до износу», и это звучало как приговор. И действительно, кто же в наше время кроме начинающего автора станет рифмовать «кровь-любовь»? Засмеют! А ведь эта рифма в самом глубоком смысле предопределяет национальный характер русской поэтической традиции. Вы посмотрите на русский роман ХIХ века – там сплошная кровь-любовь. Рогожин зарезал Настасью Филипповну Барашкову, а Анна Каренина бросилась под поезд. И всё из-за рифмы «кровь-любовь», хотя это и проза! Точная рифма обладает магическим действием на национальное самосознание. Я убеждён, что рифма «Россия-Мессия» подсказала Достоевскому образ князя Льва Николаевича Мышкина (который я пародирую в своём романе «Из жизни котов»). 

       Точная рифма в отличие от ассонасной финитна. У неё есть рифмическое гнездо, в котором живёт строго определённое число словоптиц. Впрочем, случается, что за счёт неологизма это гнездо можно расширить и я неоднократно становился автором нового словечка именно потому, что искал точную рифму. Точная рифма придаёт стиху то ценное свойство, которое я выше назвал смысловым ожиданием, сравнив его с ожиданием музыкальным. С одной стороны слово стопроцентно предсказуемо, а с другой невозможно так вот сразу взять и угадать, как это поэту удастся по-новому употребить такое старое рифмосочетание? В этом есть своего рода контрапункт. На этом нужно уметь играть. Этим поверяется мастерство.

       Вам скажут: точная рифма на сто процентов предсказуема и поэтому неинтересна. Не от великого ума такое говорят на конкурирующих сайтах. В музыке мелодия, даже слышимая впервые, прозвучав до половины, тоже предсказуема, и чем ближе к концу, тем сильнее музыкальное предвосхищение. Но это не умаляет ценности мелодии. Аналогично диссонанс на уровне гармонии всегда стремится к разрешению в консонанс, а нам говорят на конкурирующих сайтах: классический троп устарел. Эти воззрения на поэзию, происходящие от сомнительных авторитетов, способны вообще убить интерес к сочинению стихов, что мы и наблюдаем сегодня во французской литературе. Арагоны, Преверы, Аполлинеры, изобразив на своём знамени портрет Артюра Рембо (чьи рифмованные стихи написаны Верленом в плату за сексуальные услуги), пресекли некогда блистательную поэтическую традицию. Там теперь пишут только верлибры, а если и рифмуют, то как у нас в Москве – «ново» и «свежо». Ни одного выдающегося поэтического текста за целое истекшее столетие… Таков итог пагубной литературной моды и слепой веры в авторитет лжесловесников, осыпанных разного рода национальными и международными премиями, включая Нобелевскую. Единственным поэтом, который поднял одинокий бунт против засилья самовыражения, был Хорхе Луис Борхес, на склоне лет он стал писать классические сонеты, что позволило ему в конце жизни гордо заявить в одном из интервью: «Моя проза никогда не затмит мою поэзию». Умение употребить рифму, третируемую как «банальная» или «избитая», в таком контексте, где она воспринимается ярко, как если бы её мы слышали в первый раз, есть главный и основной критерий поэтического мастерства.

       Область самовыражения несамодостаточна, она тяготеет к украшению плохо срифмованного текста либо интонацией с завываниями (мастером такого взмыка является небезызвестный поэт Евтусенский), либо украшается красивой мелодией и тогда имеет право на существование. Городской романс с точки зрения классической поэзии неумел и безыскусственен, но мелодия может возвысить слова до шедевра и сделать народной песней. Маяковский был хорошим честным малым но никудышным поэтом, в довоенные времена насадившим моду на вычурную недорифму, ему многие подражали. Мандельштам один его терпеть не мог. Однажды он подошёл к Маяковскому в «Бродячей собаке» и громко сказал, чтобы все слышали: «Маяковский, что вы гремите как молдавский оркестр?». Великий мастер словесной перепалки первый раз в своей жизни опешил и не нашёл, что ответить. Итак, если вы работаете на уровне ассонансной рифмы, то ваш верный друг – это гитара. Таким мастером был Владимир Высоцкий. Несамодостаточность ассонансной рифмы компенсируется мелодическим началом, обаянием личности барда, артистическим исполнением. Без этого всего просто текст смотрится раздето и жалко… 

       Иное дело поэзия, тяготеющая к иновыражению. Вся её ценность – в ней самой. Она не нуждается в украшательстве и дистанцируется от толпы идолопоклонников. Такой поэт выражает не своё я, а сопрягает национальные архетипы, предопределённые рифмой, в сияющие эйдосы словесного ряда, видимые внутренним оком. Но создаётся такое впечатление, что поэт каким-то чудом прочёл ваши мысли и взглянул на мир вашими глазами. Вот это называется высокой поэзией. Если вы напишете хоть десяток текстов, отвечающих этим сверхтребованиям, вы уже обессмертите своё имя в литературе. Всё остальное, написанное вами, будет восприниматься как рама к этим вашим десяти шедеврам, а к раме и требования иные, чем к полотну, которое в неё забрано. Сайт ***  взыскует именно такой нерамочной поэзии. Учитесь сжигать холсты и писать всё заново!