Мы с моей Олей проводили медовый месяц на юге Франции, в тихом семейном отеле, в ста километрах от курортного городка Жуан-Ле-Пен. Путевку нам подарили родственники, коим мы были весьма и весьма благодарны.
Постояльцев в отеле было не много, сам он был надежно укрыт от посторонних глаз среди скал и буйства зелени – лучшего места для уединения не придумаешь. Долгими часами мы валялись на пляже, греясь в теплых солнечных лучах, купались в лазурном море, а по вечерам бродили по побережью, наслаждаясь невероятными пурпурно-розовыми закатами.
Как-то утром я отправился на террасу выпить чашечку кофе. Ольга осталась в номере. Она имела привычку спать до обеда, поэтому, как правило, завтракал я в одиночестве. Это меня нисколько не смущало, в это время я мог спокойно просмотреть новости или перекинуться парой-тройкой слов с друзьями по телефону. В другое время жена часто упрекала меня, что я предпочитаю ей гаджет.
Едва я расположился за столиком с чашкой кофе в одной руке и смартфоном в другой, как меня окрикнули по-французски. Я повернул голову и увидел приятного пожилого человека за дальним столиком в углу.
— Вы меня? – задал я глупый вопрос, потому как кроме нас двоих из посетителей здесь никого не было.
— Да-да, вас.
Я убрал смартфон, поставил чашку на стол и неспешной походкой направился к нему.
— Прошу простить меня, если я вас побеспокоил, - начал он с легкой улыбкой на губах, - вы русский, верно?
Я кивнул.
Его губы еще сильнее разъехались в улыбке, а от французской речи и след простыл.
— Значит, я был прав, - сказал он скорее себе. - Я наблюдаю за вами вот уже несколько дней и заметил, что по утрам вы всегда один.
— Да, моя жена такая соня! – улыбнулся я.
— Женщины! – он засмеялся, и морщинки так и затанцевали в уголках его глаз. – Не составите мне компанию? Всегда приятно поговорить с земляком.
— Хорошо, - кивнул я. - Только заберу свой кофе.
— О, бросьте. Я хочу угостить вас кое-чем получше. Как насчет шампанского? Не возражаете?
Я смутился, вообще-то алкоголь с утра не входил в мои планы.
— Да ладно вам, - видя мое смущение, проронил он. – Бокал шампанского не повредит. Тем более есть повод - у меня сегодня день рождения.
— Поздравляю, - улыбнулся я, тем самым окончательно принимая его приглашение.
Я пересел к нему за столик, и мы разговорились. Мой новый знакомый Виктор Михайлович Романов оказался интересным собеседником. Во Франции он давно, вот уже почти тридцать лет. У него здесь бизнес, что-то связанное с недвижимостью. Мы обсуждали спорт, политику, искусство и конечно Россию. Ему было интересно все, что касалось его прежней родины. Он спрашивал о президенте, санкциях, об отношениях с Америкой и Украиной, о ценах на бензин и водку и даже о погоде. Официант принес бутылочку «Дом Периньон» и предложил в качестве закуски на выбор: устрицы и фуа-гра. Я выбрал первое, а Виктор Михайлович остановился на печенке.
— Не любите устрицы? – полюбопытствовал я.
— Можно и так сказать, - улыбнулся он. – Меня с ними связывает одна давняя история. Но вряд ли вам интересны воспоминания старика.
— Да нет, я с удовольствием послушаю, - возразил я.
Я только начинал пробовать себя в писательском деле, и любая более или менее интересная история могла послужить мне неплохим сюжетом.
— Ну что ж, - вздохнул мой собеседник, - если хотите.- Его вдруг сделавшийся задумчивым взгляд скользнул куда-то вдаль, за живую, усыпанную розовыми бутонами изгородь террасы. Он начал: - В молодости меня считали сердцеедом. Таким я и был по своей сути. Перебирал женщин, играл их чувствами, не задумываясь о том, какие страдания причиняю. Но так было до встречи с Адель…
Официант принес закуски и пока расставлял их на столе, Виктор Михайлович молчал. Когда же мы вновь остались наедине, он продолжил:
— Я познакомился с Адель в одном парижском ресторанчике. Я тогда только налаживал бизнес. Мой отец владел некоторой недвижимостью в России и решил, что пора раздвигать горизонты. А так как во Франции у нас проживали родственники, он решил оборудовать офис в Париже, я же был его представителем. Дела шли не слишком хорошо, но это не мешало мне наслаждаться жизнью в полном смысле этого слова. Вечеринки, девочки, ночные клубы - вот, чем был для меня Париж в те годы.
Адель работала официанткой. С первого взгляда она произвела на меня неизгладимое впечатление: красивая чувственная брюнетка с округлыми формами. Мой животный инстинкт так и взывал затащить ее в постель, но она оказалась крепким орешком. Как не пытался за ней ухаживать, какими комплиментами ее не одаривал - все без толку. Мои французские друзья уже откровенно надо мной подшучивали, мол, теряю хватку и все такое. Меня это злило и еще больше раззадоривало. Я чувствовал себя охотником, преследующим добычу. Отступать я не собирался, чего бы мне это не стоило. Не останавливало меня и то, что Адель была замужем.
Получив в очередной раз от нее отказ, я так разозлился, что задумал подлость. Да, не смотрите на меня так, - закивал мой собеседник. – В молодости довольно часто проявлялись самые низменные мои качества. С годами многое понимаешь и переосмысливаешь, жаль исправить ничего нельзя…
В ресторане, где работала Адель, и куда я любил захаживать, подавали зеленые устрицы. Это было фирменное, довольно дорогое блюдо. Устрицы имели прекрасный зеленоватый оттенок, отчего и получили свое название. И надо сказать, чем насыщенней был их цвет, тем выше качество – настоящий изысканный французский деликатес! И вот именно они натолкнули меня на гнусность.
Однажды, придя в ресторан, я заказал двойную порцию зеленых устриц, и когда мне их принесли, подбросил в тарелку битое стекло. Приносила заказ Адель, естественно, ей досталось. Помимо нагоняя от начальства, Адель пришлось заплатить за мой обед. Стоили устрицы половину ее оклада. Не знаю, чего я хотел этим добиться? Возможно, думал так наказать за свое уязвленное самолюбие…В общем, через пару дней я узнал, что она уволилась. На душе у меня скребли кошки. Я не получил желаемого и поступил как последний подонок. Совесть не давала мне покоя, и я решил найти Адель, чтобы извиниться. Узнав в ресторане ее адрес, я подкараулил ее у дома, и между нами состоялся разговор. Я был честен и рассказал, что все подстроил, и что безумно сожалею. Думал, она возненавидит меня, но Адель, напротив, посмеялась. Сказала, что никогда бы не подумала, что такой приличный на вид молодой человек способен на такое ребячество. Я предложил ей возместить ущерб за устрицы, но денег она не взяла. Чтобы хоть как-то загладить свою вину, я пригласил ее на ужин - и о счастье! Она согласилась! Так начался наш роман, который продлился ровно два месяца, вплоть до моего отъезда в Японию – командировка по налаживанию партнерских связей.
Что это были за два месяца! Ни с одной девушкой я не испытывал ничего подобного!
Адель была наполовину француженка, наполовину полячка. Родилась в Польше, во Францию перебралась примерно в то же время, что и я. Но именно она показала мне Париж, о котором я даже и не догадывался.
Ее муж часто бывал по работе в разъездах, поэтому никто и ничто не мешало нашим встречам. В будни мы сидели в каком-нибудь маленьком уютном кафе, источающем аромат сдобы, корицы и кофе, или прогуливались по мощеным улочкам, так горячо воспетыми художниками и поэтами всего мира, или бродили по набережной, между делом разглядывая картины всевозможных уличных художников, коих здесь было не мало. А ночи, эти восхитительные ночи! Ночи мы проводили в ее скромной квартирке на втором этаже, в доме с видом на хозяйский дворик, овитым плющом и обставленный горошками с петуньями, анютиными глазками и фиалками. Запах фиалок на рассвете особенно мне запомнился. Два счастливейших месяца в моей жизни пролетели как один миг!
Адель проводила меня в аэропорт. Перед самым отлетом она сказала, что муж, кажется, догадывается обо всем. Я ответил что-то невнятное, буркнул, что разберусь со всем позже. И пообещав встретиться с ней, как только вернусь, улетел. Слова я не сдержал. В Японии я увлекся миленькой актрисой театра Такарадзука и все свободное время проводил в ее объятиях. Любил ли я Адель? Возможно. Но в пору своей молодости мне не хотелось обременять себя ненужными проблемами. Я считал, что передо мной целый мир, а связать себя с Адель, означало бы лишиться его.
По приезду в Париж я не звонил ей и не интересовался, как она поживает. Кто-то из знакомых обмолвился, что она развелась и проживает у тетки за городом. Мне это было только на руку – не хотелось столкнуться с ней где-нибудь на улице. Пару раз Адель звонила мне в офис, но по моей просьбе секретарша всегда отвечала, что меня нет.
Как-то осенним днем, когда я, как обычно, работал, мне сообщили, что меня хочет видеть какая-то дама. Я был заинтригован, быстро накинул пальто и спустился вниз. Это была Адель. Бледная и исхудавшая она стояла под красным, как флаг революции, ясенем, и смотрела куда-то в пустоту. Увидев меня, в ее глазах на секунду зажегся огонек, в котором было все: страсть, любовь, ненависть…, но в ту же секунду он погас. Теперь в ее взгляде были пустота и безразличие.
Я подошел и поцеловал ее в исхудалую щеку. Она спросила, почему я не отвечал на звонки - пришлось солгать, что слишком много работы. Горькая улыбка очертила ее красивый рот, который я некогда так любил целовать. Но в тот момент я не чувствовал к ней ничего и хотел как можно скорее закончить встречу. Адель попросила о последнем вечере - ужине в память о прошлой любви. Я не смог отказать.
Она пригласила меня за город, где теперь жила, сказала, что приготовила нечто особенное - зеленые устрицы. Помню, засмеялся, по сути, с них началась наша история. А она добавила: «Пусть так и закончится». Мы сидели в простенькой гостиной ее тетки, кроме нас в доме никого не было. Не зная о чем говорить, я спросил про мужа. Тогда Адель убрала с плеч тонкую шаль и показала изуродованную, в следах от ударов ремнем, спину. Вот как дался ей развод. Муж избил ее так, что Адель пришлось пролежать месяц в больнице. Из-за полученных травм она потеряла ребенка. Нашего ребенка… Все бремя вины свалилось на нее одну. Я же оставался в стороне. Но Адель вновь, как тогда с устрицами, повела себя благородно. И даже сказала, что все еще любит меня и будет любить всегда. Впрочем, эти ее слова я уже почти не слышал. Внезапная острая боль в животе практически лишила меня сознания.
Пришел в себя я уже в больнице – устрицы, которыми угощала меня Адель, оказались отравленными.
— Вы заявили на нее? – не удержался я от вопроса, взволнованный до глубины души его историей.
Виктор Михайлович покачал головой.
— В больнице, находясь на грани между жизнью и смертью, я вдруг осознал, каким негодяем был. Нет, я не видел белых коридоров, не разговаривал с Богом и архангелом, как любят рассказывать многие, пережившие клиническую смерть, но сознание мое поменялось. Что-то свыше дало мне понять, что за все следует ответ. Я вышел совершенно другим человеком, как будто заново родился. И да, морепродуктов с тех пор не ем, - он засмеялся и отпил шампанского.
— А что случилось с ней? Вы видели ее после? – вновь задал я вопрос, погруженный во все это, как книгоман в хороший роман.
— Что с ней случилось…- повторил Виктор Михайлович.
Но ответить ему не удалось – на террасу вошла полноватая дама в шляпке и солнцезащитных очках и направилась к нам. Когда она подошла и сняла очки, я смог хорошо разглядеть ее лицо - немолодое, но все еще очень красивое.
— Дорогой, ты сегодня не один, - на приятном французском сказала она моему знакомому, а мне приветливо кивнула: - Доброе утро, молодой человек.
— Дорогая, позволь представить тебе месье Александра из России. Александр, это Адель - моя жена.
Я открыл от удивления рот и замер, он же лишь загадочно улыбнулся.
— Не возражаете, если я заберу у вас мужа? – спросила она у меня. – У меня для него есть сюрприз.
Конечно я не возражал.
Виктор Михайлович поднялся с места, распрощался, взял жену под руку, и они пошли прочь с террасы.
Pethen (19-го, 25 лет)
