Старый цыган хорошо помнил тот день, когда завершилось строительство стены вокруг его деревни. Он вообще, несмотря на свой почтенный возраст, обладал феноменальной памятью и мог рассказывать истории из своего прошлого сутки напролет. Только слушателей он не жаловал. Жил он один давно, в гости никого не пускал, кроме соседки, которая раз в несколько дней заносила ему горячий суп или какой-нибудь пирог.
Ему было до боли в груди жалко новое поколение табора. Они ведь никогда не видели мира за стеной и вряд ли увидят. Старый цыган надеялся, что стену когда-нибудь снесут и что случиться это на его веку. Но пока этого не происходило. Он часто вспоминал свою жизнь до того, как табор осел в этой странной восточноевропейской стране. Молодежь, частью которой он тогда являлся, была против такой длительной остановки, но в решение они участия не принимали. Раз барон решил, что они должны стать ближе к остальным, так тому и быть. Барон не учел, что остальные не желали подпускать к себе цыган.
Они прекрасно знали, какие легенды и мифы ходят об их народе. Что скрывать, большую часть они сами и распускали. А потом искренне удивлялись, почему другие люди их боятся. Тогда старый цыган не задумывался об этом, он жил легко и весело, как и все цыгане.
Очень скоро остановившийся табор разросся в целую деревушку. Власти страны были не в восторге от этого, но что им оставалось делать? Не изгонять же целое поселение. Вскоре жители страны стали посещать деревню цыган, вначале ради интереса, а потом завязались и экономические отношения. День за днем страх перед цыганами улетучивался, хотя до конца их и не принимали. Да цыгане и не хотели этого. Слишком большой кровью им далась сохранность их культуры, и они ревностно ее оберегали. И то, что старому цыгану разрешили жениться на местной девушке Монике, скорей было исключением, чем правилом.
Старый цыган прекрасно помнил тот день, когда увидел ее в первый раз. Она сидела в небольшой крытой палатке его тетки и с интересом слушала, что же та ей нагадает. Тетка увидела, как цыган смотрит в небольшую прореху в ткани палатки и как глаза его пылали. Поэтому тетка, отвечая на единственный вопрос своей молодой посетительницы «Когда же встречу свою любовь?», ответила «Как только выйдешь из моей палатки и завернешь за угол». Эта же тетка просила за Монику перед бароном, обучала ее сутками напролет всем цыганским обычаям и принимала роды всех четверых детей Моники и старого цыгана.
Когда власти приняли решение обнести поселение цыган стеной и сделать строгие пропускные пункты, никто в это не поверил. Но стену возвели настолько быстро, что в серьезности намерения властей изолировать цыган сомнений не осталось. Чтобы дети не росли в гетто, Моника воспользовалась тем, что не была цыганкой и уехала вместе с детьми в ближайший город, где вскоре, совсем младшие детки забыли напрочь про отца. Все, кроме старшей дочери.
В то время, когда все пытались выпятить свою индивидуальность, полу цыганские дети хотели как можно незаметней смешаться с толпой. Моника поменяла фамилию и вычеркнула годы жизни в таборе. Посовещавшись со старшей дочерью, было принято решение рассказать остальным детям о героической смерти отца.
С тех прошло уже немало лет, а старый цыган так и не женился, не обзавелся семьей, а все это время вел закрытый образ жизни. Он жил от воскресенья к воскресенью. Именно в этот день старшая дочь еженедельно навещала его. Чтобы не создавать лишних вопросов, она говорила всем, в том числе и своему мужу, что ездит в гетто в качестве волонтера. Она привозила отцу провизии и обязательно свежих газет, в которых они пока безуспешно выискивали новость о решение властей снести стену.
Зимой, когда забытую ведущую в деревню дорогу заметало, дочь приезжала не каждую неделю. Поэтому старый цыган ждал весны с особым нетерпением. Как только снег таял, он наводил в доме порядок, выносил свое кресло на крыльцо дома и ждал, когда приедет дочь.
В то воскресенье она задержалась, потому что ждала свежего выпуска «Еженедельного вестника». Этот номер отправили на доработку, так как рано утром новое правительство поддалось давлению международных организаций и решило снести все стены вокруг всех гетто в стране. Дочь была взволнована и даже пару раз нарушила скоростной лимит, пока рулила к отцу. Она знала, что отец волнуется, думает, что она и сегодня не приедет, но решила, что такая хорошая новость затмит любое переживание. Наконец, он увидит своего первого внука, познакомится с ее мужем, увидит Монику, которая также сохраняла ему верность все эти годы и воспитывала детей одна, как бы сложно ей не приходилось.
Въехав через КПП, дочь направила машину на самую окраину деревни и уже издалека заметила отца, сидящего в своем кресле на крыльце. Он был укутан в теплый плед и мирно дремал. Когда машина подъехала, цыган не проснулся. Дочь наспех достала продукты из багажника, сунула свежую газету подмышку и в один скачок одолела ступени, ведущие на крыльцо. Отец все так же мирно сидел в кресле с закрытыми глазами.
Поставив сумки рядом с ним, дочь легонько тронула отца за плечо. Никакой реакции не последовало. Она потрясла чуть сильней, но безрезультатно. Газета упала на пол, из глаз дочери покатились горячие слезы. Она тихонько прижалась к груди отца, но биения сердца не услышала.
klykin_pavel (20-го, 30 лет)
