ЧАСТЬ 1
РЖАВЫЕ ХОЛМЫ
Склонив голову, Дарма плелась вперед подобно быку, что вспахивает поле. Жажда, духота, обгоревшие нос и щеки стирались гнетом терпения девушки. Каждый шаг, выстраданный, будто ноги обливали кипятком, лепил на лице гримасу мучения. Наряд бродяги (бесформенный балахон из парусины и намотанная на голову тряпка) дополнял железный ошейник раба на поводке цепи.
Позади девушки, посапывая, шаркал по выжженной земле трирог. Под пылающим жаром бледного солнца шкура животного отливала бронзой. Трирог щелкнул пастью, напоминающей клюв орла и замотал головою, накоторой пнями торчали три спиленных рога.
Унур, (наездник скотины по прозвищу ветеран) считал на пальцах, вбивая взгляд в линию горизонта.
- Гарб дарг, - выругался Унур, - стой жрица, привал.
Дарма тут же села, обхватив руками колени.
Ветеран взялся за средний рог скотины и с силой потянул на себя. Голова трирога поднялась к золотому диску полуденного солнца, глаза сощурились, сопящий, долгий выдох и скотина остановилась. Унур спешился и достал из седловой сумы флягу.
- Ты выдержала. Не ожидал. Пить хочешь? – с ухмылкой спросил ветеран, направляясь к девушке.
- Я сделала все, как ты велел, только не молоко трирога, - с натугой в голосе молила жрица, - воин, будь милосерден, только не молоко трирога.
- Не бойся, не будет молока трирога - Унур остановился, - ты заслужила, лови.
Ветеран швырнул Дарме флягу из козьей кожи и направился обратно к трирогу. Шагая, бывалый воин купал мысли: в разочаровании, озабоченности проблемой и нежелании ставить лагерь.
Жрица схватила флягу, откупорила, но пить сразу, не решилась. Вначале капнула немного жидкости на ладонь - прозрачная, после сделала скромный глоток - вода. Закатив от удовольствия глаза, Дарма жадно вкушала теплую воду. Напившись, жрица облила голову и лицо. Закупорив флягу, взгляд пленницы обнял Унура.
Ветеран рассматривал карту, поглаживая сажу бороды. Взгляд серых глаз; то втыкался в пожелтевшую бумагу, то распылялся в однотипном пейзаже сухостепи.
- Да что за халдра* (длительная пытка, существовавшая у Свободных Ханов), - с досадой выпалил Унур.
- Что-то не так? Насыщенный злобой взгляд ветерана впился в Дарму.
- Иди сюда, - сквозь зубы вытравил Унур.
Дарма встала на ноги и двинулась к ветерану. Шаги жрицы вязли в робости, точно в болоте. Остановившись возле Унура, девушка сжала скулы и посмотрела ветерану в глаза.
Грубая пощечина сбила девушку с ног.
- Я тебе говорил, чтобы ты не разговаривала со мною, пока я тебе не разрешу этого? Говорил?
- Да.
- Так чего лезешь?
- Я думала, я могу быть полезной.
- Ты полезна, пока делаешь то, что я тебе говорю. Поняла?
- Да, да.
Щека девушки пылала, взгляд увлажненных глаз чертил на земле эллипс.
Буйство Унура леденело в отличие от крепнущего жара дня. Вздернув кверху подбородок, наемник глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
- Надо ставить лагерь, - сказал ветеран, убирая карту в седловую сумку.
*****
Кругом безмолвствовала выжженная земля сухостепи. Вдали ещё виднелась, блистающая на солнце сталь полукруга Т-арки. Древнее наследие Арнака, радугой вздымалось над сереющим океаном земли. Где с запада растекалась рыжая полоса, будто тело морского змея.
Под тенью навеса двое пережидали дневной зной. Ветеран распластался на походном снаряжении, точно султан на подушках. Дарма сидела рядом, скрестив ладони у рта и тихо читала молитву. Неподалеку от навеса лежал на боку трирог. Изредка животина ударяла кончиком хвоста по земле, будто наслаждалась «солнечной ванной».
- Вот, - заговорил Унур, - завтра выйдем на тракт, ведущий в Нев-Кармас. А там-то и останется полдня пути до города. Я тебя отдам в храм мелиценатов, получу вознаграждение и заживу. Куплю: десятка два рабов, голов тридцать трирогов, немного земли. Потом женюсь. И будут называть меня не Унур, седьмое копье хана Гура, а хан Унур*. Да, есть земля, есть люди, есть трироги – значит и есть хан у всего этого. Вот, не пойму, жрица, вот ты вошь, а за счет тебя я стану ханом. Никогда бы не подумал, что из кучки навоза можно извлечь богатство.
Дарма закончила молитву, разведя ладони в стороны.
- А может…, - продолжал Унур, - ты стоишь намного дороже? Ведь это же за тобою пришли эти куски, гарб дарга, фанатики Кселегия, что отправили к Вышнему наш отряд. Впрочем, мне достаточно обещанного вознаграждения, тем более я получу его за весь отряд. Мне ещё отец говорил, пусть беркут донесет Вышнему его золо* (душу), не бери больше того, что сможешь донести и не бери меньше того, что обещали.
- Унур, ты и вправду полагаешь, что завтра мы выйдем к тракту?
- Я не разрешал тебе открывать рта, - ветеран привстал.
- Унур, я заговорила, потому что от этого зависят наши жизни и твоё будущее.
- Не понял, что не так с моим будущим?
- Мы не выйдем к тракту ни завтра, ни послезавтра, ни даже через семь солнц.
- Что ты несешь?
- Признай, ты ведь не знаешь, где мы сейчас находимся.
Ветеран заметался под навесом, затем достал из седловой сумки карту, развернул. Поднеся к лицу Дармы кусок пергамента, Унур ткнул в него пальцем.
- Дура, мы здесь.
- Нет, Унур. Ты же обратил внимание, на желтую полосу, что тянется с запада на север? Что это, по-твоему?
- Я не знаю. Может мираж. Да и какая разница что это?
- Это Ржавые холмы.
Под навес закралась тишина. Унур с недоверием смотрел на жрицу.
- С чего ты взяла, что это Ржавые холмы?
- Когда мы спасались от пала травы, я провела нас через Т-арку.
- Это те железные ворота, с помощью которых ты потушила огонь?
- Да, они, но я не тушила пожара, я нас переместила к другой Т-арке. Эти «ворота», как ты их называешь, располагаются каждые тысячу лиг. Иными словами, мы, пройдя, через одни "ворота" переместились на тысячу лиг к другим и видимо переместились на север от предыдущих. Если бы на твоей карте были бы северные земли сухостепи, то ты бы убедился в моих словах.
- Ты перегрелась на солнце, жрица. Никакая птица не в силах столько пролететь за одно мгновение. А мы всего лишь люди. Своими речами ты отравляешь мой ум. Не зря нам приказали, не смотреть на тебя и не говорить с тобою. Но сейчас я это исправлю.
- Что ты собираешься сделать?
- Сейчас поймешь.
Унур достал из мешка флягу. Откупорил. Сладкий запах защекотал ноздри путников.
- Нет. Унур, только не молоко трирога, только не оно. Я буду молчать, честно.
- Конечно, будешь.
Дарма попробовала отбиться, но тщетно. Ветеран повалил девушку на землю, сел сверху. Затем под колени прижал обе руки жрицы. Одной рукой Унур надавил девушке на скулы, та послушно открыла рот, куда хлынул поток зеленой, тягучей жидкости.
Сознание жрицы тут же впало в забытье, точно река в океан: малое и громадное смешались в единое, целое, неделимое.