В округе их называли бензинщиками. Зимой, когда рыбаки спускались к лиману удить щуку, оставляя машины у обочины, близнецы Вертовы тихонько подъезжали к месту стоянки и сливали топливо. Лишь единожды их удалось поймать с поличным. В результате случившейся драки, младший Вертов ослеп на один глаз.
В остальном близнецы были похожи как две капли воды ровно до тех самых пор, пока Леха не сделал себе татуировку. Большого такого волка, мордой с целое плечо. Зверь получился страшным, но на кубанском солнце быстро выгорел.
В июле две тысячи девятого года некие поморцы купили дом по соседству с Вертовыми. Главой семьи последних являлась Лидия Евгеньевна, дородная женщина приземленных потребностей с низким лбом и крошечными поросячьими глазками. Муж ее погиб в Афганистане, оставив ей двух еще не родившихся сыновей. Безотцовщина сказалась на последних не самым лучшим образом. Воспитанные без большого родительского тщания, они быстро вышли из-под контроля, предпочтя учебникам мелкое воровство и хулиганство. До тридцати лет Вертовы добывали деньги различной халтурой, поочередно уезжая в город на заработки. Каждый из них много чего умел, но легкомыслие, подпитываемое любовью к водке, не позволяло задерживаться на одном месте больше пары месяцев. В итоге решили таксовать. Автомобили в станице были не у всех, в особенности это касалось приехавших поездом курортников, снимавших комнаты у частных домовладельцев.
С появлением близ дома Вертовых новых лиц, небольшой семьи из Архангельска, Лидия Евгеньевна поставила перед собой задачу подружиться с северянами, поэтому немудрено, что именно она предложила им показать море.
Череда событий, подтолкнувшая чету Фустовых к приобретению неказистого домишки из ракушечника, являла собой итог сложного хитросплетения судеб, благодаря которому те, кто раньше ничего особо не имел, вдруг обзавелись средствами, достаточными чтобы начать жизнь сначала.
Спустя некоторое время выяснилось, что поморцев рано признавать своими. Григорий Фустов при знакомстве сразу выложил карты на стол, сообщив, что переезжать с севера на юг, семья не торопится. На Белом море хватает для геолога работы, чего не скажешь о море Черном. Поэтому, пока домик в конце улицы Фрунзе представляется исключительно солнечным летним обиталищем, которое планируется год от года улучшать и перестраивать.
Будучи женщиной хваткой, Лидия Евгеньевна быстро смекнула, что семья Григория Ярославовича нуждается в человеке, способном разъяснить все и даже больше об этом замечательном уголке Северного Причерноморья, где пляжи были не тронуты базами отдыха, а в огородах местных зрели кроваво-красные помидоры, прославившие станицу на весь Краснодарский край.
Жена Фустова Елена Антоновна, чьи нервы были вконец измотаны мучительным дележом наследства покойной матери, хотела только одного, чтобы ее оставили в покое. Она дружелюбно поприветствовала Лидию Евгеньевну и ее отпрысков, вызвавшихся подсобить в любом деле, где две пары мужских мозолистых рук не окажутся лишними. Григорий Ярославович вежливо отказался с благосклонностью мастера, не нуждавшегося в подмастерьях. Между тем работы предстояло много. Дом оказался поморцам по карману исключительно в силу его запущенности. Просторное одноэтажное жилище с двухскатной крышей и верандой, оккупированной нескончаемыми щупальцами плюща, всем видом было неприветливо, с большей охотой предоставляя приют бродячим кошкам, полевкам и паукам, чем новым хозяевам. Но радости от приобретения это совсем не убавляло.
Даже Кирилл, единственный сын Фустовых, понуро идущий все пятнадцать лет своей короткой жизни, состоявшей из уроков, видеоигр, книг и ничего более, с несвойственным ему энтузиазмом встретил перспективу проводить каждое лето в собственном доме в каких-то семнадцати километрах от Азовского моря.
Первые несколько дней Фустовых, как жителей станицы, прошли в усталости. Но упомянутая усталость, которую испытывали абсолютно все: Григорий Ярославович, монтировавший железную входную дверь за место треснутой деревянной, Елена Антоновна, хлопочущая на веранде в мечтах превратить ее в летнюю кухню, орудуя веником и садовыми ножницами, и даже Кирилл, потевший на должности «принеси-подая» у Фустова-старшего, была встречена ими в прекрасном расположении духа. А все потому, что не всякий труд тяготит. Из всех возможных усилий, человек лишь такие готов бесконечно прилагать, которые обещают ему довольство собой и тем, чем он обладает.
Вертовы наблюдали за соседями не без любопытства. Лидия Евгеньевна ухитрилась подружиться с Еленой Антоновной. Несмотря на разницу в возрасте, они без проблем нашли общий язык. Кубанка угощала северян соленьями и рассказывала небылицы о людях, чьи имена Фустовым ни о чем не говорили. В конце концов семейства начали гостевать друг у друга, а близнецы Леха и Сергей к величайшему удовлетворению обоих, начали на Фустовых зарабатывать. Раз в три дня они по пыльной, не асфальтированной дороге возили их на море и обратно.
Кирилл не любил этих встреч. В свободное время он читал Стендаля или уходил гулять в поле (первобытная роскошь, какую не может себе позволить простой городской житель). Ровесников в станице не наблюдалось, что его совсем не огорчало. Среди достоинств Кирилла общительности не обнаруживалось. В Архангельской школе у него, конечно, имелись товарищи и то, лишь благодаря стечению обстоятельств, собравших разномастных ребят в одном классе. Там волей-неволей приходилось выкручиваться, чему способствовало давление первой учительницы, равно как и чрезмерная навязчивость отдельных личностей, не находящих в перемену занятие, могущее избавить их от необходимости завести друга или подружку. Кирилл никогда приятельствования не искал, довольствуясь уделом одиночки. Это безгранично удручало Григория Ярославовича, являвшегося в молодости знатным кутилой и душой компании. Что касается матери, то она просто пожимала плечами. Мол, сын интроверт. Тут ничего не поделаешь. Но Фустова-старшего совсем не устраивало указанное положение вещей. Он был убежден, что любое одиночество как ни крути, является вынужденным. При этом, Григорий Ярославович страдал от недалекости не только в вопросах воспитания, так и в аспектах современных реалий вообще. Его образ мышления во многом устарел. Причиной этому служило советское прошлое, приходящееся на две трети прожитой жизни. Времена изменились, а он, вкупе со всеми родившимися в сороковые и пятидесятые годы, меняться не стал, потому что не считал, что должен.
Кирилл был поздним ребенком, отчего испытывал на себе избыток родительской любви, шедший в ногу с взаимным непониманием поколений. И если Елена Антоновна, женщина еще не разменявшая шестой десяток, поддерживала с сыном теплые отношения, стараясь следовать настроению современности, то шестидесятипятилетний Григорий Ярославович этим себя не утруждал. В результате в переходном возрасте сын безнадежно отдалился от отца, и что самое печальное, тот этого даже не заметил.
Сын Фустовых любил море, а вот южан нет. Поджарые мужчины, с курчавыми головами, не равнодушные к спиртному и костерящие их круглолицые женщины пышных форм не вызывали в нем симпатии. Они виделись слишком словоохотливыми.
В мире исчезнувшего казачества чувствовалось неуютно, поэтому единственное спасение в отсутствие компьютера и интернета отыскалось в книгах. Вместе с половиной миллиона рублей Елене Антоновне досталась в наследство обширная библиотека. В тесной архангельской двушке ей не нашлось бы места, из чего Фустов-старший заключил перевезти книги на юг контейнером, куда поместилось немало домашнего скарба, без которого на севере спокойно можно было обойтись.
Кирилл читал много и преимущественно зарубежных авторов. За это отец упрекал сына в том, что отпрыск теряет национальную самость. А мать тем временем просто радовалась: ребенок при деле и то хорошо. Она подобно другим матерям, грешащим чрезмерным опекунством, всерьез опасалась допустить превращения ребенка в маргинала. Однако развитое чувство прекрасного вовсе не панацея. Любовь к Бетховену вполне может уживаться с жаждой насилия. А Кирилл называться хулиганом или шпаной не заслуживал. Снаружи он представлял собой юношу, которого природа не обошла вниманием. Не слишком красивое лицо отличалось плавностью черт и глазами, чуть разнившимися по размеру. Нос, между ними помещенный, имел едва заметную горбинку, а заурядный рот выделялся разве что губами чересчур изящными, чтобы быть мужскими. Изнанка этого молодого парня представлялась винегретом чувств и впечатлений, не имевших в жизни подростка действительного места. Время, проведенное в мирах, вымышленных было не сравнимо больше всего настоящего. Ни Елена Антоновна, ни Григорий Ярославович не подозревали, какими мыслями обременяет свой, воспаленный юношеским максимализмом, разум их первый и единственный сын.
В августе жара стала невыносимой. Ослепительный желток солнца беспощадно плавил воздух, сдирая с полей зеленую кожу травы и пестрых цветов. Бурое нутро земли обнажилось и вскоре, покрывшись паутиной трещин затвердело будто черепаший панцирь.
Супруга уговорила Фустова-старшего повремить со строительными работами (к тому времени с дверью было покончено, и настал черед облагораживания гостиной) и почаще бывать на море.
Девятка Вертовых работала без выходных на радость владельцам, берущим на пятьдесят рублей дороже средней цены по району. Теснясь с матерью на заднем сидении, Кирилл безучастно взирал на окрестные, выжженные солнцем пейзажи. «Будь здешние поля сплошь и рядом засажены кукурузой, я бы очень даже мог сойти за героя какого-нибудь романа Фолкнера или Стейнбека.» - думал он. Дорога к морю петляла широкой полосой цвета слоновой кости навстречу тускло-зеленым деревьям, разместившимся то тут, то там вдоль побережья.
За рулем обычно находился Сергей. Водил он отлично, если учитывать, что ничего кроме шлепанцев в летний сезон и не думал надевать на ноги. С отцом беседовал преимущественно о рыбалке или строительстве. Больше слушал, чем говорил. Григорию Ярославовичу это нравилось, но Лена Фустова, женщина от природы не глупая, прекрасно понимала, что о дружбе с Вертовыми речь пока не идет. Те любезничали неправдоподобно, сродни студенту, поддакивающему преподавателю на экзамене. С другой стороны, ждать чего-то дурного от близнецов или их матери не приходилось. Человеческая лояльность, склонна подкармливаться денежными выгодами.
Кирилл не о чем таком и не размышлял. У него и без этого хватало забот. Жюльен Сорель прочно засел в мозгах в образе мерзавца-сердцееда, знавшего все закоулки женской души от и до. А поскольку сын Фустовых вступил в возраст первых любовных мытарств, то для него похождения стендалевского героя носили характер не только познавательного или развлекательного чтения, но и учебного пособия о том, как следует вести себя с противоположным полом. Здесь стоит упомянуть, что на момент описанных дум, Кирилл еще не дочитал книгу до конца, засим совершенно не ведал, какая судьба постигла провинциального гувернера-вертихвоста.
С девушками Кирилл общался неважно. Нужные, удачные слова зачастую всплывали только после разговора, но никак не вовремя него. Юноша редко многословил и не выносил «мещанской», как он сам выражался болтовни. Одноклассницы украдкой сторонились его, окрестив парня скучными эпитетами. И по правде сказать было за что.
Однажды Кирилл сильно повздорил с Дашей Кравцовой, русой девочкой, сидевшей за передней партой. Она ему нравилась, но он никак не мог решится сократить дистанцию. В конце девятого класса ему таки представился случай. Учительница литературы отвела класс на постановку чеховского «Вишневого сада», а когда спектакль закончился, Кирилл и Даша оказались в одном автобусе на соседних местах. Повезло даже в том, что девушка сама завязала разговор, спросив про его отношение к Антону Павловичу и литературе вообще. Тут Фустова-младшего понесло. Он напрочь забыл о собеседнице, смакуя собственный читательский опыт и придавая тому форму непрекращающегося перечня имен и куцых описаний. Любые попытки Даши вставить словечко обрекались на провал. Кирилл бессовестно перебивал девушку, ругал за отсутствие вкуса и незнание матчасти.
На следующий день Кравцова рассказала всем подружкам, кто такой этот Фустов и почему с ним лучше не вести никаких бесед и тем более развивать отношения.
- Может он и симпатичный, но у него однозначно не все в порядке с башкой - Кирилл сразу узнал звонкий Дашин голосок за своей спиной в коридоре, неподалеку от кабинета географии.
«Я всего лишь хотел порекомендовать ей несколько неплохих книг, ведь то, что она читает пустая трата времени» - начинал оправдываться про себя юноша.
Видимо основным недостатком Кравцовой при всех ее неоценимых внешних данных было то, что дочка врачей всем литературным жанрам предпочитала фантастику, которую Кирилл на дух не переносил.
На Азовском побережье Кирилл не редко вспоминал Дашу. Она всегда возникала перед глазами в минуты необъяснимой кратковременной хандры, выныривая где-то из глубины сердца.
Тогда он воображал ее в купальнике. Пытался представить, как выглядит ложбинка между грудями, забывался и уходил в воду. Заплывая далеко, Фустов-младший не оглядывался. Перламутровые облачка медуз расходились в разные стороны, переливаясь топазовыми оттенками прохладной водной толщи. На порядочном расстоянии от берега Кирилл заныривал к самому дну и, перевернувшись на спину, смотрел вверх. Глядя на мир словно через запотевшее стекло, подросток погружался в воду, одновременно с этим погружаясь в себя. Это был единственный способ на мгновение отречься от мира, выставить себя за скобки, провозгласив себя лишним. Это делалось не для того, чтобы постичь некую абстрактную истину или что-то кому-то доказать, а в целях достижения умиротворенности.
Кирилл относился к числу людей, озабоченных вопросом, «как все устроено и, что я, человек, должен делать со всем этим...?». Юношу не прельщала участь обывателя, пусть и счастливого. Он жаждал откровений, испытывая стыд за фантазии, в которых Кравцова была раздета и податлива.
Мать беспокоилась каждый раз, когда теряла сына из виду. Ей очень не нравилась привычка Кирилла ни с того ни с сего исчезать где-то в море, превращаясь в точку, застрявшую где-то на пол пути к горизонту. Кирилл старался не задерживаться. Ступая на горячий песок, он разгонял чаек, называемых Еленой Антоновной ливингстонами. Те кормились на пляже рачками, временами облетая территорию в поисках наживы покрупнее.
На груди Кирилла поблескивал мельхиоровый медальон с изображением Георгия Победоносца. Он висел на простом шнурке значительно ниже православного креста. На обратной его стороне постоянно скапливался странный осадок зеленого цвета, вызывавший на коже практически незаметное раздражение. В одном из последних своих заплывов юноша медальон потерял к величайшему сожалению набожной матери. Однако Фустова горевала недолго. На следующий день море порядочно разбушевалось. Ветер вопил во всем приморье, прижимая длинные стебли камышей к земле, словно загнутые уголки книжных страниц, которые требовалось выпрямить.
Спустя ночь распогодилось, и Вертовы вновь повезли гостей из Поморья купаться. Отдыхали на том же самом месте, что и в предыдущий раз. Этот, облюбованный Григорием Ярославовичем уголок, располагался возле строящегося детского лагеря в относительном отдалении от людей.
После непродолжительного шторма песчаная полоса исчезла практически полностью. Море обглодало берег. Соленые языки с белой пенящейся каймой облизывали, выступающий над водной гладью край суши. Пляж потемнел, не успев толком прогреться. И пока двое самых главных мужчин в жизни Елены Антоновны поспешили в воду, она увлеклась разглядыванием разномастных диковинных ракушек, выброшенных на берег недавней бурей. Удивительно, но подле одного из пожухло-розовых гребней, разбросанных всюду парашютиками одуванчика, наполовину зарытый в песок выглядывал неровный металлический диск потерянного медальона. Мама Кирилла усмотрела в находке знак свыше.
К тому времени отпуск подходил к концу и наступала пора задуматься, как обезопасить свежеприобретенное жилище до следующего лета. Лидии Евгеньевне не пришлось особо стараться, Фустов-старший сам попросил ее присматривать за домом.
- Мы тебя знаем - хриплым басом вещал Григорий Ярославович, угощая соседку сигаретой. Они сидели под кроной тутовника и разговаривали. Отец Кирилла хвастался тем, сколько всего успел за полтора месяца сделать. Тут и дверь новая, и обшитая гипсокартоном гостиная и даже примитивный водопровод, представляющий собой шланг, одним концом соединенный с колонкой на участке, а с другого со смесителем, установленным над встроенной в кухонную тумбу раковине.
Примечательно, что отсутствие удобств Кирилла не обременяло. Деревянная туалетная кабинка за домом воспринималась неизменным атрибутом классической деревенской жизни, а поскольку кубанскую станицу Фустов-младший считал ничем иным, кроме деревни, то соответственно воспринимал все лишения, связанные с сельским образом жизни как нечто само собой разумеющееся.
Отец этому не верил, отчего благодаря работе по достижению дополнительного комфорта в доме и около, возвышался в собственных глазах.
- Ой да через пару лет особняк здесь построите! - речь Вертовой казалась не мыслимой без жестикуляций. Буквально каждое слово, вылетавшее из ее рта, получало иллюстрацию в беспорядочных взмахах рук и поигрывании пухлыми пальцами.
«Они думают, раз мы с севера, то у нас денег куры не клюют» - сетовала Елена Антоновна, так как единственным, чего она страшилась больше чем смерти, являлось воровство. Супруг ее подозрений касаемо Вертовых не разделял, называя близнецов честными работягами, а их мать женщиной тяжелой судьбы, которой следовало бы сказать спасибо за проявленные в адрес Фустовых радушие и приветливость.
Кирилл не впервой соглашался с матерью, мысленно упрекая отца в недалекости и чрезмерной сговорчивости.
- Разве кого-то касается то, что мы делаем на своей земле?
- По-твоему лучше вовсе никого не замечать или с тухлой миной на лице презренно вглядываться в незнакомцев? Ведь именно этим ты и занимаешься! Мне уже настохорошело видеть тебя понурым тихоней.
В момент ссоры Григорий Ярославович имел привычку длительное время оставлять рот открытым, после, как он думал, «мощной» и обескураживающей оппонента фразы.
- Надо быть коммуникабельным, Кира - когда речь матери приобретала назидательные нотки, она обращалась к сыну, называя его «Кирой».
- Если так и дальше пойдет, в жизни не оберешься проблем... - отец сбавил тон. Ужин задолго до разговора с Лидией Евгеньевной был безнадежно испорчен. Зато сама беседа прошла на ура. Вертова охотно согласилась присмотреть за домом и даже выпросила у Елены Антоновны пару соток под картошку.
За день до отъезда в Архангельск близнецы по настоянию Григория Алексеевича взяли Кирилла на рыбалку. Девятка забрала юношу по утру.
- Для начала съездим к моей бабе за снастями - буркнул, жуя дешевую сигарету Сергей Вертов. Машина тронулась с места и под залихватский шансон помчалась по проселочной дороге.
- Ну рассказывай, Кирилл, да? - обратился к Фустову-младшему Леха, выглянув из-за спинки переднего кресла. Правый его глаз не открывался, одаривая бензинщика презабавным сходством с моряком Попаем.
- Угу.
- Рыбу ловил когда-нибудь?
Автомобиль трясло. Девятка то и дело подпрыгивала на кочках, вздымая клубы пыли.
- В нашем месте клюется хорошо. Вот посмотришь ...
Кирилл кивал, изучая то сухое смуглое лицо, что разговаривало с ним и щурилось.
Через полчаса пути брат Лехи, не отпуская руль сказал:
- Пить охота. Кирюх, подай-ка пивка. Оно рядом с тобой в сумке-холодильнике. Юноша не заставил Вертова ждать и в скорости передал братьям две банки «новороссийского».
- И ты бери, не стесняйся.
Воспользовавшись гостеприимством, сын Григория Ярославовича сделал пару глотков. Холодный хмель приятно обжег горло. Доселе Кирилл пробовал пиво, но еще никогда ему не доставалась целая банка напитка.
Тут девятка затормозила, пропуская вальяжно шествующую корову с грязной шкурой. Высоко в небе пронеслась эскадрилья стрижей. Ветер пришпорил пыль, задувая ее в открытые окна машины. Юноша сделал неудачный вдох и раскашлялся, а Леха Вертов легкомысленно стряхнул пепел сигареты на дорогу, после чего направил автомобиль к дому, облицованному красным кирпичом.
Молодая женщина, курившая на крыльце, выбежала навстречу. На ней была короткая голубая маечка и шорты. Ее фигура смотрелась моложе чем лицо. Назвавшись Верой, она поздоровалась с Кириллом. Пока мужчины рыскали что-то в доме, она спокойно наблюдала за ними, переваливая вес тела с левой ноги на правую ногу и наоборот. Игра крупными бедрами продлилась не больше пяти минут и закончилась тем, что Сергей ущипнул ее за зад, привлек к себе и залихватски чмокнул в губы.
Вопреки ожиданиям Фустова-младшего снастями оказались вещицы, отнюдь не связанные на прямую с процессом рыбной ловли: бутылка самогонки, хлеб, сыр, колбаса и немного овощей. Помощь в погрузке этого добра не потребовалась. Кирилл стоял возле девятки и считал яблоки, упавшие с дерева.
- Смотри не нажрись - кивнула ему Вера - Дело-то не хитрое, зато потом родители ремнем отхлестают так, что сидеть будет больно.
Григорий Ярославович никогда не поднимал руки на сына. Кирилл не смог скрыть смущения. Вера, крепкая кубанская девка, про каких обычно говорят «кровь с молоком» уловила настроение парнишки. Отвернувшись она оттянула нижнюю губу, выпуская сизый табачный дым вверх.
- Вид у тебя, конечно... - покачала она головой - как у забитого пса, что еще чуть-чуть и заскулит. Нельзя быть проще, малой?
Ее бледно-зеленые глаза уставились на юношу, как будто где-то в ландшафтах пацанской физиономии содержался ответ на все интересующие вопросы.
А Фустов-младший осекся. Чтобы не встретится с Вериным взглядом он стал рассматривать ее угольно-черные волосы, выглядывавшими хвостиком из белой кепочки.
- Да все хорошо, правда - в скорости проговорил он и отхлебнул из банки. То, что несовершеннолетний пил пиво, совсем Веру не коробило. Даже после того, когда Леха объяснил, что это не какой-нибудь мелкий из поселка неподалеку, подрабатывающий на здешней овощебазе, где Сергей каждые вторник и четверг грузил помидоры, а вполне достойный сотрапезник и рыболов из семейки новых заселенецев с севера, Вера лишь стала допытываться откуда Кирилл приехал.
- Ах вот оно что! Я-то гляжу, лицо какое-то потерянное - зазноба Сергея Вертова попыталась пошутить, но рассмешила только саму себя - Ты прости меня, что набросилась. Ведь привыкла уже ко всякой шпане, что с этими гавриками летом катаются. Значит, ты с севера. Городской?
- Из Архангельска.
- Мда...Это дальше, чем Мурманск, верно?
- Немного поближе.
Близнецы притащили из дома большой арбуз. Леха велел брату отчаливать.
- А если я с вами хочу?
- А как же огород? - Сергей Вертов смачно харкнул куда-то в кусты.
- Семенышна присмотрит! Как на рыбалку, так не у мамки жратву берешь, а у меня... - досадливо подметила Вера.
Леха не стал вмешиваться. Почесал щетину заскорузлыми пальцами и опять занял рот сигаретой.
- Лан, езжай. Только учти, удочки мы взяли только три.
- Так я готовить буду.
- Вот и правильно.
Пару минут спустя машина выехала на трассу. Картинки менялись перед глазами стремительно. Перечеркнутое название станицы. Затем окруженный забором ретранслятор, высившийся над редкими деревьями, сохнувшими на солнце. Спидометр показывал все сто десять в час. Вера что-то вещала, бранясь на шакалов, загрызших этой ночью двух бродячих котят, которых она вместе с Семенышной подкармливала.
Вскоре девятка, свернув налево, съехала к изгибу канала, скрывавшегося за стеной густых зарослей. К воде вела протоптанная крутая дорожка. За дело взялись достаточно быстро. Кириллу дали удочку и показали, как нужно накалывать червя на крючок. Юноша смотрел как забрасывают Вертовы и забросил сам в надежде на скорую добычу. Получилось неуклюже, но сносно. Находясь по колено в воде, он чувствовал, как солнце припекает его обнаженную, загоревшую спину. Резко захотелось что-то поймать. Хотя бы мелкую рыбешку. Не для себя, пусть отец удивится.
Григорий Ярославович на рыбалку не ездил, да и на охоту тоже. Зато изображал из себя знатока. Купил даже профессиональные импортные спиннинги, чтоб похвалиться перед коллегами по работе, особенно перед Третищевым. Для Кирилла не было загадкой, отчего отец так старается произвести на сисадмина впечатление. Третищева в компании любили все, он был главным заводилой и за словом в карман не лез. Курил «пэлл-мэлл», ездил на восьмидесятой ауди, а выходные проводил с друзьями на природе: шашлыки, отстрел уток, ловля карася. Обыкновенный мужик с минимальным набором желаний. Хороших людей побольше, ухи понаваристее да чтоб жена была при деле. На фоне интеллигентного Фустова Третищев выглядел слегка неотесанным, что не шло ему во вред, а добавляло харизматичности. Сисадмин знал сотню-другую анекдотов и умел их рассказывать. Григорий Ярославович наблюдал за ним не без зависти, памятуя о светлых временах юности, когда он был центром внимания многих интеллектуальных кружков. С тех самых пор воды утекло не меньше, чем после Ялтинских соглашений сорок пятого. Фустов-старший порядочно наошибался за жизнь, превратившись в тщедушного клерка, чьи мечты так и остались мечтами. Во многом этому способствовал рухнувший социализм, унесший с собой в могилу не только грезы о светлом будущем, но и все, что составляло персональный мир Григория Ярославовича. Он лишился любимой работы, а после неудачных махинаций с ваучерами в год дефолта потерял квартиру, обрекая семью участью бездомных.
Времена были жуткие, вспоминала потом Елена Антоновна. Приходилось жить у друзей, пока не скопили средств снять нормальную квартиру. Золотой век Фустова с наступлением двухтысячных не перешел в серебряный.
Григорий Ярославович втайне ненавидел Третищева. А как известно, ненависть константа двух человеческих несчастий: страха и сожалений. Кирилл, напротив, симпатизировал сисадмину. В основном потому, что тот через отца одалживал ему компьютерные игры. Сам Третищев ни о чем подобном не догадывался, много раз уговаривая Фустова съездить на рыбалку.
- Гриш, только представь. Вместе, с сыновьями да как отдохнем по-мужски. Не ужель от города еще не устал?
- С радостью, но некогда. Жену обещал к подруге в Северодвинск отвезти.
- Вечно эти твои отговорки!
На этом все и заканчивалось. Кирилл может и был не прочь подружиться с Третищевым и его сыном, но Фустов-старший сисадмину не уступал. Видать боялся опозориться. Рыбу ловить то он не умеет. А зря. Сын Третищева наверняка удит не хуже молодцов Вертовых.
Вера приготовила нехитрый салат, нарезала колбасу и сыр. Сергею повезло выловить пару плотвичек... Когда это случалось он радостно присвистывал, глядя на выпрыгивающую под действием катушки рыбу. Удача Кириллу не улыбалась. К полудню стало невыносимо знойно. Жар растекался прозрачной лавой по всему телу. Руки, державшие удочку, стали скользкими от пота.
У воды кружились стрекозы, большие настолько, что архангелогородцу казалось, будто он слышит трепыхание их прозрачных крылышек. Из машины доносилась музыка. В этот раз не шансон, а оголтелая попса.
- Ну что там у тебя? - спросил Леха.
- Пока тихо.
- И у меня, ну это ничего, бывает. Думал день сегодня рыбный, а во вишь как все получилось. Обопри удочку где-нибудь. По поплавку увидим, если что клюнет.
- Хорошо.
- Вон там меж камней отлично...
- Окей.
- Молодца, а теперь пойдем перекусим.
Кириллу вновь принесли пива. Он понял, что проголодался, поэтому переданные Верой бутерброды пришлись весьма кстати. Леха разлил самогонку и ничуть не сомневаясь, вручил стопку отпрыску Фустовых. Слегка сконфуженный, тот виду не подал и с энтузиазмом принял предложенный дар.
Память об этом дне не выветрится из головы Кирилла, который не единожды будет мыслями возвращаться к Вертовым. Жилистая рука кирпичного цвета протягивает Грааль горячительной жидкости. Сморщенное и посиневшее веко подбитого глаза, едва дергается, раздвигая щель, где виднеется смоль остывшего зрачка.
Чокнулись. Стопки опрокидывались одна за другой, и Кирилл не посмел медлить. Самогон будто животворящая кровь поверженного дракона обжег пламенем нутро. Мир на секунду остановился. Внезапно накатила какая-то дурь, а после и горечь. В миг повеселевший мальчишка непроизвольно улыбнулся.
Оставшаяся часть дня промчалась резвым скакуном, отпущенным на свободу. Голубые кульки заполнялись рыбой. Жара сменилась вечерней прохладой, а вслед за ней налетела мошкара. Разговора по душам между Кириллом и Вертовыми не получилось, но компенсировалось случайными фразами, которых было достаточно чтобы сгладить острые углы. После второй стопки Вера зарумянилась и повеселела. Леха ограничился одной.
- Надо будет Кирюху домой привезти пока не стемнеет. Родители небось ждут не дождутся, а?
- Наверное - сказав это, Кирилл продолжил рассматривать первую пойманную в его жизни рыбу. Около четырех часов поплавок дернулся. Леха окликнул всех и, подтрунивая над парнишкой, отправил собирать улов. Пресноводная мелочь помещалась в ладонь, скользкая, липкая и блестящая.
Голова гудела от выпитого. Кирилл хотел всерьез напиться, но ему больше не предлагали. Сергей с Верой оприходовали бутылку, громко разговаривали и ржали как кони, поплевывая арбузные семечки. Леха Вертов сидел на траве рядом с Кириллом.
- Ну как рыбалка тебе? Сойдет?
- Ага.
- Когда домой отвезти?
- Давайте через час...
На самом деле Кирилл был не прочь уехать сразу, но боялся, что спиртное негативно отразится на водительских навыках одного из близнецов. Пусть хоть чуть-чуть еще выветрится, на всякий случай, решил он. К тому же, общество Вертовых и их подружки не казалось чересчур обременительным. Зато Кирилл не участвовал в отцовских делах по подготовке дома к зимовке.
- А я ему говорю - задыхаясь от смеха, пищала Вера - молоко то прокисшее, что ж ты в кофе его наливаешь!
Фустов-младший вернулся домой, когда уже стемнело. Леха вел машину медленнее брата. Сергей с Верой спали на заднем сидении, а Кирилл сел вперед. Он был единственным в девятке, кто пристегнулся. Красное солнце погружалось в чернеющий океан полей, окрашивая приазовский запад в персиковый цвет.
По приезде в станицу небо уже потемнело. Кирилла высадили. Рука, заклеймённая мордой волка на плече, протянула небольшой пакет с пойманной рыбой.
-Бывай Кирюх, хороший ты пацан.
- До свидания.
- Ну а я отвезу Веру домой.
Девятка подмигнула фарами и развернувшись поехала по волнистой колее.
Крыльцо пустовало. Кирилл прошел через калитку. Руки и ноги чесались от комариных укусов. На веранде за закрытой дверью горел свет. Юноша поднимался по ступенькам, готовясь постучать. Внезапно его ослепило. К сыну вышел отец с курительной трубкой в руке.
- Как все прошло? - вкрадчиво спросил он.
Кирилл не знал, пахло ли от него алкоголем или нет. Предпочел об этом не думать.
- Нормально. Вот рыбу поймал.
- О! Тут ты конечно молодец! - Григорий Ярославович явно развеселился. К ним присоединилась мама:
- Приехал! Не обижали тебя?
- Нет.
Далее Кирилл вкратце поведал родителям о прожитом дне, опуская подробности, касающиеся бодрого распития самогона.
Елена Антоновна взяла рыбу, пообещав на завтра приготовить из нее что-нибудь интересное.
На небе зажглись звезды, а средь них алмазный серп месяца. Мать побежала в дом за кошельком. Вскоре дала Кириллу пятитысячную купюру и заставила показать ее месяцу. Кирилл подчинился. Вся семья на пару секунд зашуршала банкнотами.
- Все. А то комары закусают, пойдем - Григорий Ярославович прервал таинство и направился к дому. Супруга его послушалась.
Кирилл с этим повременил, уставившись на звезды. В Архангельске его ждало раритетное издание элементарной астрономии Струве. Большой ковш громоздился над станицей, мерцая гирляндой бесконечно далеких огоньков.
Tanya Shakor (25-го, 51 год)
