Часть первая:
Увертюра
Интродукция рондо каприччиозо
(Введение)
Молчание… было единственным, чем она могла одарить… Безмолвная статуя, видевшая людские сердца в самом их неприглядном виде.
Ее опустошенные глаза были обращены на окна напротив. То, что она наблюдала год за годом было самым естественным, и самым безобразным, самым беспокойным и просветленным, что только можно было бы представить или создать. Это было единственное, что она хотела бы иметь. И единственное, чего у нее никогда бы не было.
Жизнь.
Позади ее грациозно-бесчувственной фигуры взметнулись площадные птицы. Идеальные пальцы идеальной ладони застыли вздохом протяжного безмолвия, словно порываясь поймать ускользающие крылья.
Но зрачки, видевшие все и знавшие всех, были признаны оставаться лишь наблюдателем…
Звезды цвета терпкой корицы прожигали холодом кофейные ночи, глухие к ее неслышной печали, развеянной стаей голубей.
И лишь один человек чувствовал ее страх. Лишь один искупил равнодушие слезами старости.
Она, завернутая в ветхое пальто и мыльные морщины, еще была жива. Ее глаза были живы.
Ясно голубые с ноткой едва заметной грусти. Глаза-аметист. Сияющие изнутри грубого камня.
Словно Вселенная наблюдающие за бурей повседневного прошлого.
Через которого проглядывали события, счастье, расставания и судьба.
Все печально или все должно быть печально?
Вот уже молодая девушка стояла на краю мраморного выступа цепляясь оледенелыми пальцами ног за ровный край бесконечно длинной ступени в пропасть.
И думала о том, насколько же глупо она выглядит сейчас.
Платье василек трепетало словно колосья пшеницы в ветреный день июльского солнца.
Была ночь и были звезды.
День 99
Пасмурный
День уходил тягучей песней тяжелой души, ступающей своими промокшими пятками по асфальту.
И Она кружась под скользящими листьями октября босиком переступала через тяжести повседневности.
Она жаждала встретить того кто смог бы все понять. И в тоже время смеялась над смешанным чувством стыда и раскованности летающих в беспорядке мыслей.
Вплетенные в цветы волосы распускались с каждым рывком свободного танца бесконечных вопросов, на которые с каждой секундой уже не хотелось находить ответ.
Но развернувшись расплескавшимися лепестками она уперлась в стену того, кто все понял.
Или сделал вид, что понял.
Он ухватил ее за трепещущую предвкушением развязки шею. И улыбнулся своей радости .
Она ухватилась за его улыбку взметнувшуюся надеждой на нечто действительно важное.
Была осень и не было дождя.
День первый.
Глава первая:
Чайник, тапочки и табурет.
Теплота, окутавшая меня, позволила немного расслабиться. Я сползла по стене прихожей и грузно уселась на табурет. Тишина. Настолько звенящая, что уши заложило от непривычности.
Вот и подошел к концу еще один день. Ноги, ноющие усталостью, завернулись в потерто-мягкие тапочки. Встать сил не было.
В такие моменты все уверенные монологи о независимости и невидимом, но приближающемся успехе посылаешь к чертям.
Есть только синие тапки и белый табурет, которому наплевать насколько пунктов карьерного роста я увеличила свой потенциал.
Ежедневные тапочки и ежедневный табурет.
Может стоило завести кошку? – хотя кто будет ее кормить.
Сколько ни старайся, а лучше не станет…
Пару лет назад я закончила университет. Казалось бы творческий факультет - иняз. Но мнимый вольный подход к обучению и последующей работе заключил в рамки свей доступности. И свобода оказалась дешевой. А то, что легко приобретается, не легко отдается. Потому что становится чем-то самим собой разумеющимся. То чего ты в последствии ждешь как обязательство.
С самого детства я боялась крайностей. И вот, уже шестой год самостоятельной жизни я трачу на утренние и полуночные пробежки от минуса к плюсу, сопровождающиеся всплесками самоуверенности и растерянности.
Пожалуй, выпью чаю. В холодильнике только пара йогуртов и несколько яиц.
Есть уже не хочется.
Два года, и двадцать четыре года. Время, когда стоит уже определиться чем заниматься дальше. Во что действительно стоит вкладывать уйму времени и сил.
Взросление не возникает ярким маркером на лбу с подписью «пройдено».
Оно вкрапляется в обыденное подсознание деталями. Которые замечаешь только ты. Не дальние родственники, встречающие тебя раз в десять лет, не школьные учителя, не университетсткие преподаватели, или старые друзья, и даже не родители. Только ты…
Чайник металлический. Производство Китай. Четыреста восемьдесят пять рублей и пять копеек.
Пять копеек.
Огонь щелкнул. Четыреста восемьдесят пять рублей поставлены на плитку.
Мысли разбрелись по своим отдельным комнатам сознания, пока не осталось ни одной.
Только темнота и маленький красный плиточный глаз, наблюдавший за мной.
А я за ним.
Кажется, чайник закипел.