Говорят, присутствие ракоскорпиона можно ощутить только перед самым его броском. Спинной мозг будто погружается в жидкий азот страха, мифический Фобос дышит льдом на затылок, а через секунду кусок скалы где-то на периферии зрения вдруг стремительно оживает, превращаясь в пару сотен килограмм закованной в хитин смертоносной массы. Рот застывает в немом крике, волосы встают дыбом, а хелицеры уже со свистом разрезают воздух и кромсают тело под аккомпанемент вожделенно щелкающих жвалов.
Такие разговоры чаще всего можно услышать в задымленных барах Актона - единственного человеческого поселения на Рилле в десятках световых лет от земной колыбели. Именно здесь, среди сигарного дыма и пьяного смеха увечные бедолаги демонстрировали свои дешевые биопротезы на месте откушенных ракоскорпионом конечностей, в то время как новоприбывшие на планету поселенцы щедро угощали выпивкой несчастных и с побледневшими лицами выпытывали подробности. Откуда им было знать, что на самом деле не меньше половины этих ходячих «парадоксов Тезея» и шагу за стены города не сделали. Звучали там и действительно правдивые истории, но в любом случае желающих зарабатывать охотой становилось куда меньше. Новички думали, что убивать покрытых хитином ублюдков – плевое дело, все равно что прихлопнуть таракана, пусть и непомерно большого. Регулярно сдавать куски их панциря по тысяче стандартов за кило, сколотить кое-какие сбережения и полететь к следующей планете, ближе к Внутреннему Кольцу. Такие мечты – самое приятное развлечение, когда летишь в душном, пропахшем потом грузовом отсеке межпланетного контейнеровоза, глотаешь подслащенный протеин, а в карманах у тебя гуляет ветер. Но в итоге реальность оказывалась горькой на вкус. И потому большинство отправлялось работать в шахты, становилось агрономами или вообще чинило глайдеры. Большинство оставалось в живых и долгие годы лишь смотрело на звезды.
Но были и те, кто составлял абсолютное меньшинство.
Полупустынная местность, перемежаемая низкими холмами и ржавого цвета булыжниками. Ветер гудел в расслаивающихся скалах, как на язычках губной гармошки. Ссохшаяся земля с островками мелкого песка. Редкие кусты пустынника. Все казалось обманчиво безмятежным и безопасным. Солнце, остывающий красный карлик, скоро напорется своим брюхом на изломанную линию горизонта. Жара уже стала спадать. Черный зев пещеры с нависшим над ним большим плоским камнем, шершавым, как коровий язык.
Зорук Уггерх вжался в импровизированный карниз и пристально вглядывался в непроглядную тьму норы, уходящей прямо под него, в глубь холма. Его терморегуляционный костюм цвета бледной охры маскировал не хуже мимикрирующего хитина ракоскорпиона. Тепло остывающей земли почти не ощущалось сквозь вшитые в одежду элементы Пельтье, однако на лбу Зорука выступила испарина.
Еще несколько долгих минут ожидания. Никакого постороннего шума, только шепот ветра. Никакого движения во тьме пещеры. Будто там, внизу, в глубине подземного коридора не затаилась пятиметровая, закованная в хитиновую броню тварь, уже неделю переваривавшая свою последнюю жертву.
Зорук стянул с лица дыхательную маску, спасающую его от гипероксии, и медленно вдохнул перенасыщенный кислородом воздух. Кто бы мог подумать, что избыток такого редкого и необходимого для жизни газа способен вызвать слепоту и рвоту, когда легкие соревнуются с желудком – кто первый выпрыгнет из глотки.
Навьюченные молекулы гемоглобина ринулись к тканям толпой, словно выпускники в бар. В голове слегка зашумело, но Зорук с удовлетворением ощутил едва уловимый запах камеди – секреция выделительных желез рака-переростка. Оставалось выманить его наружу. Он дал лицу еще немного отдохнуть и натянул маску обратно. Рука потянулась к набедренному карману.
«Пищалка» включалась простым нажатием кнопки и весила не больше двухсот грамм, так что швырнуть ее не составляло проблем. Почти неотличимый от камня комок полетел вниз и глухо шлепнулся в нескольких метрах от чернеющего зева. Теперь устройство должно было излучать ультразвук, очень похожий на крик раненой эплидистеи – основного рациона «клешней».
Неслышимое звуковое лассо раскрутилось и исчезло в норе. Извивающиеся килогерцы миногами вцепились в слуховой аппарат зверя, раздражая его нервную систему. Если расчет верен, ракоскорпион уже слегка проголодался, но не до такой степени, чтобы его инстинкты максимально обострились. Он все еще плохо ощущает запахи и медлителен.
Зорук слишком хорошо знал своего противника, чтобы его ненавидеть.
Само название «ракоскорпион» было весьма условным. Сочетание земных подобий, замешанное на высоком содержании кислорода, пониженной гравитации и еще черт знает на чем. Можно долго управляться в этимологии, придумывать новые классы животных, чем и занимались редкие научные кампании. Но для охотников это был всего лишь огромный, свирепый, вымирающий реликт. Зорук усмехнулся – он и сам был реликтом, не имевшем в голове клубка электронной требухи, дающей такого пинка нейронам, что числа Бетти казались не сложнее таблицы умножения. Таких, как он, почти не осталось.
Зорук потуже затянул ремни маски, встал на одно колено, поудобнее перехватив свое энергокопье, и сам стал неподвижным куском камня. Стоило огромного труда не шевелиться. Даже легкий шорох подошв ботинок о камень мог его выдать. Ощущалось легкое покалывание в конечностях. Костюм делал свое дело, не давая мышцам затечь – они должны быть как пружины, как накачиваемые маслом гидроцилиндры – стремительные и безотказные.
Ветер чуть изменил направление и исполнил замысловатое глиссадо в пластинах слоистых ржавых скал, окончившееся утробным диссонансом. Он еще побродил вокруг некоторое время, о чем-то скорбно завывая, будто искал нечто давно потерянное. Коснулся затылка Зорука, вызвав озноб. Затем на короткое время воздух наполнился звоном тишины, эхом отдающейся в бездонной глубине закатного неба. И все началось сначала.
Но вот что-то изменилось в этой ветряной арии безнадежности. Что-то едва уловимое. Вибрация в воздухе, словно молекулы кислорода в панике кинулись врассыпную при виде бесшумно подкрадывающейся к выходу из пещеры туши.
Зорук теперь ясно чувствовал, что ракоскорпион уже у входа, прячется во тьме. Казалось невероятным, что хищник, восседающий на вершине пищевой цепи, проявляет такую осторожность. Но он скорее до конца старался быть незаметным, даже когда жертва ранена и никуда не денется. Единственная пара глаз членистоногого сейчас наверняка пристально изучала местность перед входом, дергаясь под лобным наростом безумными саккадами в попытках обнаружить плачущую эплидистею. От этих глаз не скрыться, но они не могли смотреть вверх.
Охотник продолжал ждать.
Он был неподвижен.
Он весь превратился в слух.
Он почти не испытывал страх.
Из норы показались два гибких прута – рудиментарное наследие морского прошлого. Усы аккуратно ощупали неровные стенки входа, будто пробуя их на вкус. Затем вытянулись наружу еще больше.
И вот показалась массивная сегментированная головогрудь. Две хелицеры по обеим сторонам от нее застыли безмолвными стражами. Их режущие кромки щерились темными изогнутыми шипами. Теперь уже половина тела ракоскорпиона вылезла наружу.
Четыре пары членистых ног бережно несли тело размером с одноместный глайдер. Хитиновый панцирь уже начал изменять свой цвет, подстраиваясь под окружающую местность.
Зорук не стал ждать, пока из чрева норы появится лишенный тельсона, но вполне способный проткнуть кутикулой хвост. Он распрямился, сжал древко копья обеими руками и мягко спрыгнул со своего укрытия прямо на спину ракоскорпиону. Шпоры ботинок намертво вцепились в гладкую поверхность панциря. Титановое острие с сухим хрустом пробило хитин и устремилось точно в надглоточный ганглий, поражая нервную систему. Монстр конвульсивно дернулся, щелкающие хелицеры неистово принялись хватать воздух, хвост толстой упругой плетью хлестал по стенкам норы. Зорук навалился всем весом на древко, проталкивая острие копья еще глубже. Его болтало из стороны в сторону, словно на палубе корабля, угодившего в ужасающий шторм. Только шторм этот состоял из осыпающихся камней и пыли, вызванных агонией. Стоило огромных усилий не свалиться прямо в гущу яростно отплясывающих танец смерти лап.
Из раны брызнула белесая жидкость вперемежку с синей кровью. Зорук крутанул стопорное кольцо на древке и мощный электрический разряд копья устремился по нервным волокнам реликтового монстра. Тут же в нос ударила вонь паленой органики. Все восемь ног хищника задрожали. Массивное тело рухнуло, безвольно распластавшись среди остывающих булыжников.
Morozov (07-го, 25 лет)
