Ч 5
Стас проснулся в своей кровати ближе к обеду. Закрыв глаза, он с блаженной улыбкой вспоминал волшебную ночь, которую он до рассвета провел в объятиях своей богини. Ошалевшая от внезапно свалившегося счастья душа витала где-то в облаках, а будущее терялось в каком-то невнятном розовом тумане. Просто Стас знал, что сегодня вечером он вновь увидит ее – и этого вполне достаточно.
Позвонил профессор и поинтересовался здоровьем. Парень соврал, что перекупался на озере и немного простыл.
- Ну, выздоравливай, - под конец пожелал Ланской, - у нас тут пока что все нормально и, судя по всему, инопланетный разум с нами общаться пока не собирается… Да, кстати… - вспомнил он, - послал последнюю запись коллеге Джефферсону… он говорит, что его кошка как-то забеспокоилась, слушая, а потом еще и на БИС несколько рас просила исполнить.
- Интересно… - только и ответил Стас.
- Ладно, выздоравливай!
- Счастливо…
Теперь уже с чистой совестью парень продолжил валяться в постели. На улице июльский зной уже вступил в свои права, но деревянный коттедж все еще хранил утреннюю прохладу. Из-за своей природной замкнутости Стас нисколько не тяготился одиночеством, а даже наоборот, испытывал некое блаженство, оставаясь в тишине со своими мыслями. Тем более этому способствовала сравнительно уединенная жизнь в поселке при обсерватории.
И сейчас давний разрыв со своей первой любовью уже всплывал в памяти лишь отдельными редкими штрихами – все уже вытеснил образ богини Бастет. Перед мысленым взором начали проявляться невесть откуда взявшиеся строчки, причем пульсирующие в стихотворном ритме. Пока еще не слагающиеся в поэтические строфы, эти вспышки приводили Стаса в восторг, ему хотелось толи петь, толи писать гусиным пером - сегодня Бастет обещала навестить его.
К вечеру парень сходил к профессору и одолжил пару плетеных кресел и, выполненный в таком же стиле, изящный столик. Сам Стас гостей обычно не принимал и для вечерних посиделок довольствовался ступеньками крыльца. Потом он отправился в местный магазинчик, взял вино, колбасы, красной икры, коробку конфет… Когда взгляд его упал на полку с кошачьим кормом, его вдруг разобрал смех – он представил любимую богиню, поедающую его ложкой. Знакомая продавщица удивленно на него посмотрела и, с улыбкой повертев пальцем у виска, заметила:
- Бедные ученые! Совсем уже сбрендили со своими телескопами!
Это замечание опять вызвало приступ смеха. Парень отмахнулся и отправился домой, не переставая улыбаться себе под нос.
В условленные восемь часов вечера он уже сидел у сервированного столика на открытой веранде. Шорты, по такому случаю, он сменил на светло-голубые джинсы, а футболку – на белую рубашку с коротким рукавом.
С веранды открывался прекрасный вид на сочно-зеленую поляну с разноцветными полевыми цветами, за ней стеной вставали старые сосны.
Через полчаса томительного ожидания Стас заметил на лугу какое-то шевеление травы, вскоре показалась кошка, она волокла черный целлофановй пакет, ухватив его зубами. Парень поспешил ей на помощь. Заглянув в пакет, он обнаружил там торчащие каблуки туфель и внизу какую-то одежду. Кошка требовательно сказала; «Мяу-у!». Он ее сразу понял, отнес вещи в дом, а сам в ожидании вновь уселся в плетеное кресло…
Вскоре на веранду вышла Бастет, облаченная в короткое, обтягивающее черное платье на бретельках и в такие же черные босоножки на высоких каблуках. Прическа «каре» осталась неизменной.
- Ну как тебе, кар-ро мио-о? – она профессионально представила свой наряд, подобно модели на подиуме.
- Прекрасно! – честно ответил Стас, залюбовавшись своей богиней.
- Однажды во Франции стащила у самой Диор, - похвасталась она, усаживаясь в кресло.
- Тебе очень идет.
- Знаю… - без ложной скромности заявила девушка и оглядев угощение, восторженно воскликнула, - ух ты, икра! Р-р-мя-яу!
- Угощайся, - предложил гостеприимный хозяин.
- Момо а попооачу? – невнятно произнесла она, жадно пережевывая полностью засунутый в рот бутерброд с икрой.
- Чего? – не понял Стас.
Она прожевала, проглотила, запила вином и повторила:
- Можно я попоросячу? Ваще-то я прекрасное воспитание получила… ну, это давно еще, в позапрошлом веке – меня один старый граф усыновил.
- Ого… а где это было?
- В Петербурге… я и Пушкина видела в одном доме, он мне даже экспромтик черкнул прямо на салфетке… до сих пор храню.
- Фигасе! – восхитился парень и, немного подумав, предложил, - послушай, ты ведь живой свидетель истории. Мы можем с тобой исторические труды писать.
- Ну, не такой уж и свидетель, - она поморщилась, - мы ведь в основном, в состоянии анабиоза пропадали по очереди… проснемся на год-два, оценим, так сказать, тенденции развития человечества, и опять баиньки. Сейчас, правда, время напряженное и не поспишь…
- Ну, все равно, ты много чего видела.
- Знаешь, кар-ро мио, если даже ты и напишешь исторический правдивый трактат, то академики тебя пошлют куда подальше, признают это все лженаучным… и ваще, скажут, кто ты такой?! И даже не историк… вся история уже превратилась в догму, на ней давно уже все диссертации защитили, и друг у друга переписывают!
Стас призадумался, а потом сказал:
- Как-то не приходилось об этом размышлять… а что, в школе, в универе фигню преподают, получается?
- Естественно! – Бастет заметно возбудилась, - все как-то выхолощено, рафинированно… какие-то битвы, феодалы, а живых людей не видно… вот, например, рыцари – такие прям лапочки романтичные считаются, а на самом деле грязные, вонючие и похотливые, и свиньи и люди у них там в куче в замках… антисанитария полная! Фу!
Девушка поморщилась и с возмущением продолжала:
- Помню, шла я вечером по дороге, притворившись бродяжкой, а там два рыцаря куда-то скакали со слугами, все пьяные… окружили меня, слезли с коней и давай меня лапать, юбку задирать, ну я им свой фокус с превращением в кошку показала… - девушка наконец весело расхохоталась, - видел бы ты их лица! Чухнули во все стороны, даже про коней своих забыли!.. В те времена ведьм все ужасно боялись…
- И сжигали, - вставил Стас.
- Ага… старались…
Во время своего «монолога» девушка не переставала поглощать колбасу - уже без хлеба, так что некоторые фразы нее выходили не очень внятные. Хозяин с интересом наблюдал за ней, на лице его играла добрая ироническая улыбка, когда тарелка пустела, он бежал к холодильнику за новой порцией колбасы. Гостья, казалось, не замечала его заботы и продолжала свою речь. А когда тарелка опустела в последний раз, она выразительно ощупала ее и вопросительно воззрилась на Стаса. Тот только развел руками…
- А может быть людям свойственно забывать все плохое? – заметил он, - и как-то идеализировать все хорошее?
- Это да, - согласилась она, - вот, так же и народы романтизируют войны, победы, хотя это на самом деле грязь и смерть…и ваще, история людей очень неприглядная, мы ведь наблюдали, как вас бросает то расцвет, то в мракобесие… и конечно, люди стремятся вычеркнуть весь негатив из своей исторической памяти, наверно через несколько поколений мировые войны двадцатого века, будут, как для тебя – куликовская битва!..
В это время Бастет уже расхаживала взад и вперед по веранде, а Стас, сжавшись в кресле, наблюдал превращение беспечной девчонки в грозную богиню, оратора. Встретившись с ним взглядом, она остановилась, насупилась, как обиженный ребенок и грозно произнесла:
- Что?
- Ничего, - ответил Стас, не в силах подавить улыбку, - просто ты сейчас особенно прекрасна.
- Да? – девушка уселась к нему на колени и опустила голову ему на плечо, - погладь меня, - вдруг попросила она тихим голосом.
- Как?
- Ну как-как? Как Мурку.
Парень нежно ладонью прошелся сначала по голове, не забыв почесать за ушком, потом – по спине. Он чувствовал, как она глубоко дышала, стараясь поудобннее притереться к нему. Вскоре у девушки непроизвольно вырвалось: «Мр-р-р...», но она тут же осеклась:
- Извини.
- Ничего-ничего, - тихо сказал Стас, продолжая гладить… Через пару минут он услышал, что она мило посапывает во сне…
Продолжение следует...
Maximus Blake (30-го, 30 лет)
