Мое имя – Эндрю Дональдс. С того момента, когда пережитый мною кошмар достиг своей кульминации, прошло уже полтора года. Но только сейчас доверяю я бумаге подробности тех жутких дней. Руки уже не дрожат, как прежде. Быть может это заслуга психотерапевтов, коих я посещал достаточно часто, или все дело в огромных количествах метаквалона, циркулирующего по моим венам. Как бы то ни было, сейчас я в относительном равновесии касательно моего психического здоровья. Мой друг, Майкл Дерли, который был со мной рядом в те незабываемые часы, куда раньше оправился от потрясений. Сейчас он преподает в одном из Принстонских университетов греческую мифологию. Еще до событий, случившихся 27 октября 1974 года, он был моим единственным настоящим другом. Именно его телефонный номер я набрал в ту ночь, не в силах справиться с накатившим на меня ужасом в одиночку. Стоит ли говорить, что дружба наша еще более окрепла с тех пор.
Утром 15 октября 1974 года я получил извещение о смерти моего дяди, Айзека Дональдса. Можете обвинить меня в излишней черствости, но особого расстройства я тогда не ощутил. К смерти я привык, работая в принстонской больнице имени Вегнера. Да и дядю я не видел уже около двенадцати лет. И в прошлом тех коротких часов, когда мы всей семьей встречались за праздничным столом по случаю важного торжества, не хватило, чтобы проникнуться к нему сколькими бы то ни было родственными чувствами. И, сказать по правде, в семье его недолюбливали. В молодости он был подающим надежды способным молодым человеком, яростно вгрызающимся в науки. В особенности его интересовали науки эзотерического характера. Многие прочили ему блестящее будущее и не одну ученую степень. Но все изменила поездка на ближний восток, где он участвовал в раскопках шумерских захоронений.
Вернувшись спустя месяц, с отпущенной бородой, он привез неимоверное количество различных шумерских статуэток, амулетов, безделушек, включая несколько потрепанных книг. Мой отец Джозеф видел те книги всего лишь мельком, прежде чем дядя убрал их в сейф и на людях больше не показывал. На расспросы о них у Айзека вспыхивали глаза, отбивая охоту у каждого задавать более вопросы. Также многие отметили небывалую скрытность дяди, развивающуюся в нем довольно стремительно. Он замыкался в себе, словно стал пленником собственного мира. Выходил из дома редко, в основном, чтобы сходить в ближайший магазин на Калвер-стрит. А затем и вовсе перебрался в загородный домик в пригороде Принстона. Многие местные жители судачили о странных многочисленных гостях, переступающих порог его дома в сумерках. Вдобавок необычное свечение из подвальных окон, кое-как замазанных краской, добавляло всему еще больше таинственности. Близкий друг отца, работавший на почте, рассказывал, что на имя моего дяди в последнее время приходило много писем из Венгрии и Восточной Румынии. Мой отец был изрядно удивлен этому факту, ведь в тех краях у дяди никогда не было друзей. Что и говорить, после всего этого практически никто из моих родственников не справлялся о его здоровье, и в особенности я. Основной версией моей родни была связь дяди с преступным миром, возможно с производителями наркотиков.
Каково же было мое удивление, когда я узнал, что все имущество дяди перешло ко мне согласно его завещанию. Отец мой умер, и я был единственным наследником по мужской линии в нашей семье. В телеграмме также говорилось, что я должен приехать в пригород и встретиться там с душеприказчиком моего дяди, нотариусом Барри Локвиллем . Он должен был передать мне ключи от дома и еще некоторые мелочи, а также переписать на меня право собственности. Если бы я тогда знал, с чем встречусь там лицом к лицу, сжег бы тот проклятый обветшалый дом с покатой одряхлевшей крышей, ничуть не сожалея. Но, будучи человеком практичным и лишенным всяких предубеждений, я посчитал, что смогу извлечь из этого определенную выгоду, выражающуюся в продаже земельного надела.
Итак, спустя несколько часов после получения извещения я уже подходил к запустевшему и обветшалому дому. Здесь я был впервые и внешний вид жилища моего дяди производил, мягко говоря, гнетущее впечатление. Мысль о продаже участка вместе с домом окончательно укрепилась в моей голове, и я твердой походкой направился к немолодому уже мужчине с заметной проседью, сидевшем на веранде.
- Мистер Локвилль?
- О, вы должно быть племянник Айзека - Эндрю!
Мистер Локвилль поднялся и с улыбкой пожал мне руку. Рукопожатие было крепким и сухим, а карие глаза лучились неподдельной доброжелательностью. В общем, этот самый Барри весьма располагал к себе, но от меня не укрылось легкая настороженность нотариуса, скрывавшаяся за улыбкой. Его не в чем было винить, учитывая, какой образ жизни вёл Айзек. Было аже удивительно, что с моим дядей вообще кто-то согласился работать. Не откладывая дела в долгий ящик, я решил приступить к приему наследства незамедлительно.
Осмотр дома и опись имущества были закончены уже через пару часов, что не могло меня не радовать, поскольку в больнице меня ждали пациенты. Единственным насторожившим меня обстоятельством была наглухо заколоченная дубовыми досками дверь в подвал. Но я не придал особого значения этому факту, так как хотел поскорее завершить дела. В целом дом был довольно ветхим, основную ценность которого представляла весьма обширная библиотека. Мистер Локвилль весьма заинтересовался ею, но я ,пробежав по корешкам глазами, ничего примечательного для себя не обнаружил. Мифология ближнего востока не лежала в сфере моих интересов.
На выходе из дома я поставил свою роспись на документах, получил от Барри некоторые бумаги, а также ключи от парадной двери и черного хода. Мы тепло попрощались, и я направился к автобусной станции в полумиле к югу. Но не успел я пройти и пяти шагов как Барри меня окликнул.
- Погодите минутку, Эндрю!
Я обернулся. Нотариус спешной походкой направлялся ко мне и указывал на что-то рукой.
- Видите? Там, за слуховым окном, на чердаке. Что это?
Я в замешательстве посмотрел в указанном направлении и сквозь разбитое слуховое окно чердака заметил нечто, весьма меня заинтересовавшее. Это походило на гримасу некоего существа, застывшую в злобном оскале. Ее фактура на первый взгляд походила на камень. Я недоверчиво покосился на мистера Локвилля.
- Ведь вы сказали мне, что чердак пуст? А там, судя по всему, находится какая-то статуя.
-Эндрю, уверяю вас, что раньше там ничего не было. Ведь тело вашего дяди было найдено именно там, и не заметить что-то еще на чердаке при осмотре было невозможно . Весьма странно.
Переглянувшись, мы дружно направились обратно к дому и поднялись на запыленный чердак по приставной лестнице. Попав внутрь, я сначала дал глазам привыкнуть к полумраку, и затем медленно двинулся к слабому лучу света, пробивавшемуся через слуховое окно. Прямо передо мной возвышалась каменная глыба, представлявшая из себя некое отвратительное на вид создание. Оно сидело на задних когтистых лапах, за спиной были сложены довольно большие крылья, весьма похожие на таковые у летучих мышей. Передние лапы приподняты, будто существо царапало перед собой пространство. Морда напоминала драконью, с жутким оскалом и длинными острыми клыками. Подошедший Барри не смог скрыть своего удивления и отвращения, и ахнул.
-Очень похоже на громадную летучую мышь, не правда ли? - спросил я.
Мистер Локвилль согласно кивнул и подошел ближе. Совершив короткий осмотр в тусклом свете, он пожал плечами и хмыкнул.
-Ума не приложу, как такая здоровенная штука сюда попала. Она ведь весит не меньше полутонны! И как ее пол выдерживает?
Этот вопрос был логичен, учитывая ветхость дядиного жилища. Я наклонился и вгляделся в дощатый пол чердака. Сначала ничего похожего на трещины я не заметил. Но мгновение спустя одна деталь привлекла мое внимание – статуя явно стояла на каком то рисунке, выполненном вероятнее всего мелом. Из- под мощных когтистых лап явственно виднелась часть некой окружности, покрытой по периметру странными письменами, а также витиеватые геометрические фигуры. Детально разглядеть рисунок не представлялось возможным из-за стоящей на нем статуи, а также слабого освещения.
Я указал на него задумавшемуся нотариусу и тот с интересом изучал пиктограмму несколько минут. Затем растерянно взглянул на меня и сказал:
- Не знаю, был ли он тут в момент обнаружения тела вашего дяди, Эндрю, детально полицейский отчет я не изучал. Ведь смерть наступила от сердечного приступа, то есть от естественных причин. Но вещь довольно любопытная. И знаете еще что? В прошлом году я путешествовал по восточной Европе. Видел там подобные штуки на крышах некоторых зданий в готическом стиле. Это горгульи. Но, по правде сказать, пражские статуи просто котята по сравнению с этим монстром.
Я согласно кивнул. О горгульях я слышал, статуя действительно напоминала одну из них. Барри Локвилль еще раз взглянул на адскую гримасу, застывшую в камне и вздохнул.
- Так что вы собираетесь с ней делать? Ведь теперь она ваша, как и все имущество Айзека.
-Интересный вопрос. Наверное, она представляет некоторую историческую ценность, принимая во внимание исследовательский образ жизни моего дяди. Думаю, пристроить ее не составит большого труда. Может в частную коллекцию или музей…
- Предоставьте это мне, мой шурин как раз занимается разного рода антиквариатом.
Секунду я мешкал.
- Почему бы и нет, мистер Локвилль. Оформите сделку от моего лица, свои комиссионные вы получите.
Нотариус кивнул и направился к выходу из чердака, стараясь не смотреть на статую. Я последовал за ним, но странное непреодолимое желание заставило меня задержаться. До конца не осознавая, что делаю, я вдруг обернулся, вытянул правую руку вперед и с силой прижал ладонь к шершавой поверхности изваяния. На одно мгновение мне показалось, что холодный камень вздрогнул, но я счел это разыгравшимся воображением. Одернув руку, я спешно спустился по лестнице вниз, где меня поджидал Барри. Он странно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Видимо заметил мою бледность, вызванную этим неуместным позывом прикоснуться к горгулье.
С тех пор прошла без малого неделя. Постепенно события того дня стали более расплывчатыми и жизнь моя вошла в прежнюю размеренную колею. Несколько раз звонил мистер Локвилль, уточнял некоторые детали. Покупателей на дом и статую он уже нашел, необходимо было только моё присутствие.
Вскоре выяснилось, что необычное каменное изваяние на чердаке дядиного дома загадочным образом исчезло. Я в срочном порядке выехал к дядиному дому, по факту уже считавшемуся моим. Вызванная на место полиция была весьма озадачена, никаких следов взлома они не обнаружили, равно как и следов перемещения тяжелой статуи. Единственным выходом из чердака помиом лестницы служило круглое слуховое окно без стёкол. Но никому было не под силу аккуратно протащить каменную глыбу через него. Это событие выбило меня из колеи. На какое-то мгновение я подумал, что разум сыграл со мной злую шутку, и что чердак был абсолютно пуст в день первого моего приезда сюда. Но Барри видел ее также ясно, как и я. Полиция отнеслась к нашим словам скептически, пообещав, что расследование будет продолжаться. Рисунок, который был нанесен на дощатый пол, так же испарился. В тот же день я уехал обратно в Принстон и вернулся к работе.
Первое тревожное событие случилось вечером того же дня, 25 октября, которому я не придал тогда особого значения. Я возвращался вечером домой особенно уставшим. Свернув с центральной аллеи на Эдисон-сквер, я вдруг услышал за спиной резкий звук, напомнивший мне звон разбитого стекла. Я обернулся и в нескольких метрах от себя увидел несколько кусков черепицы, которые, видимо, свалились с крыши. Задрав голову вверх, я попытался разглядеть кровлю стоящего рядом четырехэтажного здания, но свет фонарей бил в глаза и делал темноту вверху еще более непроглядной. Лишь на мгновение мне показалось, что я вижу некий силуэт, но я счел это разыгравшимся воображением. На всякий случай я сообщил об этом полисмену, который встретился мне на следующем перекрестке. Быть может, грабители пытались проникнуть в мансардное помещение через чердак.
Следующий день прошел совершенно спокойно. Я провел несколько незначительных операций в больнице, а в полдень отправился к своему другу Майклу Дерли, который жил в паре кварталов от моего дома. Время за беседой пролетело совершенно незаметно, и я был удивлен, когда вышел на улицу и обнаружил, что уже стемнело. Погода стояла превосходная, но вокруг было безлюдно. Попрощавшись с Майклом, я неспешно направился в сторону небольшого трехэтажного дома дальше по улице, на верхнем этаже которого располагалась моя квартира.
Стоило мне сделать десяток шагов, как неясный шум откуда-то сверху привлек мое внимание. Я поднял голову и напряг зрение, пытаясь определить его источник. Через секунду сердце мое бешено заколотилось, ибо из темноты над карнизом на меня уставились два желтых горящих глаза. Тело мое словно онемело, не в силах пошевелиться. Сначала я подумал, что это дикий зверь вроде пумы или койота, забравшийся на крышу. Я стал медленно пятиться, не сводя глаз с темного силуэта на крыше. Оно не шевелилось и молча изучало меня. Сейчас мне думается, что было бы правильнее вернуться к Майклу, но в тот момент рациональные мысли приходили чересчур медленно.
Медленно пройдя несколько метров, я повернулся и побежал вниз по улице. Через мгновение я услышал за спиной мощный взмах кожистых крыльев . Желудок мой свело судорогой от нестерпимого страха, в голову стали лезть совершенно невероятные мысли . Адреналин придал мне сил, я не оборачиваясь бежал сломя голову, насколько позволяли мне легкое пальто и туфли. Я дергал в панике попадавшиеся мне по пути двери магазинов, но все были закрыты. Чёрт бы побрал этот пуританский образ жизни западного Принстона!
Затылком я ощущал своего неумолимого преследователя. Навязчивое желание обернуться и рассмотреть неведомого зверя не отпускало меня, но я упорно бежал вперед. Шум крыльев позади сводил меня с ума.
До заветной двери оставалось всего несколько метров, когда мощный удар в спину сшиб меня с ног. Я задохнулся. Казалось, весь воздух вышел из моих легких. Я распластался на земле, не в силах шевельнуться больше от страха, нежели от жгучей боли, расползающейся вдоль позвоночника. Глянув вверх, я мельком заметил громадные кожистые крылья. В неверном свете уличных фонарей сверкнули клыки в хищном оскале. А затем тварь испарилась. Кое-как поднявшись, я взбежал по ступенькам крыльца и судорожно начал шарить по карманам. Дрожащие руки упорно не хотели нашаривать ключи. Собрав волю в кулак, я ,наконец, открыл дверь в парадную и ввалился внутрь.
Не обращая внимания на боль, я пулей взлетел по ступенькам, ведущим на третий этаж. Попав в свою квартиру и захлопнув за собой дверь, я первым делом включил как можно больше осветительных приборов, чтобы прогнать затаившийся мрак из каждого уголка. А затем ужас накрыл меня с головой. Довольно затруднительно вспомнить последовательность моих действий в ту ночь, слишком сильным было мое потрясение. Уж я-то знал, что тварь, напавшая на меня, была не пумой. И что именно её я видел прошлым вечером на крыше. Как в тумане я позвонил Майклу и, сбивчиво объяснив, попросил его срочно придти. По видимому, истерические нотки придали моему голосу убедительности, поскольку мой друг без лишних слов повесил трубку, обещая придти как можно скорее.
Майкл обнаружил меня, обнаженным по пояс и сидящим в кресле у стены, с початой бутылкой бурбона в руках. На полу валялось изодранное пальто и окровавленная рубашка. Я старался не откидываться на спину и сидел, будто аршин проглотил. В руках у друга я заметил двуствольное ружье.
- Господи, что это было, Эндрю? Ты ранен?
- Это была горгулья! – выпалил я. Вслух это звучало по меньшей мере неправдоподобно. Скорее уж как горячечный бред сумасшедшего. Но никакой игрой воображения или сумасшествием нельзя было объяснить кровоточащие раны у меня на спине, оставленные когтистыми лапами летающей твари.
- Какая к черту горгулья? – Майкл оторопело смотрел на меня, не в силах поверить своим ушам. Бьюсь об заклад, тогда он думал, что у меня элементарный шок, вызванный нападением пумы. Я молча встал и повернулся к нему спиной. Майкл охнул. Зрелище было не из приятных. Мой друг положил ружье на стол и кинулся к аптечке, которую я предварительно приготовил. Я наотрез отказался вызывать врача или звонить в полицию. Врать им у меня не было сил, а от правды мне грозила психиатрическая лечебница. К тому же я сомневался, что полицейские в силах изловить ожившую крылатую тварь. Напротив, я был уверен, что обычными средствами тут не справиться. Сейчас всё вставало на свои места. И для меня теперь стало очевидным, куда исчезла та каменная статуя горгульи с затхлого чердака дядиного дома.
Я поделился своими соображениями с Майклом, который к тому времени обработал мои раны и наложил повязки. Скептицизма в нём поубавилось, однако многое из сказанного мной звучало слишком уж невероятно. Я упорно отметал его теорию о дикой пуме. Справедливости ради стоит заметить, что пума, действительно, не была редким гостем в западной части Принстона, которая застраивалась все активнее, отбирая все больше и больше земель у лесного массива.
Наш возбужденный спор прервал неожиданный шум, раздавшийся над головами. Будто что-то тяжелое перемещалось по крыше, раскидывая куски черепицы. Я потрясенно замолк, прислушиваясь. Страх, не так давно ослабивший свою мертвую хватку, снова начал сдавливать моё горло. Майкл вскочил и подбежал к окну. Открыв его, он осторожно высунул голову наружу и глянул вверх. То, что Майкл там увидел, заставило кровь отхлынуть от его лица. Бледный, как полотно, он отпрянул от окошка и бросился к столу за ружьем. Я вскочил с кресла, судорожно оглядывая комнату в поисках того, что могло бы послужить оружием. Сомнений в том, что сейчас находилось на крыше моего дома, не было никаких. Запоздало вспомнив о разделочных ножах, я помчался на кухню, цепляясь в панике за дверные косяки. Когда я вернулся в комнату, сжимая в кулаке длинный слайсер*, то остолбенел, не в силах сделать шаг.
В оконном проеме, уставившись на нас немигающим взглядом желтых глаз, торчала голова горгульи. Тварь была слишком большой, чтобы пролезть в окно. Она цеплялась лапами за раму и шипела в бессильной злобе, хлопая крыльями. В её распахнутой пасти, усыпанной острыми, как скальпель, клыками, извивался длинный раздвоенный язык.
Майкл первым очнулся от оцепенения. Раздался ружейный выстрел, оглушивший меня в замкнутом пространстве. Затем, без промедления, Майкл разрядил второй ствол. Крылатый монстр взвыл и отпрянул от окна. Комнату наполнил запах сгоревшего пороха. На минуту всё стихло. Затем с улицы донёсся звук встревоженных голосов, захлопали двери. Сквозь развороченное окно я увидел, как в соседских домах загорается свет. Похоже, грохот ружейных выстрелов разбудил добрую половину западного Принстона. Крайне осторожно я приблизился к оконному проёму, хрустя ботинками по разбитому стеклу, пока Майкл перезаряжал ружье. Ничто не указывало на близкое местонахождение адской бестии. Лишь смазанные потеки черной жижи на оконной раме свидетельствовали о том, что Майкл попал в цель. Я выглянул наружу и посмотрел вниз, на мостовую. И нисколько не удивился, когда увидел там лишь булыжники, освещаемые тусклым светом уличного фонаря. Ни следа монстра, напавшего на нас. Вдалеке послышался вой полицейской сирены. Я обернулся и взглянул на друга, нервно сжимающего ружье.
- Твой старый «форд» сейчас на ходу?
Майкл удивленно вскинул брови.
- Да, но какой от него сейчас прок?
- Не думаю, что эту тварь можно убить пулями. Пусть она сейчас не из камня, но законы природы над ней не властны. И если мой дядя её вызвал, то наверняка есть способ отправить её обратно в преисподнюю. Нам нужно как можно скорее ехать в дом Айзека. В то место, где всё началось!
Майкл напряженно размышлял. Скулы его ходили ходуном, он еще не оправился от нападения адской твари. Но теперь у него не было сомнений в правдивости моих слов. Кошмар стал явью. Майкл коротко кивнул и мы бегом устремились к его дому, стараясь не наткнуться на полицейских. Пришлось бы слишком долго объяснять, по какой причине мы устроили пальбу посреди ночи прямо в сердце жилого квартала.
Мы подъехали к проклятому дядиному дому уже через четверть часа. На моей памяти Майкл никогда так быстро не ездил. Пару раз фары выхватывали из темноты оленей, перебегавших дорогу. Одного из них мы чуть не сбили при повороте. Майкл резко швырнул машину на встречную полосу, отчего та накренилась и едва не потеряла управление. Во время езды я то и дело вертел головой, стараясь разглядеть в ночном небе крылатый ужас, взбудораживший наши размеренные жизни. По сей день я задумываюсь, почему именно я стал объектом охоты той клыкастой летающей твари. Неужели одного лишь прикосновения человеческого тепла достаточно, чтобы её оживить? Что стало бы с горгульей, если бы я погиб? По всей вероятности, ждала бы следующую жертву. Безмолвное, застывшее изваяние, готовое разорвать на куски того, кто разбудит её.
Машина, взвизгнув тормозами, остановилась возле обветшалого особняка, который никогда не стал бы моим. Он уже принадлежал неведомой силе, впитавшейся в проеденные короедами стены, клубившейся по тёмным углам. Силе, которую Айзек Дональдс впустил в наш мир, опьяненный новыми знаниями и забывший об осторожности.
Первым делом я зажег керосиновую лампу, которую прихватил с собой и побежал в сарай в поисках топора. Майкл же остался ждать у крыльца с ружьем наперевес. Света автомобильных фар едва хватало, чтобы разогнать тьму перед домом.
Когда я вернулся, сжимая затупившийся пожарный топор, мой друг уже изрядно нервничал. Оставаться одному при данных обстоятельствах было чревато разрывом сердца от малейшего хлопка крыльев совы или любой другой лесной птицы.
Мы дружно вломились в дом и я, освещая путь лампой, прямиком направился к заколоченной дубовой двери, ведущей в подвал. У меня не было сомнений, что я найду там то, что поможет одолеть проклятую тварь. Превозмогая боль в раненой спине я несколькими взмахами топора разломил одну из досок, и надломил еще две. Вместе с Майклом мы отодрали висящие на гвоздях обломки и отворили тяжелую дверь. В нос нам ударил затхлый воздух со смутно знакомым запахом. Чуть позже я узнал в нём запах фурацилина в смеси с формальдегидом, который встречался мне в клинике.
Спустившись по скрипящим ступеням, мы оказались в тесном помещении, уставленном разного рода утварью. Свет лампы выхватил из темноты длинный стол, заваленный хирургическими инструментами. Бурые засохшие пятна расплылись по доскам столешницы. Я поднёс лампу поближе и с ужасом разглядел кожаные ремни, прибитые к столу, наподобие тех, что используют для привязывания буйных пациентов в психиатрических лечебницах. Чуть дальше находилось что-то вроде алтаря, залитого воском. За ним на стене виднелось изображение козла, восседающего на троне. В руках он держал фрагменты человеческих тел, а вокруг него царил неистовый шабаш. Меня охватил озноб. Я едва подавил желание прямо сейчас сжечь дотла это богопротивное место. Позади меня Майкл тяжело дышал, упираясь мне в спину. Мне думается, в тот момент он отдал бы всё на свете, лишь бы покинуть это средоточие потустороннего ужаса и страха.
Я огляделся по сторонам, высоко подняв лампу. В противоположном углу я заметил небольшой письменный стол, заваленный книгами и бумагами. Там наверняка должны быть знания, способные обратить вспять то, что начал Айзек. Я спешно направился в противоположный конец подвала, увлекая за собой Майкла. По пути мы миновали жуткого вида деревянную бочку, из которой исходил такой смрад, что заглядывать внутрь не было никакого желания. Поставив лампу на стол, мы принялись лихорадочно перебирать кипу бесовской литературы. Стоило оценить размах моего дяди, собравшего изрядную коллекцию оккультных книг. Библиотека на верхнем этаже была совсем иного свойства. Но тут мне попадались книги с весьма зловещими названиями, впрочем, ничего мне не говорившими: «Молот ведьм» Крамера, «Поиски тетраграмматона», «Жизнеописания Абдула Альхазреда», «Манускрипт Войнича». Жуткого вида "Некрономикон" в обложке, напоминающей кожу, от одних иллюстраций которого меня прошибло в холодный пот.И всё это в дополнение к весьма большому количеству трактатов по средневековой демонологии и прикладной хирургии.
Неожиданно на глаза мне попался лист пергамента с двумя рисунками на нем. Один из них я узнал. Именно он был начерчен на полу чердака, под каменной статуей. На листе он был обозначен как «Оживление». Второй под ним – «Аннигиляция». Я привлек внимание Майкла и показал ему пергамент. Попробовать стоило. Я схватил со стола пару кусков белого мела и мы торопливо стали подниматься по ступенькам наверх.
Поднявшись на чердак, мы принялись усердно вырисовывать замысловатый рисунок на полу, представляющий собой некую окружность с различными геометрическими фигурами и буквами внутри. В некоторых значках я узнал латынь и греческий. Другие же были мне абсолютно незнакомы.
Наша работа не закончилась и наполовину, когда мы явственно расслышали хлопанье кожистых крыльев. Я еще быстрее принялся рисовать мелом еретичный рисунок, попросив Майкла взять на прицел слуховое окно. Я был безмерно благодарен своему другу за стойкость и храбрость перед лицом жуткой опасности. Нет причин сомневаться в том, что я не справился бы без его помощи.
Я целиком и полностью сосредоточился на воспроизведении загадочной колдовской печати, стараясь не упустить ни единой детали. Зажав в одной руке лист пергамента, я свободной рукой воспроизводил все диковинные значки, один за другим. Я ползал на коленях, время от времени переставляя керосиновую лампу, и старался не замечать звуков, доносившихся снаружи. Я даже не дернулся, когда раздались ружейные выстрелы. Мел в моей руке неистово царапал пол, дополняя и дополняя оккультную печать.
Я уже почти закончил, когда краем глаза заметил пролетающее мимо меня ружье. Оно откатилось в дальний угол и замерло там, подняв тучу пыли. Я услышал, как Майкл охнул и затих. Спустя пару мгновений я отбросил в сторону лист пергамента и вскочил. Печать была завершена. В нескольких метрах от меня стояла крылатая тварь. Она уставилась на меня испепеляющим взглядом желтых глаз, разинула пасть и кинулась вперёд. Я в ужасе отпрянул, инстинктивно закрываясь руками. Но ничего не произошло. Открыв глаза, я увидел извивающуюся на полу бестию. Она бешено крутилась, вращала головой и хлопала крыльями. Но сдвинуться с нарисованного круга не могла. Через секунду это уродливое создание затихло. А затем просто рассыпалась в пыль. Всё, что осталось от неё – лишь горстка черного, как земля, порошка.
Стараясь не наступать на останки твари, я аккуратно обошел оккультный знак на полу и бросился к лежащему на полу Майклу. Ему хорошо досталось, одна рука явно была сломана, но опасности для жизни не было. Подхватив его под здоровую руку, я помог ему спуститься. Медленным шагом мы вышли из дома на свежий воздух. Начинало светать. На востоке у горизонта занималась алая заря. Воздух казался свежим, как никогда.
Я усадил Майкла в машину, а сам достал из багажника канистру со шлангом и слил немного бензина из бака. Едва переставляя дрожащие от усталости и нервного перенапряжения ноги, я обильно полил бензином крыльцо дома. И без промедления поджёг дом. Сухое дерево занялось мгновенно, потрескивая и источая вокруг едкий дым. Через минуту на месте покосившегося особняка пылал огромный костёр, пожирая свидетельства нечестивых обрядов и экспериментов, проводимых здесь моим сумасшедшим родственником.
Сейчас, когда я вспоминаю события тех жутких дней, мне всё труднее и труднее относиться к произошедшему, как к реальности. Но страх перед карнизами крыш, нависающих над головой, силён до сих пор.
Слайсер* - вид кухонного ножа.
Morozov (07-го, 25 лет)
